— Как-как… фигак, — пробурчал лесовик. — И откель токмо тянут желторотиков-то! Истинно собака на заборе… Не зевай, отроче! Десять ниток к себе стягуй, да вяжи ромашкой… не шуткуй, посолонь загибай! Усе чары посолонь вяжутси, противу токмо нежить немертвая волшебствует!.. Держи таперча, да на куст кидай… Шибче затягуй!
Стоило чуть ослабить хватку, как нахальные нити удирали из «рукоделия». Я ловил их, запихивая обратно. Нити упрямились и запихиваться не хотели. Пот градом катился по лицу и капал с кончика носа, я кряхтел и пыхтел, ободряя себя тем, что за последние две минуты узнал о магии больше, чем за всю предыдущую жизнь.
— Сил тяготу чуешь ли? — ехидно спросил лесовик. — Знамо, усё верно сладил. Таперча не спи, а на сеструньку усё лепи. Не шуткуй, отроче, на плечо лепи!
— Да на хрен он мне сплющился?! — заволновалась остроухая фигурка.
— Левее, левее! — подсказал маленький смерчик.
— Правее, правее! — немедля возразил большой.
Я припечатал «ромашку» с затянутым в неё кустиком к сестриному плечу и затянул болтающиеся концы нитей морскими узлами. Половины резерва как не бывало.
— Сморгни, вьюнош, да зри, шта вышло-та, — великодушно позволил дед.
Устроившийся на Янином плече кустик энергично замахал веточками. Осмотрев его, сестра расщедрилась на «Сойдёт». Зима, как какого-то щенка, потрепал меня по голове. Идио сделал пометку на обрывке пергамента.
— Ну щожь, — вздохнул лесовичок, — пора мне. Благодарствую за ласку, за беседу, а пуще всего — за подарочек («И тебе спасибо, дедушка», — вразнобой ответили мы). Будет надоба, скажи, девонька: «Расцвети, мой цветик!», травка и появитси. Отмолвишь: «Спи-засыпай», на плечо возвернётси… Мене сюдыть, вам, сталбыть, тудыть. Прощевайте!
Он качнул головой и уверенно погнал ежиков в глубь березняка. Мигом отрастив десяток ножек, гриб шустро посеменил за хозяином. Мы по-бараньи таращились вслед лесному деду и его ежовой банде, пока они не скрылись из виду.
— Прошу вас, не говорите ни слова. Я хочу навеки запечатлеть этот момент в своей памяти. Старичок Лесовичок и стадо ежиков, — шепотом попросил я, повернулся — и издал дикий восторженный крик, от которого закачались верхушки берез, а Зиме на голову шлёпнулось растрёпанное воронье гнездо.
Возле тлеющего костра на клетчатой скатерти стоял большой термос, и лежали четыре бумажных пакета со знаком знаменитой сети ресторанов быстрого питания.
Почему любимый герой русских сказок решил попотчевать нас блюдами народной американской кухни, думать не моглось и не хотелось. В любом случае, это было очень мило с его стороны. Мысль не успела ещё осесть, а ноги сами собой резко выпрямились, бросив тело в прыжок из положения «сидя». Перекат, руки выудили из пакета булочку, нетерпеливо рванули бумажную обертку, зубы впились в мягчайшее тесто… «Быстрое питание — чума современной цивилизации», — с грустью подумал я, закидывая в рот остатки гамбургера, и только тогда заметил, что вампир, сестра и оборотень таращатся на меня с нескрываемым ужасом.
— Вы не будете? — удивился я и развернул следующую булочку.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Тематика: путевой дневник
Указание на автора: отсутствует
Дата: 0 год от П.Х.
Заключение экспертизы: подлинник
Источник: архивы Большой Изморской библиотеки
Описание: пять сильно повреждённых пергаментных свитков с рукописным текстом на древнем Всеобщем.
Перевод: Йенн'ниэн Зима Шаэн'дарт, Старшая Хранительница
Предупреждение: для Посвященных Второго круга.
Пергамент первый.
<Начало затёрто, нечитаемо> пахли подозрительно, и сколько я не тщился, так и не смог узнать, из чего сделаны предивные <жирный отпечаток большого пальца, несколько слов неразборчиво> поостерёгся бы пробовать, но мои подопечные с таким упоеньем взгрызались в странные булочки, а желудок ворчал так жалобно, что я сдался. К слову, нездешние яства оказались совсем не плохи, а горчившая на языке коричневая вода бодрила не хуже прославленного эльфьего мирувора.
Упырь[48] долго, с подозрением принюхивался, но лопал так, что за ушами трещало: он, мол, не оправился ещё от раны, и ему нуж<на уси>ленная кормежка… Я закинул удочку насчёт «прикопать его где-нибудь под кустом» и получил печеньице. ХВ смеялись очень весело. Я — нет.
Перекусив, мы отправились в путь, ведомые уже не мною, а клыкастым <затёрто>, как то предложил сам клыкастый <затёрто>. Он и впрямь неплохо знает здешние края: подружку-то навещал не один раз, а из Измор, если я верно помню, только прыгать можно, туда — ни-ни.
Березняк остался позади. Мы идём по холмистому редколесью, переходим вброд мелкие ручейки, огибаем овражки и болотца… Идём мы с Тироном.[49] Его упырья милость величаво шествует впереди, а Джен[50] виснет на его локте, как оплетень на дубе. Беседа, впрочем, у них сугубо на военную тему (я не сую свой нос, но просто интересно): Джен — девушка разумная и к самообману не склонная. А в этом садке ей ловить нечего.
— Нашёл, — надменно растягивая слова, говорит упырь, — вот твой знак. Этвор, Стой-замри, оглушение, онемение или ослепле<ние> на срок <несколько слов неразборчиво> <что> тебе непонятно?
— Всё! — сердится Джен. — Ни человек, ни семург, ни даже вампир пальцы так не сложит. Это раз. А два, — шелест страниц, — вот!
— Янина Сергеевна, не демонстрируйте столь открыто своё невежество. Я склонен предполагать, что ваш провал обусловлен не внешними факторами, но исключительно недостатком практи<ческих упраж>нений.
— Чего? — переспрашиваю Тирона.
— Он сказал: «Янка, тупица, заниматься надо!» — переводит тот. — Тихо уже!
— Зим, совесть у тебя есть?
— Какая совесть? Я Тёмный, вселенское зло и… я хочу то же, что пил этот автор. А упо<требление тра>вы, что курил рисовальщик, стоит сделать обязательным на практи<кумах по пыто>чному мастерству. Как тебе идея? — весело спрашивает он, и я с<удорожно вцеп>ляюсь в лямки мешка, чтоб только вцепиться ему в глотку. Мою кни<гу ха>ять… ладно, Джен, но этот!..
— Короток и упрям, гори, запал, гори… — Тирон правой рукой похлопывает меня по плечу, а пальцы левой невзначай складывает для «заглушки». — Охолони, друг, у нас лу<чши>е места, нам и делать-то ничего не надо.
— Попробуй так… — вещает упырь, — нет, большой сюда, а мизинец…
— Так? — Тихий звук, похожий на хлопок. Упырь трясёт головой, как медведь, которому пчела влетела в ухо.
— Ты!!! — орёт он. — Э<затёрто>т, ты что натворила?! Я оглох! Яна!!!
