Если честно, я и с ним ни разу не испытывала такого возбуждения. Нет, дело вовсе не в том, что у нас что-то не складывалось, но мы были совсем юными, когда решили перевести свою детскую дружбу во что-то большее. Первые два года мы активно занимались петтингом, но он… Шон был славным парнем и до такой степени уважал Холли с Эдрианом, что настаивать на сексе пришлось мне. Первый раз у нас случился уже после того, как нам исполнилось восемнадцать лет, и больше никогда ничего не было. Все прошло очень мило, нежно, неловко – в общем, как бывает в первый раз с тем, кто так сильно о тебе заботится. Наверно, если бы мы до сих пор встречались, я бы рано или поздно испытала такое возбуждение, как будто все мое тело горит и я сойду с ума, если не получу разрядки.
Я сунула руку под одеяло и нерешительно коснулась резинки трусиков. С тех пор, как Шона не стало, я не делала ничего такого, даже этого. Как-то не хотелось, а в те редкие случаи, когда желание возникало, мне почему-то казалось, что это неправильно. Как будто я предаю Шона. Теперь я понимала, до чего это глупо. Но горе застит глаза. Уж это-то я точно знала.
Я прикусила губу, потом выпустила, вдохнула. Рука скользнула под резинку. Мускулы в животе напряглись – сперва чуть-чуть, потом сильнее. Я закрыла глаза и потянулась ниже.
Кончиками пальцев я коснулась влажной плоти, и дыхание мое участилось. Я безошибочно нащупала комочек нервных окончаний между ног, и меня словно током ударило. Я приподняла бедра и негромко застонала. Я знала, что делать. Не первый раз. Мы занимались этим с Шоном, когда у нас еще не дошло до секса.
Но это было так давно.
Я провела пальцем по нежной сердцевине, и спина тут же выгнулась. Я поджала пальцы на ногах. Перед моими глазами, как живой, моментально появился образ Рена с его ярко-зелеными глазами и чувственными пухлыми губами. Мне не хотелось вспоминать о нем, и я попыталась отогнать видение, но оно никак не уходило, маячило в подсознании. Я терлась о руку. Внутри меня бушевало пламя, с каждой секундой разгораясь все сильнее. Я старалась не думать о Рене, но пах ломило, и возбуждение нарастало. Бедра мои раскачивались, и я откинула голову на подушку, не в силах больше контролировать свои мысли. Я представляла себе, будто это не моя рука. И я прижимаюсь бедрами не к своей ладони, а к его. И пальцы не мои. Напряжение достигло пика и прорвалось, точно слишком сильно натянутая веревка: меня охватило наслаждение. Я с трудом подавила крик блаженства. И тело, и мысли разлетелись на мелкие кусочки.
Я рухнула на кровать. Бедра расслабились, сердце понемногу замедляло свой бешеный ритм. Я снова уставилась в потолок, пытаясь понять, почему же не делала этого три года.
Если бы каждое мое утро начиналось вот так, я бы, пожалуй, стала куда лучшим человеком.
Дыхание успокоилось, и я закрыла глаза. Мышцы охватила приятная истома. Я повторяла себе, что вовсе не специально думала о Рене. То, что именно его образ всплыл у меня в голове, – чистая случайность. В конце концов, он последний из мужчин, кого я видела, не считая Диня. И то, что я представила его себе во время… ну, того самого, ровным счетом ничего не значит.
Ничегошеньки.
* * *
Утром я отправила эсэмэску Вэл, поскольку нам надо было поговорить, и мы договорились встретиться в полдень на кладбище Лафайет. Место выбрала она. Вэл уверяла, будто в тиши могил ей лучше думается. У нее были свои странности, но я так ее любила, что мне было нетрудно пройтись двадцать минут до самого старого города мертвых из всех существовавших в Новом Орлеане.
У большинства людей хватает ума не шастать на кладбище по ночам, но днем там гулять вполне безопасно, учитывая, что обычно в это время там бродят толпы туристов.
Тем более что Вэл хотела заглянуть в книжный неподалеку от кладбища, и я была рада составить ей компанию. Мне давным-давно было пора купить очередной роман про татуированных парней[14].
Вэл ждала меня снаружи, у арочного входа на кладбище. Сегодня она пришла в черной юбке и открывавшей плечи бирюзовой блузке, на которой было больше оборок, чем на подвенечном платье. Выглядеть умопомрачительно в таком наряде ухитрялась только Вэл.
Она оттолкнулась от стены, подошла ко мне и обняла.
– Chйrie, ну наконец-то!
Я отстранилась и рассмеялась, услышав французское слово: Вэл нечасто его использовала.
– С чего это ты вдруг зовешь меня «дорогой»? Чего ты хочешь?
– Ничего. – Вэл взяла меня под руку. – Просто я рада, что мы наконец-то можем поговорить о том, что происходит, – ответила она и с несвойственной ей серьезностью добавила: – Я за тебя волновалась, Айви. Чего я только в Ордене не наслушалась…
– Про меня болтают всякие гадости? – предположила я. Мы прошли под кованой аркой.
Вэл похлопала меня по руке.
– Ну, как на это посмотреть.
Я сухо улыбнулась.
– Говорят, что я сошла с ума. Спасибо Тренту.
Мы шагали меж надгробий. Дорожки на кладбище были расположены крестом. Не знаю, специально ли так сделали, но, скорее всего, да.
– Трент уверял, будто ты сказала Харрису, что тебя подстрелил… старейшина, – негромко пояснила Вэл, увлекая меня налево. Я уже догадалась, куда она меня ведет. – И якобы ты в четверг вечером ему сама об этом рассказывала.
В четверг вечером. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Я поправила солнечные очки и задумалась. Я не планировала ничего говорить Вэл, пока не пообщаюсь с Мерль, но надо же мне было с кем-то все это обсудить.
Мы прошли под высоким деревом с золотистой и красной листвой. Здесь уже сильно пахло осенью.
– Я действительно видела старейшину.
Вэл ответила не сразу.
– Ты уверена?
Я рассказала ей обо всем, что произошло.
– Как видишь, обычные эльфы так себя не ведут. – Я замолчала. Мы обогнули группу туристов, окруживших надгробие. – Я запустила в него прутом, а ему хоть бы хны: выдернул и отшвырнул. Я сказала об этом Дэвиду, но, по-моему… он мне не поверил. Знаю, что не поверил. Думает, что я промахнулась или что-то типа того.
– О боже, – Вэл выпустила мою руку.
У меня сжалось сердце. Я остановилась.
– Я это не выдумала.
Вэл покачала головой, так что ее тугие кудряшки подпрыгнули.
– Я знаю, но…
– …но в это трудно поверить? – закончила я, глядя в прямую спину подруги. – Я понимаю, Вэл. Но это был старейшина. Причем не единственный, кого я видела. В пятницу вечером в районе складов я встретила еще одного. Его зовут Марлон Сент-Сайерс, по крайней мере, он так себя называет. Он какой-то крупный застройщик. Наверняка ты о нем слышала. Обычно эльфы стараются не привлекать к себе внимание публики, но этому вообще плевать, что его может кто-то сфотографировать, а потом эта фотка всплывет лет через двадцать и докажет, что он вообще не постарел.
Тут Вэл повернулась ко мне. Она была такой яркой, полной жизни среди разрушающихся серых надгробий, но сейчас лицо ее было бледным.
– Ты и вправду их видела? – она бросила на меня пристальный взгляд.
Я кивнула и ответила со вздохом:
– Да.
Вэл подошла ко мне.
– Как думаешь, зачем они здесь?
– Не знаю. Может, они всегда тут были. Мне кажется… я думаю, это как-то связано с вратами. – Я покосилась на туристов, которые прошли мимо, остановились через несколько надгробий от нас и принялись фотографировать. – Мне кажется, они задумали что-то сделать с вратами, – негромко добавила я.
Вэл округлила глаза и произнесла напряженно:
– Айви.
– Уж не знаю, что именно, но я не… – Тут я осеклась. Можно ли рассказать Вэл про Рена и Элиту? Не то что бы я не доверяла подруге, но, казалось, я предаю доверие Рена.
Вэл потеребила браслеты на запястье.
– Что?
Все-таки Вэл я знаю куда дольше, чем Рена, и я ей верю.
– Только не говори больше никому, ладно?
– Детка, я могила. – Вэл прижала руку к сердцу. – Я бы тебе такого могла порассказать о некоторых членах Ордена, что уши завянут, но я же молчу.
Мне даже стало интересно, что она знает. Я прошла мимо Вэл, направляясь к тому месту, до которого мы обычно доходили, прогуливаясь по кладбищу. На могиле первого члена Ордена, погибшего в Новом Орлеане от рук эльфа, была установлена статуя молящегося ангела, которая каким-то чудом оставалась всегда жемчужно-белой и почти блестящей. В центре надгробия была вырезана эмблема Ордена – три переплетенные спирали. Я протянула руку и погладила ее.
– Рен знает про старейшин, – призналась я подошедшей ко мне Вэл, взглянула на подругу и продолжала: – Он из Элиты.
Вэл моргнула. Потом еще раз моргнула.
– Что еще за Элита такая?
Я коротко улыбнулась. И рассказала Вэл все, что Рен поведал мне про Элиту и почему он там. На лице подруги читалось изумление. Наверно, у меня было такое же выражение, когда Рен мне во всем признался.
Вэл нужно было время, чтобы все осмыслить. Она расхаживала туда-сюда мимо могилы нашего погибшего товарища. Я разглядывала некогда чистые надгробия, посеревшие от времени. Взгляд мой остановился на полуразрушенном памятнике, у которого сверху осыпалась штукатурка, так что виднелись потертые кирпичи. Вообще кладбище не было лишено своеобразного шарма, пусть мрачного и печального, но мне сейчас было не до того: с сильно бьющимся сердцем я ждала, пока Вэл все обдумает.
