– Что ж, – прошипела Змея. – По крайней мере буду знать, что и у тебя есть когти.
Голоса птиц неслись с веток деревьев, окружающих небольшую лесную полянку. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, падали золотыми каплями на зеленую траву. Гретхен лежала на спине и смотрела в небо с застывшей на лице усмешкой. Это была ее полянка, ее тайное укрытие, куда она могла сбежать от придворной жизни в Хеджмуре. С этой полянкой связаны ее многие детские воспоминания – мать приносила сюда Гретхен с тех пор, как она начала вставать на ноги. Проведя много времени вдали от дома, она соскучилась по этой полянке и теперь каждой клеточкой своего тела впитывала льющееся с неба тепло. Кто-то прошел мимо, затмил ненадолго солнце своей тенью. Охватившая Гретхен печаль неожиданно сменилась радостью, когда она узнала склонившееся над нею лицо Дрю. Ее Дрю. Как он сумел найти ее? Гретхен хорошо помнила, что никогда прежде она не приводила его в Хеджмур. Дрю смотрел на Гретхен, солнечная жара быстро спадала, сменялась наплывающими тенями повисших над полянкой сумерек. Вместе с сумерками пришел холод – резкий, щиплющий. Дрю не улыбался. Это вообще был не ее Дрю. Она никогда не приводила его в Хеджмур. Его рот медленно раскрылся для поцелуя, и обнажился ряд неровных острых зубов…
Гретхен проснулась от собственного крика, заглушенного чьей-то прикрывшей ее рот рукой. На короткое мгновение девушка обрадовалась тому, что это был лишь кошмарный сон, но тут же вспомнила о том, в каком мире она проснулась. Этот мир был не менее кошмарным, не дающим почти никаких надежд на спасение. Человека, который прикрыл ей рот своей рукой, Гретхен привыкла называть Красным плащом, хотя и узнала теперь его настоящее имя. Прозвище настолько крепко прилипло к нему, что он сам охотнее отзывался на него, чем на свое имя. А звали его Трент Ферран, и он был сводным братом Дрю, лорда-волка, покорившего сердце Гретхен.
Сейчас Гретхен и Трент лежали между обнажившимися корнями поваленного платана – это было единственное доступное им укрытие от ветра и снега. Дерево упало в неглубокую ямку в земле рядом с полянкой – первой, которая встретилась им за несколько дней, пока они блуждали по лесу. Гретхен согревало прижавшееся к ее спине тело Трента, сверху их обоих прикрывал алый плащ – не самая хорошая защита от непогоды, но ничего лучшего у них не было. Дыхание Гретхен вырывалось между прижатых к ее рту грязных пальцев Трента и уплывало в воздух тонкими облачками пара.
– Тсс, – прошептал Красный плащ, убирая свою руку со рта девушки. – Ты задремала.
Гретхен почувствовала, как частит в груди ее сердце. Она давно уже потеряла счет дням, проведенным в давящем полумраке Дайрвуда – лес высасывал душу Гретхен, и чем дальше, тем сильнее ей казалось, что этому лесу нет конца, что в него можно только войти, но нельзя выйти. Все время девушка с Трентом приходилось убегать от Лесовиков, надеясь на то, что им удается сохранять достаточный отрыв от своих преследователей. Гретхен все труднее было понять, где заканчиваются ее ночные кошмары и начинается реальный мир, ее мозг и душа были на грани истощения. Но, несмотря на все ужасы и переживания, Гретхен была благодарна небу за то, что она не одна и рядом с ней Красный плащ. – Спокойнее, миледи, – сказал Трент, подвигаясь и давая Гретхен возможность перекатиться спиной на то место, где он только что лежал. Пусть совсем немного, но здесь было теплее. Трент обнял Гретхен одной рукой, другой расправил плащ и спросил: – Снова кошмар?
Девушка не ответила, просто смотрела в безоблачное ночное небо, усыпанное серебряными гвоздиками звезд.
– Прошу прощения, миледи. Рука… ваш рот… мне пришлось… вы так громко… – запинаясь, нескладно пробормотал Трент. – Одним словом, я испугался, что вы переполошите их.
«Их» означало Лесовиков. Надежды Гретхен и Трента на то, чтобы оторваться от погони, оказались напрасны. Каждый раз, остановившись передохнуть, они начинали верить, что им удалось уйти от толпы убийц, но именно в этот момент из глубины леса эхо доносило их дикие крики.
– Все в порядке, Красный плащ, – ответила Гретхен и сделала попытку улыбнуться. – Мне приятнее чувствовать твои грязные пальцы на своих губах, чем руки Лесовиков на своей шее. Спасибо.
Трент еще теснее прижался к Гретхен, выдавливая просочившийся между их телами холодный воздух. Девушка почувствовала, как коснулся ее шеи небритый подбородок Трента, ощутила за ухом его горячее дыхание. В любое другое время и в любом другом месте она непременно хихикнула бы или оттолкнула того, кто посмел настолько приблизиться к ней. А простолюдина за такое вполне могли выпороть кнутом или даже сотворить с ним кое-что похуже. Но сейчас было не то место и не то время, да и Красный плащ не был обычным простолюдином.
Появившийся поначалу холодок в их отношениях постепенно растаял, однако, Бренн свидетель, Красный плащ все еще сохранял свою способность раздражать Гретхен. А дальше, день за днем, они стали все меньше опасаться друг друга, сошли на нет и их словесные перепалки. Они нашли общий язык и общую тему, рассказывая друг другу о своем детстве. Гретхен вспоминала свой Хеджмур, а Трент – Холодное побережье и ферму, на которой он вырос вместе с Дрю. Еще они обсуждали свое положение, свои дальнейшие действия, выясняли, что бы им съесть.
А вот о судьбе Дрю они не говорили никогда. Каждый из них опасался самого худшего, слухи о Волке доходили самые разные. Несколько раз Красный плащ спрашивал о Дрю, но Гретхен вместо того, чтобы ответить, замыкалась и отмалчивалась. Почему? Этого она и сама не знала. Красному плащу Лисица теперь полностью доверяла, чего же тогда боялась леди из Хеджмура? Возможно, этот страх был суеверным, она боялась лишний раз заговорить о нем из опасения лишиться последней надежды на то, что он жив, Быть может, потому она и Трента продолжала называть Красным плащом – названный таким образом, он превращался в некоего абстрактного солдата, которого Гретхен могла держать на некоторой дистанции от себя. Назвать его Трентом означало бы пригласить его к большему сближению, но в сердце Гретхен было место только для одного из братьев Ферран.
– Скоро рассвет, – сказал Трент. – Мне, пожалуй, стоит сходить проверить силки и капканы.
Красный плащ оказался на редкость изобретательным юношей, почти таким же, как Дрю. Он ловко мастерил из полосок седельной кожи силки, в которые попадалась самая разная добыча – кролики, крысы и прочая населявшая Дайрувд мелкая живность. Вчера это оказались две белки и очень большая – и очень мерзкая – жаба. Львиная доля добычи доставалась, конечно, лесным охотникам – хищным птицам, волкам, тем же знаменитым дайркэтам. Вот почему в силки Красного плаща попадали в основном зверюшки либо совсем глупые, либо совершенно несъедобные, как та же жаба.
– Неужели нельзя отдохнуть еще немного? – вздыхая, спросила Гретхен.
– Против этого три довода, миледи, – ответил Красный плащ. – Во-первых, дикари. Не сомневаюсь, что они уже поднялись и двинулись в погоню за нами. Во-вторых, если я немедленно не отправлюсь проверять силки, их очистят до моего прихода, это я тоже гарантирую. И, наконец, самое главное – как насчет того, миледи, чтобы трансформироваться в Лисицу и самой поймать нам что-нибудь на завтрак?
Гретхен рассмеялась. Она уже объясняла Красному плащу, что плохо умеет управлять своей Лисицей и способна трансформироваться только в состоянии сильного эмоционального напряжения, когда, например, очень испугана или оказалась в опасности.
– Я же говорила тебе, – фыркнула она, – что Лисица приходит только тогда, когда от этого зависит мое спасение. А ловить белок – это, согласись, не вопрос жизни и смерти!
– Смеешься, а между прочим, упитанная белка была бы сейчас как нельзя кстати. А то, не ровен час, мы умрем от голода раньше, чем нас сцапают Лесовики.
– Как твое плечо, Красный плащ?
– Постоянно мучит, как неотмоленный смертный грех. Свербит. Мне все время хочется расчесать эту проклятую рану. Я не могу спать на этом плече – как только перевернусь на него, такое чувство, будто мне нож в спину всадили. Боюсь шевельнуть рукой – а вдруг рана откроется? Впрочем, я жив пока. Скажи, если я начну скулить и жаловаться, ладно?
Гретхен поняла, что он валяет дурака.
– Спасибо тебе, – сказал Красный плащ.
– За что?
– За то, что позаботилась о моей ране. Я слышал, что Лесовики часто смазывают свое оружие ядом, так что мне, можно считать, повезло, что меня продырявили обычной зазубренной стрелой. Слабое утешение, да?
Трент сел, выпрямившись, дал своему алому плащу свалиться с плеч. Гретхен тут же схватила плащ и натянула его на себя – Лисице казалось, что холод пронизывает ее до самых костей.
– Пойдемте, миледи, – произнес Трент, заставляя себя подняться на ноги. – Нам пора навострить лыжи.
