— Мы снова на «вы», — с горечью усмехнулся он. — Этого следовало ожидать, после того как я едва не сорвался. Иногда бывает, что я не могу его контролировать.
Бьорн опустил голову, уставившись на ноги. Я же нахмурилась, еще больше запутываясь во всем этом бреде сумасшедшего.
— Кого его? — прошептала. И тут же с долей истеричности добавила, заметив, как он дернулся в попытке то ли подняться, то ли поменять положение: — Только сидите на месте. И не вздумайте подняться!
Бернар выставил руки и, тяжело вздохнув, тихо произнес:
— Попробуй успокоиться. Прошу. А я попробую тебе все объяснить. По крайней мере, постараюсь.
И он попробовал. А я попробовала уложить в голове полученную информацию, с каждым его словом чувствуя себя не то окончательно свихнувшейся и попавшей в психушку. А происходящее ― или действием наркотических психушечных лекарств. Или сном. И лучше бы это было второе. Все же первое совершенно не прельщало.
Но также я подсознательно понимала, что это ни то и ни другое. Это, мать его, страшная реальность.
Или не совсем уж такая и страшная. Тут как посмотреть. Но в тот момент она, эта реальность, была именно такова.
Оказывается, в нашем мире существовали не только люди. Но и мифические оборотни. Спокойно существующие рядом с человеческой расой и даже имеющие с ними различные отношения. Дружбу и, господи, ущипните меня, любовь.
Оборотни прекрасно работали в человеческих компаниях, на высоких должностях. Создавали свои компании, в которых так же могли работать и оборотни, и люди. Или, наоборот, сугубо оборотнические.
Естественно, сами люди и не подозревали, с кем им приходится делить один рабочий кабинет. И понятия не имели, что за перегородкой твоего рабочего места в, например, центре поддержки, может оказаться совершенно не улыбчивый добродушный парень, а истинный, к примеру ― волк.
Оборотни не скрывались, но и не выставляли себя напоказ. Не заявляли о себе. Но оно и понятно. Люди уж точно не были готовы к подобному шагу.
Даже я, всегда трезво смотрящая на многие вещи, имеющая устойчивую психику (психолог подтвердил), и то сейчас тихонько подвывала, смотря в заледеневшие, уставшие глаза мужчины с приплюснутыми, почти вытянутыми зрачками.
Мать моя женщина. Напротив меня сидит оборотень. Оборотень! Можно даже повторно не кусать язык или щенку, я уже знала – не поможет.
Дальше больше.
Бьорн заговорил о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. В том самом смысле, в котором только можно было представить. Он начал говорить о неких парах. А точнее ― о предначертанных оборотней.
Не все оборотни женились или выходили замуж за себе подобных. Это объяснялось парностью. Некий древний инстинкт. Притяжение. Просыпающийся в момент нахождения подходящих по всем внутренним параметрам женщины или мужчины.
Оборотни и сами четко не могли объяснить, как это происходит и по каким критериям. За это понимание отвечала звериная половина. Но знали, что где-то там есть его или ее частичка. Частичка души. Созданная именно для него или ее.
Это притяжение невозможно было остановить или пресечь. Или как-то еще заглушить. По крайней мере, с оборотнической стороны. Да и не бывало такого, чтобы пара отказывалась от своего или своей предначертанной.
Ведь если пара была из человеческой расы, не имея звериного инстинкта, все равно ощущала принадлежность именно к этому мужчине или женщине. И как бы ни старалась или ни желала, пускай будет человеческая женщина, а все равно, встречая пару, через какое-то время приползала хоть на коленях, хоть на пузе.
Неприглядная правда.
Но был еще более, можно сказать, страшный момент. Со стороны человеческих пар.
Стоит предначертанным слиться, грубо говоря, заняться сексом ― и последствия необратимы. Любой оборотень будет чувствовать, что этот человек принадлежит другому оборотню и никогда не посмеет и близко подойти или завязать интрижку.
Со стороны «наших» мужчин еще круче. Они на подсознательном уровне будут чуять от женщины нешуточную опасность, дискомфорт и желание свалить в закат. И все из-за метки, которую оборотень ставит в момент слияния.
Ах, да, еще и его запах.
Вывалив на меня последнее, Бьорн настороженно замолчал, пытаясь что-то понять по моему офигевшему лицу.
Заторможено моргнув, передернула плечами, стряхивая с себя оцепенение.
— Ты хочешь сказать, — кашлянула я, лихорадочным, мечущимся взглядом смотря куда угодно, но только не на подобравшегося мужчину. — Ты хочешь сказать, Бернар, что то, что между нами произошло, и было то самое слияние? Ты хочешь сказать, что я твоя пара, Бьорн? Ты хочешь сказать, что ни с кем, кроме тебя, я больше не смогу быть? Не смогу больше жить так, как я того хочу?
Я не кричала. И даже не истерила. Хотя повод был более чем весомый. Нет. Но с каждым моим словом Бьорн серел и опускал голову. А я понимала, что все, что я только что произнесла, правда.
Господи. Почему это происходит со мной? Где я так согрешила.
— Да.
Всего одно слово и две буквы, а внутри меня словно все выморозилось. Руки сжались, едва не разрывая ткань подушки.
Стиснув зубы до скрежета, выдавила:
— Почему сейчас? Почему сейчас это произошло? Ведь я встретила тебя не сегодня. Почему только сейчас, Бьорн? Или ты сразу все понял и молчал? Ответь? Зачем?! И почему я чувствовала себя как оголодавшая свихнувшая кошка при виде валерьянки?
Бернар тяжело вздохнул и закатил глаза к потолку. Я же едва сдержалась, чтобы не кинуть в него почти истерзанной подушкой.
«Глаза он еще смеет закатывать, сволочь!»
Но промолчала, дожидаясь ответа.
— Нет, я не сразу понял, что ты моя пора. Тут много может быть причин. Не вижу смысла в них копаться. Это произошло. И все. Почему не сказал, как только узнал? А что бы ты ответила, если бы узнала раньше? Что бы это изменило?
Он ненадолго замолчал, пытливо вглядываясь в мое пристыженное лицо, я понимала правдивость озвученных слов. Но снова ничего не сказала. Зачем? Если он прав? А он, как ни крути, прав. Ничего бы это не изменило. Возможно, было бы все и куда сложнее.
