Это все казалось настолько дьявольски несправедливым, что когда лейтенант разревелся вдруг в голос, Стэнли Кон-Кавафа даже не стал его ругать.
Особенно учитывая, что он, считай, потерял первую линию: солдаты даже не успеют проснуться, когда тварь их убьет.
Счастливчики.
И все же кто-то должен здесь командовать.
– Сообщить командирам Седьмой и Тридцать Второго, что к ним идет. Пусть кто-нибудь установит контакт с командованием стратегических бомбардировщиков. И отослать сообщение в главный штаб. И… – полковник заколебался. – И дайте знать третьей линии. Забрать оттуда людей, прежде чем они примут оглупители. Бешеный Конь и Завиша пусть постараются сдержать его настолько, насколько получится.
* * *
Пресвятая Владычица явилась как обычно – предвосхищенная музыкой, которая терзала ему сердце. Тронутый до глубины души, он сражался со слезами – самыми искренними из тех, какие вообще могли излиться из глаз смертного, – и все же сдался и заплакал. Недостоин, недостоин, недостоин, билось у него в голове вместе с растущей волной любви и преданности. Как можно устоять на ногах пред лицом такого чуда?
Он закрыл глаза и, чувствуя на щеках слезы, пал на колени, прежде чем отзвучали первые такты.
– Госпожа…
Только-то и сумел прошептать, прежде чем чувство присутствия стало настолько всеохватным, что он понял: Она уже пред ним.
– Рыцарь…
Голос. Этот голос. Словно шепот любимейшей матери, чувственной, любящей, исполненной милосердия. Голос единственной госпожи, которой стоит служить. Телом и душой.
Он открыл глаза. Она парила над землею, всего-то на расстоянии протянутой руки.
– Рыцарь…
Смотрела так, что сердце его едва не выпрыгнуло из груди.
– Рыцарь, – шепнула снова. – Час настал.
Он прикрыл глаза, пораженный бесконечной печалью в ее голосе.
– Встанешь нынче против величайшего моего врага, против змия, коему стопа моя раздавит голову, и если окажешься достоин, врата небесные отворятся пред тобою.
Он лишь склонил голову, неспособный выразить переполнявшие его чувства. Шанс. Наконец-то шанс на искупление вины. На то, чтобы совладать с позором.
– Госпожа. Стану мечом Твоим. Стану продолженьем воли Твоей и Твоего справедливого гнева. Стану, – тут на миг у него от счастья сперло дыхание, – стану стопою, коя от имени Твоего раздавит змию голову.
Она улыбнулась сладко.
– Хорошо, мой рыцарь. Тогда ты и оруженосцы твои встанете во имя мое противу Врага. Остальные уступят вам место.
Махнула рукой – и ряды тяжелой пехоты принялись отступать, не размыкая строя. Он повел по ним равнодушным взглядом, уже не принимая в расчет. Распростиралась впереди широкая, укрытая облаками пыли равнина Чистилища, от края до края заполненная армиями ада. Демоны меньшие и суккубы уже шли по ней, воя и размахивая пламенными остриями. Он их проигнорировал, переведя взгляд свой дальше. Туда, где из дымов и серных туч выступал Зверь. Враг Мира собственной персоной.
– Владычица, клянусь бессмертной душой своею, что одержу победу над Твоим врагом – или погибну, пытаясь сие совершить.
Она прикрыла глаза, складывая ладони для молитвы, – и исчезла.
* * *
– Сестра? Сестра, слышите меня?
Голос доносился из ниоткуда, прерывая ее «Мария, Дево, радуйся». Они как раз повторяли молитву в третий раз, она – спокойно, легко погружаясь в нужный ритм, он – плача и постанывая, с глазами, устремленными на часы, которые отсчитывали время до прихода волны магхостов. Ей до часов дела не было, в такие минуты они больше мешали, чем помогали, но вот потом могли стать единственной надеждой. Волна никогда не длилась дольше четверти часа, хоть обычно бывали это длиннейшие пятнадцать минут, какие могут случиться с человеком в его жизни. Поэтому они начали уже сейчас, чтобы дать молитве поглотить их, чтобы найти в ней силу и опору. Ну и, конечно, ей нужно было чем-то заняться. Они произнесли «Верую», «Отче наш» и приближались к концу третьей «Мария, Дево, радуйся», когда голос из ниоткуда оторвал ее от розария [21].
– Сестра? Пожалуйста, подойдите к двери, это важно.
Только сейчас она его узнала. Чернокожий сержант. Сильно, очень сильно взволнованный. Она спокойно закончила «Мария, Дево, радуйся» и улыбнулась раненому.
– Сейчас я вернусь и мы начнем снова, а то сержант покоя нам не даст. Повтори еще раз «Отче наш» и «Господу слава». Вернусь, как только найду и сломаю этот динамик.
Она встала и пошла к выходу. Сержант, наверное, как-то определял, где она находится, – на этот раз голос его прозвучал только из динамика над дверью.
– Сестра, мы улетаем. Прошу приготовиться к выходу. – Приказ сопровождался сопением и скрежетом внешней двери.
Она заморгала, пойманная врасплох. Так они все-таки прислали за раненым грав. Все-таки рискнули, чтобы не оставлять их магхостам. Что ж, она и так станет за него молиться. Она потянулась к блокиратору, который показал ей Клавенсон.
– Хорошо, сержант. Открывайте дверь, я иду за капралом.
Динамик затрещал, потом из него донесся вздох. Она замерла с ладонью на рычаге, поскольку знала уже, что скажет сержант, прежде чем он издал хотя бы звук.
– Он не полетит, сестра. За нами прислали «тушканчиков».
«Тушканчики». Небольшие десантно-штурмовые машины на несколько человек. Когда они стартовали, ускорение достигало десяти g. Использовали их в основном для молниеносных контратак и для быстрой эвакуации из районов отступления. Новак бы старт не пережил.
Мысли эти пронеслись в ее голове одна за другой, словно солдаты, марширующие перед трибуной. И предвосхищали они вывод вполне очевидный.
– От чего вы бежите?
Скрежет стих.
Колесо отворявшейся двери изнутри можно было заблокировать очень просто. Короткий стальной стержень проходил сквозь одну из поперечин и углублялся в небольшое отверстие. Пока его не вынешь, дверь не открыть никакими средствами, кроме, разве что, лазерного резака или пары десятков килограмм взрывчатки. Она смотрела на свою руку, стиснувшую блокиратор, на четки в той же руке. Ждала.
– Абандалакх, – прошептал он наконец, и она почти почувствовала его бессилие. – Абандалакх появился на поле и идет на нас. Волна магхостов будет через восемь минут. Сам он – часа через два-три. Мы его не удержим. Получили приказ, – добавил он не пойми зачем. Это-то очевидно, что получили, – иначе бы они не эвакуировали последнюю линию обороны.
Абандалакх. Когда была помоложе, почти сразу по принесении клятв она ухаживала за солдатами, которые пережили первое сражение с этим не пойми чем. Многие так и не пришли в себя.
Внешние двери снова заскрипели, она же не могла отвести взгляд от своей руки, в которой держала четки. Маленький серебряный крестик гипнотически раскачивался.
– Сержант, – начала она, когда двери заскрежетали в последний раз и послышались несколько тяжелых шагов. Металлическое колесо, запиравшее дверь, вздрогнуло и дернулось, заблокированное. – Сержант, – повторила она громче. – Я не закончила молитву.
– Сестра…
– Я обещала капралу, что вернусь и что мы начнем ее снова. У вас осталось всего несколько минут, пока волна доберется сюда. Прошу вас уйти.
– Сестра, я получил приказ…
– Но вряд ли его выполните. Я, сестра Вероника Аманда Рэдглоу, при здравом уме, по собственному желанию и без принуждения решила остаться на линии фронта, чтобы присмотреть за раненым капралом Эдвардом Новаком. Я отказалась покинуть бункер и отворить дверь, – с каждым словом дышала она все свободней и глубже. – Это ваша страховка, сержант. Наверняка все записал черный ящик брони. Никто не предъявит вам претензии.
Рывок едва не согнул стальной рычаг блокиратора.
– Это ничего не даст. Вы не откроете двери. Прошу уйти. Время истекает.
Несколько долгих мгновений он молчал, словно ожидая, что она изменит решение. Наконец молча развернулся и двинулся к выходу. Ее удивило, когда внешние двери заскрежетали. Он терял бесценные секунды, чтобы ее закрыть. Она улыбнулась.
