Затем одна или сразу несколько наших красоток, принимались потчевать старину Яхве всяческими деликатесами, которые он не ел, а именно вкушал с неподдельно царственным достоинством. Каждый раз Создатель представал нам в новом облачении. То это была его обычная, рабочая белая тога, то шелковый наряд какого-то персидского царя, то пышные одежды венецианского дожа, то еще что-нибудь эдакое, но всегда наряды были таковыми, что его очаровательные официантки легко могли покрыть поцелуями его мощную шею и широченную грудь могучего атлета.
Наши спутницы сами решали, кто именно должен был прислуживать Создателю за завтраком. Иногда к Яхве подходила целая группа красавиц в самом неожиданном сочетании, а иногда только одна из наших спутниц. Уже одно то, как наши прелестные шалуньи делали это, было составной частью любовной игры, а проделывали они все с невероятной выдумкой и изяществом, поднося яства ко рту своего повелителя самым неожиданным образом, но сладкое и фрукты, как правило, просто выкладывали себе на обнаженную грудь и здесь наши полногрудые красавицы, Неффи, Гелиора и Сциния всегда оказывались вне конкуренции.
Впрочем, для нас, мужчин, переход к десерту, как раз и служил сигналом к тому, что у Создателя наступало время утренних любовных игр и нам следует сваливать, и, частенько, завтрак начинался прямо с десерта, если какая-то из наших спутниц была слишком уж нетерпелива. Мы, конечно, могли задержаться и как следует подзакусить, Создатель не только никого не гнал прочь, но даже стоически сдерживал себя и не притрагивался к прелестям наших подруг руками и не лобзал их сладкие уста. Право же, видеть искреннее страдание на его напряженном лице, было выше наших сил и мы молча линяли из трапезной. Такое уважение, выказываемое нам Создателем, рождало в наших душах самые искренние ответные чувства.
После завтрака мы редко видели Создателя. Он иногда выходил из своих покоев, максимум на полчаса, час, но и за это время я успевал натерпеться многого, так как Яхве с веселым задором постоянно подтрунивал надо мной и устраивал всяческие каверзы. Он мог налить мне за шиворот воды, сунуть в карман или еще куда-либо, какую-нибудь свою новую золотую, живую скульптурку, - ужа или лягушку. Эти сувениры я собирал и теперь намерен бережно их хранить, так как они исполнены с невероятным искусством и мастерством. Ну, а уж подшучиваний в мой адрес было и вовсе не перечесть.
В основном Создатель всячески измывался над моими любовными подвигами, а подчас еще и бахвалился тем, что мои собственные подруги так благоволят к нему. Однако, все эти хохмочки выглядели вполне пристойно и нисколько не оскорбляли моего достоинства, да и не вызывали приступов ревности. К тому же Яхве никогда не позволял себе подшучивать над кем-либо из моих друзей, относясь к ним не только с царственным великодушием, но и с вполне искренним дружелюбием. Третируя же меня, Манни или Луи, он, тем самым, словно подчеркивал, что только мы ему ровня. Правда, мой папашка сразу отсоветовал мне отвечать Яхве тем же.
Тем не менее я все-таки иногда острил, но очень осторожно и продуманно. Мне вовсе не улыбалось нарваться на гнев Создателя и это несколько угнетало меня. Куда больше меня тяготило то, что Создатель с самого начала весьма недвусмысленно намекнул мне, что он не потерпит того, чтобы кто-то в Золотом замке трудился в то время, когда он отдыхает. Поэтому все дни напролет я был вынужден проводить в праздности, а потому уже очень скоро выяснилось, что я совершенно не умею и, главное, абсолютно не желаю отдыхать.
Для меня, вроде бы, было самое время было предаться сексуальному разгулу, но тем самым я мог жестоко оскорбить Создателя. Поэтому для любви у меня были предназначены одни только ночи. Мои подруги не стали исключением и в течение месячного сибаритства Создателя, не один десяток раз сумели побывать в его спальне, как по одиночке, так и все всей своей дружной кампанией, а иногда даже в новых, подчас самых неожиданных конфигурациях.
Все ведь только начиналось за завтраком, а затем, в течение остального дня и ночи, двери его спальни открывались исключительно только перед женщинами. Что там происходило, было для нас, мужиков, тайной за семью печатями, но уже одно то что все наши подруги были безумно счастливы и буквально рвались в его спальню, успокаивало, ведь что ни говори, но всем мы искренне радовались их счастью, быть любовницами нашего Создателя и даже вели свою статистику.
Из всех моих подруг одна только Неффи рассказала мне о том что там творилось, да и то лишь после того, как Создатель, завершивший свой медовый месяц, потрепал мне нервы пару деньков и отправился на три недели вниз, прошвырнуться напоследок по Парадиз Ланду, с вполне понятными мне целями. Старику, явно, было мало этого медового месяца. Не скажу, что я очень уж упорно добивался от своей царицы правды о медовом месяце Создателя и хотел знать все в подробностях. Мне просто было интересно знать, что же в итоге у меня получилось с магическим заклятием, наложенным на обереги.
Вся моя магия, собственно заключалась лишь в том, что я помог душе Создателя сбросить тяжкий груз пережитого и полностью вернуть себе ощущение молодости. Ничего, касающегося секса и какого-либо плотского вожделения в ней и близко не было, как не было ничего такого, что могло бы негативно повлиять на память Яхве или его интеллектуальные способности. Да он и сам, собственно говоря, против таких заклятий был отлично защищен ведь как магу, ему в этой Вселенной просто не было равных.
Нефертити, которой одной с самого начала был известен мой маленький секрет, практически сама, без каких-либо моих особых требований и вопросов, рассказала мне о своих отношениях с Создателем, который на целый месяц превратился в какую-то необузданную секс-машину. Произошло это весьма неожиданным и довольно забавным образом. Совершенно одурев от безделья, проводив Яхве, Маниту и Люцифера, отправившихся вниз, якобы, с инспекционной поездкой, я уединился в главной мастерской Создателя и принялся, от нечего дела, чтобы хоть как-то утихомирить зуд творения, лепить всяческую ерунду.
Все мои творения тут же отправлялись в огромный колодец, из которого я черпал Первичную Материю и как раз за этим бессмысленным занятием меня и застала Неффи. Моя божественная царица быстро приблизилась ко мне, легкой, танцующей походкой, заставляющей чарующе подрагивать её груди, лишь слегка прикрытые полупрозрачной, легкой тканью голубой туники. Она, как всегда, была великолепна, желанна и чертовски очаровательна и у меня тут же гулко застучало сердце.
По какой-то странной прихоти моей омолаживающей магии, из всех моих спутниц, только Гелиора и Нефертити выглядели лет на тридцать, да к тому же оставались женщинами, в то время, как остальным девушкам на вид нельзя было дать больше двадцати лет. В принципе это могло объясняться тем, что они обе не успели особенно состариться. Ведь Гелиора и Фламарион были в ангельском приюте сиделками, а отнюдь не пациентами, ну, а со слов Ликурга я знал о том, что Неффи и в свои преклонные годы сводила с ума молодых кентавров. Хотя черт его знает, почему эти прелестные женщины несли на себе печать возраста подлинного расцвета женственности.
