Приятно быть князем – или, как говорят кочевники, каганом – таких плодородных земель. Олег спустился с башни, чтобы принять участие в празднике, устроенном внизу. Пусть у славян много странных традиций, блот – праздник с жертвоприношением и возлияниями – они любят не меньше других народов севера. Олег вышел на улицу с телохранителями, следующими за ним по пятам. Остановился на миг, разглядывая принесенных в жертву рабов, обнаженных и раскрашенных, которые болтались на виселице под бескрайним голубым небом. Это зрелище, демонстрирующее его власть и богатство, наполняло сердце радостью. Запах мочи и кала, исходивший от удавленных, смешивался с благовониями из храма, запахами животных и ароматами цветочных венков, которыми украшали себя девушки, и еще хмельного меда из рога, из которого он пил. Все эти запахи казались ему невероятно богатыми и насыщенными.
Лето в землях русов было удивительно приятным временем – зной можно было буквально учуять по запаху, и в то же время от реки веяло свежестью, отчего даже самый жаркий полдень переносился легко. Земля была обильна: пшеничные поля, неводы рыбаков на озере, полные рыбы, неистощимые запасы пушнины и меда, чудесные леса, где можно охотиться и заготавливать древесину.
Девять мертвецов болтались на виселице у храма Сварога, повелителя волков, которого по-другому, насколько понимал Олег, звали Одином. Князь принимал культуру славян, однако отказывался называть другими именами своих богов, принесших ему такое богатство, и на самом деле он пожертвовал рабов Одину, повелителю повешенных. К тому времени горожане уже так перепились, что пребывали в твердой уверенности: жертву приносят Сварогу. Однако Олег проявлял осмотрительность и чтил и местных богов. В храме Перуна поставили новую статую бога с громадным воздетым молотом, готовым обрушиться и расколоть небосклон молниями.
Их верования очень похожи, думал Олег, в особенности вера в мировое древо, на котором расположены различные царства. Славяне ошибочно полагали, что это дуб, однако Олег отлично знал, что это ясень, называемый Иггдрасилем, однако разница в деталях была настолько незначительна, что князь счел это лишним доказательством сродства северян и славян, а также правильности их религиозных воззрений. Даже блот был в традициях славян. Они называли его братчиной – пиршеством вскладчину, – однако имели в виду то же самое, что и он. Выпивка, женщины, жертвоприношение и добрая потасовка, отчего сходство между народами еще больше усиливалось.
Народу в Ладоге было полным-полно. Урожай обещал быть прекрасным, князь даровал десять отменных коров на убой, и армия пребывала в отличном состоянии. Воины самого Олега, пришедшие из Скании[9], приняли то название, которое дали им славяне как личному отряду князя – «дружина»; отличная флотилия расположилась на реке и на Ладожском озере. Хазары тоже собирали войска, но крестьяне и рыбаки со всех необъятных земель были за него и жаждали отправиться на юг, предвкушая богатую добычу. Все они пришли в город, днем весело бросали в воду венки, а по ночам радовали богов, как следует напиваясь и наслаждаясь женским обществом.
Олег шествовал по улицам, раздавая небольшие подарки – монетки и хлеб, во всеуслышание приказав своему наследнику Игорю помогать ему. Ему приходилось постоянно выказывать на людях свое теплое отношение к мальчику, потому что Игорь приходился ему не сыном, а племянником. В условия сделки, позволившей ему обеспечить верность дружины – четырехсот воинов, – входило и то, что его сыновья не будут претендовать на престол.
В подобном уговоре не было ничего необычного – северяне не имели такой традиции, чтобы старший сын или вообще сын конунга немедленно наследовал власть после смерти родителя, однако Олег был человеком современным. Он понимал, насколько полезно заранее выбрать наследника, чтобы права этого наследника на престол никто не оспаривал. Причем на Игоря точно никогда не обрушится гнев богов, который они приберегают специально для отцеубийц. Он с бо́льшим терпением станет дожидаться, пока умрет нынешний князь. Игорю сейчас было шесть лет. Лет через десять, а то и всего через шесть, он захочет получить свое наследство. А Олег был единственным правителем, спасибо славянам. Они помнили его отца Рюрика, поэтому вернули ему престол. Игорь, сын его покойного брата, привел из Скании столько же воинов, сколько Олег, и дяди мальчика вынудили Олега поклясться, что Игорь будет его единственным наследником[10].
Олег дотронулся до меча, вспоминая, какие слова каждый раз говорил своим сыновьям при их рождении. Он вкладывал меч в их младенческие ладошки и повторял: «Я завещаю тебе только то богатство, которое ты добудешь сам этим мечом». Предполагалось, что это просто формальность, обряд, который должен добавить мальчику уверенности в себе. Однако Олег и сам начинал с пустого места, поэтому надеялся передать сыновьям несколько больше.
И у правителя имелись кое-какие планы. Города на юге и на востоке, Новгород и Киев, были небольшими, и нравы там царили довольно дикие. Он собирался захватить их и поручить Игорю править ими. Сначала он провозгласит своей столицей Новгород, а когда будет готов нанести удар по Киеву, то объявит, что настало время переезжать туда. Игорь тем временем может гонять безумных печенегов и отбивать нашествия греков из Миклагарда. Когда у мальчишки ничего не получится – а у него не получится, – его авторитет будет безвозвратно подорван и Олег сможет вмешаться с одобрения родичей самого Игоря. Не исключено, что Игорь даже погибнет, отражая набеги сумасшедших южан.
Олег не нарушит своей клятвы оберегать и воспитывать мальчика, он исполнит обещание, поручив ему работу правителя, когда тому не сравняется и восьми.
– Княже…
Это пришел воин из дружины, невысокий жилистый человек, который по случаю празднества был в полном доспехе, даже с кольчужным койфом, который закрывал всю голову и лицо, оставляя только глаза. Поверх койфа он надел круглый, украшенный золотом шлем, на боку у него висел прекрасный меч.
– Да, друг.
Так по традиции князь славян обращался к своим воинам, и северяне быстро переняли этот обычай.
– Жрица просит принять ее.
– Зачем это?
– Ты много пожертвовал. Ты добрый друг волков, ведь ты приготовил им такое угощение. Жрица Сварога, бога небес, хочет отблагодарить тебя.
Олег поморщился. Мысль о том, чтобы заняться с этой женщиной любовью, его не прельщала, хотя он знал, что это, возможно, потребуется. У славян было множество обрядов для правителей, довольно приятных, когда дело касалось лишения невинности дев во имя плодородия земли, но все-таки переходящих границы, когда требовалось лечь с древней, грязной и безумной жрицей Сварога.
– Она хочет даровать тебе пророчество.
Олег засмеялся.
– Надеюсь, для этого не придется снимать штаны.
– Полагаю, что не придется, господин. Тебе надо просто спуститься к их оракулу.
– Что ж, хорошо, наверное, наше жертвоприношение станет залогом доброго предсказания. Эта ведьма должна быть безумно благодарна за то, что я дал.
То место он запомнил до конца своих дней: темноту в хижине, жар близкого очага, удушливый дым от трав, которые жрица бросала в огонь: они источали невыносимую вонь. Он так и не смог понять, привиделось ему или нет, что в хижину принесли повешенных рабов и усадили рядом с ним в маленькой комнате.
Жрица сказала только, что Сварог – бог со сложным характером, повелитель свежего воздуха и солнечного света, но еще и хранитель солнца в подземном мире, куда оно опускается на ночь. Сварогу были ведомы места под землей, царства темных богов, и именно к темной его стороне она взывала, надеясь получить пророчество.
Она бросила в огонь свои травы, пробормотала заклинания и открыла оракул – чурбан, на котором было словно детской рукой вырезано примитивное изображение лица.
Мысли князя начали разбредаться. Когда он снова пришел в себя, конечности его окаменели, а телу было невыносимо жарко. Вокруг него сидели покойники, их головы казались черными и раздутыми в отблесках пламени обжигающего очага ведьмы. Дом сам превратился в очаг, и Олегу хотелось встать и уйти, однако в его интересах было услышать благоприятное пророчество.
Он понятия не имел, что обряд окажется таким утомительным. Он-то думал, что просто войдет, услышит от жрицы добрые слова и выйдет. Ничего подобного. Он должен участвовать в обряде, он должен стать той дверью, через которую войдет магия, – так сказала ему ведьма. А для того, чтобы стать этой дверью, требуется помучиться.
В огонь кинули еще дров, еще трав. Олег пытался сказать, что достаточно помучился, что правителям принято повиноваться, а не терзать их, но дым от трав словно лишил его дара речи. Так есть ли в доме висельники? В один миг казалось, что они тут, в следующий их уже не было. Олег был воином, человеком, который полагается на простые факты. И его сильно тревожило то, что покойники не здесь, но в то же время нельзя сказать, что здесь их нет. Висельники как будто обвиняли его в чем-то, их выпученные глаза были налиты кровью. И, что самое странное, ему это было небезразлично. Он ощущал сожаление, хотя понятия не имел почему. Он заплатил за них – их жизни принадлежали ему. Никто на свете не сказал бы, что он поступил плохо, убив их.
