— Какая же, богатырь?
— Да та, откуда пришли…
— Мудр ты, хоть и молод, — кивнул старик, — и я чую, тем закончим, послушаем, однако ж, старца…
В ожидании Стардида крутенцев усадили на лавки, в момент служками принесенными, накрыли прямо здесь стол, уставили яствами. Пышные хлеба, вино и мед, поросенок в яблоках и горшки с кашей… У дружинников слюнки так и текли, но Крутомил лишь покачал головой. Понятное дело — ну, во-первых, хлеба поесть — покров дома принять, а еще неизвестно — друзья здесь, иль враги. Ну, а во-вторых, подсыпят чего, может — и не отравы, а так, дурмана какого, очнешься — связанный! Ни к чему…
— Что други, скажите, — в четверть голоса молвил Крутомил, — пробьемся, если что?
— Сквозь этих — пройдем, — в голосе Яромила звучала уверенность.
— Коли стрелы ядовитые в дело пустят — все поляжем! — шепнул Зырка, зачем-то оглянувшись.
— Не пустят, — успокоил дружинников Долислав, — народ степенный, богатый! Эк здесь торгуют — похлеще элласов.
— Эк ты Долислав, столько лет прожил, по всем морям плавал, да на горы взбирался, а того не понял, что богатые торгаши — самый подлый народец и есть, — не согласился Скрома.
— И самый подлый, и самый сговорчивый, — уточнил княжич, — да и беседуют с нами, пока что, ведуны. Чую я, самые главные слова этот Стардид молвит.
Ждать пришлось еще долго. Так хоть отогрелись — чего-чего, а дров эти странные древляне не жалели, топили чисто, дымом не пахло, только жаром несло, да медью каленной попахивало. Заурчало в животе у одного крутенца, тут же, будто зараза какая — откликнулся живот у другого. Время заморить червячка…
— А у меня сальце припрятано, — шепнул Зырка, — поделим?
— И у меня сало водится, — ухмыльнулся в седой ус Долислав, — да только нельзя!
— Отчего ж?
— Обида будет, — объяснил княжич, — вот пока не едим — вроде сытые, а коли начнем свое жевать — решат, что врагами пришли…
Отворились внутренние двери, да так и остались распахнутыми настежь. Показались двое высоких юношей в белых шкурах, они что-то несли. Через мгновение это что-то оказалось передней частью деревянной лежанки, сплошь изрезанной зверями да буквицами. На ней лежало нечто, укрытое белой шкурой. Еще двое парней держали лежанку сзади, руки особо не напряжены — груз не тяжел. Ну, разумеется, вот шкура откинута, под ней — тщедушная стариковская головка — одни морщины, глаза да пара седых волосков сверху. Худющий!
Лежанка так и осталась на весу, юноши лишь развернули ее. Двое уже знакомых волхвов встали у изголовья. Крутенцы, как один, поднялись с лавок да поклонились. Старик присел на лежанке, оглядел ясными глазками гостей.
— Как звать величать вас, добры молодцы? — голос у Стардида оказался высоким, почти писклявым, — Откуда родом?
— Все мы одного рода, крутенского, внуки сварожьи, — ответил за всех Крутомил, — я Крутомил, княжий сын, вот Долислав, старый боец, мир повидавший, вот Яромил, юный сродственник мой, а это — Салазка, дружка, вот дружинник Скрома, а это — Зырка, все они славные бойцы. Сыны Крутена все! Послал нас князь с вестью для Рамира, князя древлянского, да заплутали видать, ну — чуток…
— Расскажи-ка мне о граде своем, — пропищал дедок.
— Град наш, Крутен, невелик, Вавилон раз в десять больше будет, да и народа поменьше две сотни тысяч, живем широко, терема в три пола ставим, но подале друг от друга!
— Есть ли море от града вашего поблизости?
— Есть и море Гинтарное, и озеро Теплое…
— А далек ли от града вашего Новгород?
— Что за новый город? — не понял княжич.
Старейшина волхвов оглядел крутенцев, на миг заглянул каждому в глаза — одни недоуменные взгляды. Никто не хитрил! Чтобы так шестеро парней, привыкших только мечом махать, да на пирах объедаться, чтобы все разом изобразили удивление? Нет, не врут странные гости, не слыхали они о Новгороде!
— Скажи, княжий сын Крутомил, а слыхал ли ты о Киеве?
— Есть такой град средь южный степей, — отозвался Крутомил.
— Дружен ли град ваш Киеву? — продолжал допытываться старец.
— Да уж какая там дружба, — махнул рукой княжич.
— А с кем дружите?
— Вот с Древлем исстари дружны, да только то — другой Древль.
— А о Коростене, небось, прослышаны?
— Только сегодня, с утра это слово первый раз и услышали, — ответил Крутомил.
— Скажи еще раз, княжий сын, как звать того князя, к коему ты послом отправлен.
— Рамир, сын Теля, славный князь древлянский…
Стардид задумался, не спеша переводя взгляд с одного дружинника на другого. Ишь, старый ворон, дед, триста лет… И как еще соображает?
— Передали мне, что сватали тебе, княжий сын, внучку Александра, царя Македонского, того, что пол-мира завоевал?
— Точнее — правнучку, хотя их и не разберешь, их, этих внучек — что собак в Крутене по переулкам, — пожал плечами княжич, — вот, Долислав, — Крутомил указал рукой, — не даст соврать — сказывал, тратил серебро на девок вавилонских, так там каждая вторая — внучка иль правнучка Александроса!
— Ты бывал в граде Вавилоне, добрый человек? — обратился к Долиславу Стардид.
— Кто по свету хаживал, Вавилона не миновал, — отозвался старый вояка степенно.
— И по девкам вавилонским хаживал?
— Ага.
— Ну и как?
— Искусны.
— А красивы?
— Не, в сравненье с крутенскими… У наших хоть есть, за что подержаться!
— И все — внучки Александроса? — старец прищурился.
— Ну, не все, — улыбнулся Долислав, — да видел у одной дома рисунок на всю стену, родословная, что дерево, корень — Александрос — а хозяйка — что веточка на кроне того рода.
— И сколько лет той внучке Александровой?
— Да это ж, поди, лет эдак пятнадцать назад, как я с ней ярился, — задумался старый вояка, — ну, а ей за тридцать, хоть и молодилась, стереть бы с нее все белила да румяна… Ну, сейчас ей лет с полста, не меньше. Небось, до сих пор дыркой серебро загребает!
— Значит, внучке Александровой с полста лет?
— Ну, так и сам македонец помер сто лет как, да с гаком!
— А велик ли гак?
— Лет десять, да чего меня пытать, не учен я… — неожиданно обиделся Долислав, — Только что читать да писать научили, счет знаю…
Дружинник осекся на полуслове, осознав, что его уже не слушают. Взгляд Стардида как бы опустел, будто душа при бодрствующем теле улетела куда-то далеко. Волхвы, стоявшие рядом с лежанкой, втянули головы в плечи, взгляды — в сторону. Тишина, только шум из-за наружных дверей. Торговля, видать, пошла, дело-то к полудню!
— Расскажи мне, — писклявый голос вновь разнесся по палатам, — княжий сын, как добрались до нас, не повстречалось ли на пути чего особое, необычное?
