И снова умолк. Колючка испугалась подвоха и осторожно спросила:
– Ну так… а приговор? Какой приговор-то?
– Что-нибудь придумаем. Выпустите ее.
Тюремщица втянула воздух сквозь зубы, словно раненная – так ей не хотелось открывать замок. Но повиновалась приказу. Колючка потерла ссадины от кандалов на запястье. Без их привычного веса она чувствовала себя слишком легкой. А может, это все сон? Зажмурилась – и тут же зарычала от боли: тюремщица запустила в нее сапогами, и те ударили ее аккурат по животу. Так что это не сон, нет.
Натягивая сапоги, она улыбалась. Просто улыбалась, и все.
– У тебя, похоже, нос сломан, – заметил отец Ярви.
– Не впервой.
Да уж, выбраться из такой переделки всего-то со сломанным носом – колоссальная удача!
– Дай посмотрю.
Служитель – прежде всего целитель. Поэтому Колючка не дрогнула, когда он подошел поближе и аккуратно пощупал кости подглазий. И задумчиво сморщил лоб.
– Уф, – пробормотала она.
– Извини, больно было?
– Немно…
И тут он сунул палец ей в ноздрю, а большим немилосердно прижал переносицу. Колючка охнула и упала на колени, в носу щелкнуло, в глазах все вспыхнуло и погасло от дикой боли, по лицу полились слезы.
– Больше не сломан, – сказал он и вытер пальцы об ее рубашку.
– Б-боги мои… – проскулила она, залепив ладонями сведенное болью лицо.
– Иногда следует причинить боль, дабы избежать более сильных страданий.
Отец Ярви уже выходил из камеры, и Колючка быстренько вскочила и осторожно пошла вслед. А вдруг он все-таки ее обманул?..
– Благодарю за гостеприимство, – пробормотала она, проходя мимо тюремщицы.
Женщина смерила ее злобным взглядом:
– Надеюсь, ты им больше не воспользуешься!
– Ага. Я тоже.
И Колючка пошла вслед за отцом Ярви по темному коридору, вверх по лестнице – и заморгала от ударившего в глаза яркого света.
Однорукий служитель весьма бодро шагал через двор, Колючка еле за ним поспевала. Над головой шелестели на ветерке ветви старого кедра.
– Мне нужно мать предупредить… – выдохнула она, стараясь не отстать от отца Ярви.
– Я уже обо всем ее предупредил. Сказал, что в убийстве ты не виновна, но поклялась служить мне верой и правдой.
– Но… как вы узнали, что я…
– Служитель на то и служитель, чтобы предугадывать человеческие поступки. А тебя, Колючка Бату, пока можно читать как открытую книгу.
И они прошли под Воющими Вратами, вышли из крепости в город – и пошли, пошли вниз по склону величавой скалы к Матери Море. И они спускались по извилистым лестницам и тесным проходам, мимо тесно стоящих домов и тесно живущих в них людей.
– Значит, в поход я все-таки не пойду, да?
Вопрос дурацкий, ничего не скажешь. С другой стороны, Колючка вырвалась из-под тени Смерти на свет, так от чего бы не оплакать несбывшиеся мечты?
Однако отец Ярви явно был не расположен чего-то там оплакивать:
– Спасибо скажи, что на кладбище не попала!
Они как раз спускались по Кузнечной Улице. О, здесь Колючка торчала часами, жадно оглядывая оружие – прямо как нищенка, облизывающаяся на сласти. Здесь отец носил ее на плечах, и голову кружило от гордости – так кузнецы упрашивали батюшку взглянуть на их работу. А ныне вся эта сверкающая сталь, выставленная на продажу у кузнечных горнов, дразнила недоступностью.
– Мне теперь никогда не стать воином Гетланда?..
Сказала она это с горечью и очень тихо, однако отец Ярви отличался острым слухом.
– Пока ты жива, твоя судьба – в твоих руках. Запомни это.
И служитель осторожно потрогал какие-то старые отметины на шее.
– Королева Лайтлин часто мне говорила: на все найдется свой способ.
При одном упоминании этого имени Колючка разом воспряла: конечно, Лайтлин не воин, но ею девушка искренне восхищалась.
– Да уж, нет мужа, который бы не прислушался к словам Золотой королевы…
– Именно, – и отец Ярви покосился на нее. – А если здравый смысл возобладает в тебе над упрямством, возможно, когда-нибудь ты станешь, как она.
Когда-нибудь, возможно, да, но явно не скоро. Они шли по улицам, и люди кланялись, вежливо приветствуя служителя Гетланда, и уступали дорогу. А вот на нее поглядывали мрачно, неодобрительно качая головами. Колючка плелась следом за отцом Ярви, грязная и несчастная, и так они вышли из городских ворот к порту. Народу здесь толпилось немало, и они прокладывали себе дорогу среди моряков и купцов изо всех земель вокруг моря Осколков и некоторых, лежавших еще дальше, и Колючка подныривала под мокрые рыбацкие сети, а вокруг билась и сверкала на солнце только что выловленная рыба.
– И куда нам теперь? – спросила она.
– В Скегенхаус.
Тут она застыла на месте с раскрытым ртом и чуть не попала под груженую телегу. Так далеко?! Да она в жизни дальше, чем на день пути, от Торлбю не уезжала!
– Хочешь, оставайся, – бросил отец Ярви через плечо. – Камни, как говорится, ждут.
Она сглотнула, потом бросилась догонять служителя:
– Я поеду, поеду!
– Ты столь же мудра, сколь и красива, Колючка Бату.
Двойной комплимент? Или двойное оскорбление? Скорее всего, второе. Их сапоги забухали по старым доскам причала, соленая вода билась в покрытые мхом сваи. А перед ними покачивался корабль, небольшой, но изящный. Нос и корму украшали крашенные белой краской голубки. Судя по висящим по обоим бортам щитам, корабль был готов к отплытию.
– Прямо сейчас отходим? – спросила она.
– Меня вызвал Верховный король.
– Верховный… король?..
И Колючка оглядела свою одежду – заскорузлую от тюремной грязи, с кровью, собственной и Эдвала, по рукавам.
– А можно я хотя бы переоденусь?
– Нам не до женских выкрутасов.
– Но от меня ж воняет!
– Бросим за борт, отмоешься.
– Правда, бросите?!
Служитель заломил бровь:
– А у тебя с чувством юмора, я гляжу, не ахти, да?
– Когда со Смертью лицом к лицу окажешься, как-то не до шуток… – пробормотала она.
– Чушь. Самое время шутить, когда Ей в глаза смотришь.
Это сказал пожилой широкоплечий дядька. Он как раз отвязывал носовой конец и забрасывал его на борт.
– Но ты не волнуйся. Матерь Море тебя снаружи и изнутри вымоет, и не один раз, пока до Скегенхауза доберемся.
А вот он воин – сразу видно, по тому, как стоит. И лицо у него, как у человека, который прошел через битвы и бури.
– Боги сочли, что левая рука мне без надобности.
И Ярви поднял сухую ладонь и покачал единственным пальцем.
– А взамен дали мне Ральфа.
И похлопал по широченному плечу старика.
– И хоть мы не всегда ладим, я доволен.
Ральф заломил кустистую бровь:
– Хошь, скажу, доволен ли я?
– Нет! – ласково ответил Ярви и перескочил на палубу. Колючке ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и прыгнуть следом.
– Добро пожаловать на «Южный ветер».
Она огляделась, поморщилась и смачно плюнула за борт.
– Че-то я тут доброты мало ощущаю.
Еще бы. На скамьях за веслами сидели четыре десятка седых морских волков, и все они смотрели на нее и думали одно и то же: «Что здесь забыла эта девка?»
– Все тот же поганый расклад, – пробормотала она.
Отец Ярви покивал:
– Такова жизнь. Являясь на белый свет из чрева матери, мы совершаем ошибку, но шанса исправить ее, увы, не бывает.
– А можно вопрос задать?
– Сдается мне, что если я скажу нельзя, ты все равно задашь свой вопрос.
– Ну вы ж меня как открытую книгу читаете.
– Давай, спрашивай.
– Что я здесь делаю?
– Видишь ли, святые, мудрецы и хитроумнейшие из женщин столетиями задаются этим вопросом, но, увы, так и не могут сыскать на него ответ.
– Ты лучше Брюньольфа Молитвопряда на энтот предмет поспрашивай, – прокряхтел Ральф, как раз отпихивавшийся от причала древком копья. – Он тебе тут же навешает на уши лапши с кучей «что», «зачем» и «почему».
– Есть ли на свете человек, – пробормотал отец Ярви, хмуро поглядывая на далекий горизонт, словно ответы были написаны в тучах, – способный измерить глубину божественного промысла? Ты б еще спросила, куда ушли эльфы!
И они со стариком с ухмылкой переглянулись. Похоже, такие разговоры были им не в новинку.
– Так. Понятно, – отозвалась Колючка. – Ну а если так спросить: зачем ты привел меня на этот корабль?
– Ааа! – воскликнул Ярви, разворачиваясь к Ральфу. – А ты как думаешь, дружище? Почему я не пошел по легкому пути и не сокрушил ее камнями, а страшно рискнул, приведя на борт нашего суденышка опаснейшую из убийц?
Ральф свирепо почесал в бороде, не отпуская копья:
– Ума не приложу, Ярви, зачем ты это сделал…
А Ярви широко распахнул глаза и сообщил Колючке:
– Помилуй, если я даже левой руке не доверяю собственных мыслей, то с чего мне делиться ими с тобой? От тебя же воняет!
Колючка ухватилась за голову:
– Так, мне нужно присесть.
Ральф по-отечески похлопал ее по плечу:
– Очень хорошо тебя понимаю.
