от девушки и Яна падает без сознания. Надеюсь, без сознания. Твари!
Они стоят над ней и о чём-то перешёптываются. Один из них ставит свою ногу в тяжёлом армейском ботинке, упираясь глубоким протектором в лицо Яны, и задумчиво поворачивает её голову вбок. Замахивается, целясь в обнажённую беззащитную шею, и…
Мне насрать! Пусть моё сердце вывалится из моей долбаной груди, я выращу новое. Или сдохну. Но умереть девчонке не дам. Слишком много моих любимых погибает за меня, из-за меня. Я ускоряюсь, срываюсь с места и бегу вперёд. Каких-то пятнадцать метров я преодолеваю за долю секунды.
Они медленно оборачиваются, словно что-то почувствовав. Кривятся, усмехаются, удивленно смотрят на мою развороченную грудь и на бьющееся в ней сердце. Мою голову снова сдавливают тиски и вонзаются иглы, но я отмахиваюсь от них. Куда там голове! Эта боль кажется такой смешной, по сравнению с болью в груди, с болью за Янку, что я просто отмахиваюсь от неё.
Я вытаскиваю свой чёрный клинок из-за пояса, и вонзаю его первому в переносицу, тому, который поставил свой ботинок на лицо девушки. Моей девушки! Выдёргиваю клинок, и аккуратно разрубаю голову второго точно на две одинаковые половинки. Успеваю увидеть его испуганное и удивлённое лицо, и бью его ногой в грудь, отшвыривая этот ошмёток говна в стену. На, сука! Тварь!
Сзади меня стихает шум битвы. Я опускаюсь на пол рядом с Яной, и оборачиваюсь. Она медленно приподнимает голову, открывает глаза и смотрит на меня, не осознавая, что произошло.
— Всё нормально, Ян. — Говорю я, сам понимая, что это нихера не нормально.
В нашу сторону движется шесть озлобленных и окровавленных Одарённых.
Я медленно поднимаюсь, смотрю на свою почти закрывшуюся рану и ухмыляюсь. Ну теперь поиграем...
Первые двое умирают быстро, за ними ещё один, а потом я словно упираюсь в твёрдую стену. Я не могу пройти ни вперёд, ни назад. Словно меня заперли в прозрачном кубе. Бля! Их всего трое. Я чуть-чуть не успел…
Я слаб. Я слишком слаб для Одарённых. У меня так мало Узоров. Хотя… Может и не слаб. Я хмыкаю и смотрю на трупы под своими ногами, на два трупа возле Яны, на шесть за ней. Невозможно быть самым-самым. В чём-то хорош я, в чём-то Яна, в чём-то тот же Патрик. Из нас вышла бы хорошая команда, если бы нам дали время вырасти, развиться, усовершенствоваться. Не дали, суки!
Что дальше? Невидимые стены сожмутся, раздавив меня в мясо? Или мы в патовой ситуации? Или они чего-то ждут? Тройка одарённых о чём-то шепчется. Затем они растерянно оборачиваются, и я слышу их испуганные вскрики.
Брызги крови летят в разные стороны, словно с той стороны кто-то работает бензопилой. Тройка последних моих врагов падает на пол, и я чувствую, меня больше ничего не сдерживает.
— Привет, Майки. Рад меня видеть?
— Николь! — Я совсем не удивлён. — Что ты тут делаешь?
Николь в белом плаще, в белых облегающих штанах и белой блузке. Словно пришла не на войну, а на званый ужин. Её золотистые волосы струятся по её плечам, за спиной у неё стоит парочка молчаливых, но грозных Одарённых. Их я раньше не видел. Личная гвардия? Скорее всего.
— Пришла спасти твою бестолковую тушку. Это же надо, чуть не умер, защищая какого-то незнакомого пацана. Майки, Майки…
Я без сил опускаюсь на пол. Ужасно хочется пить, я потерял очень много крови. Не пойму, опасаться её или благодарить за наше чудесное спасение.
— Ты грубиян, Майки! — Капризно говорит блондинка и осторожно проходит мимо меня, боясь испачкаться.
— Почему это?
— Я тебя спасла, а от тебя ни слова благодарности. Мир?
Мир… Забавно. Когда-то давно она точно так же спрашивала меня…
— Спасибо, Николь. Буду должен.
Она осторожно подходит к Яне, наклоняется, щупает пульс под бледной кожей девушки и удовлетворённо кивает. Затем незаметным, быстрым движением достаёт ошейник и накидывает его на тонкую девичью шею.
— Красивая девочка. Я люблю таких, возьму её себе. — Удовлетворённо произносит Николь и выпрямляет спинку.
Со стороны Янки доносится тихое шипение и ругань.
— Шалава! — Это самое безобидное, что я сумел разобрать.
— Майки. Нам нужно поговорить…
Я рыпнулся, но застрял на месте, словно муха попавшая в желе. Снова! Да что же это такое сегодня со мной! Все пытаются меня обездвижить.
— Ты победил, Майки! В этой битве. Ты герой, ты спас пацана, ну и твоя девчонка тоже будет жить. — Николь подошла ко мне ближе и улыбнулась. — Из нападавших никто не выжил. Теперь капитан Корнеев не скоро отправит новых людей сюда. Вернее, это теперь ему без надобности. Я отправила ему сообщение, что парнишка сдох, и нам не удалось взять его живым. Мне не жалко соврать ради тебя. Так что выдохни, всё хорошо. Ты всех защитил. Знаешь, для чего я это делаю?
— Для чего?
— Чтобы ты спал спокойно, мой любимый и уважаемый недруг. Видишь, я честен с тобой и справедлив.
Я снова дёрнулся. Попытался.
Тяжёлый удар в грудь отшвырнул меня назад и приложил о каменную стену, чуть не расквасив как мотылька о лобовое стекло авто. Крепкие у Гриши стены! Я всё ещё не мог пошевелиться, что-то, вернее кто-то из подручных Николь меня крепко держал.
Холодок успел пробежать по спине, Николь на ускорении приблизилась, выхватила мой черный клинок из моей руки и проткнула мне печень, пришпилив к стенке как бабочку. Сука! Скорость. Скорость всего лишь чуть ниже моей. Примерно, как у моих Шавок, может, чуточку ниже.
— Не рыпайся, Майки! Будет только больнее.
За её спиной выросли белые полупрозрачные крылья. Белый, горящий холодом, взгляд уставился на меня. Прозрачный белый меч, сотканный из воздуха два раза полоснул меня по конечностям, отсекая и прижигая сразу мои раны, чтобы я не сдох от кровопотери.
— Прости, это временная мера. Ручки потом прирастут обратно, ты же знаешь. Это, чтобы всё обошлось без эксцессов, как в прошлый раз. В этот раз я буду предельно осторожен. Я не дурак, Майки.
— Ты говоришь о себе в мужском роде… — Заметил я.
— Заткнись… — Николь изучающе уставилась на моё пришпиленное к стене тельце. — Где тут у тебя есть свободное место?
Она разорвала одежду на моём боку, внимательно присмотрелась, достала откуда-то маленький нож и принялась рисовать Узор на моем теле. Сука! Якорь для Перерождения. Она хочет переродиться в моём теле?
— Нахера тебе якорь на мне?
— О! Я вижу ты покопался в моих записях... И как тебе? Что-то понял?
— Много чего, Макар...
— Наконец ты понял. — Лицо Николь довольно улыбнулось мне. — Давно
