Кальдер оглядывался, словно впервые увидел Изенштайн и Исландию. У него был настолько перепуганный вид, каким Бруния и Зигфинн его еще никогда не видели. Кальдер мгновенно вспомнил обо всем, что было и должно было быть. О клятве верности друзьям, о предательстве и связи с бургундской шлюхой. О любви к жизни и смерти многих соратников. О стремлении к свободе и жажде власти. Все это как-то не вязалось друг с другом.
– Вспомни, Кальдер, – еще раз попытал счастья Зигфинн. – Все это неправильно. Ты один из нас.
– Все это… неправильно, – повторил человек, который вновь обрел душу повстанца. Он узнал Брунию, и на его лице промелькнула улыбка. – Малышка Бруния. Какие у тебя интересные доспехи.
Она даже не посмотрела на него.
– Послушай. – Зигфинн медленно подошел к нему. – Хурган мертв, как и дракон, а Вормс освобожден. Но чтобы вернуть истинное время, нужно перековать амулет, соединяя две половины и глаз дракона. Помнишь?
Кальдер посмотрел на кольцо, и его тело задрожало от потока образов, хлынувших в его сознание.
– Я был… кузнецом.
– Да, кузнецом, – подтвердил Зигфинн. – Бродячим кузнецом. Это было в истинном времени. Счастливым кузнецом.
Кальдер глубоко вздохнул. Его сердце разрывалось от боли.
– Во имя богов. Я был кузнецом… – Он улыбнулся прежней улыбкой, как бывало в Солнечной долине, но в глазах его плескалась бесконечная печаль. – Вот дрянь. Вместе с кольцом она отобрала у меня и воспоминания. – Кальдер посмотрел на изуродованную руку, валявшуюся на полу, а затем перевел взгляд на Брунию. – Скажи мне, что она страдала до последнего вздоха.
– Может быть, она до сих пор страдает, – осторожно ответила Бруния. – Я оставила ее на Поле Огня и Льда. Покалеченная, она мучилась от боли.
Удовлетворенно кивнув, Кальдер повернулся к Зигфинну.
– Я чуть было не убил тебя, благородный Зигфинн. И я не знаю, как просить у тебя за это прощения.
– Ты был не в себе.
Быстрым, непредсказуемым движением, на которое принц не успел отреагировать, Кальдер подскочил к нему и, схватив кулак, в котором Зигфинн сжимал меч, всадил клинок себе в грудь прямо под сердцем.
– Так я обрету прощение, – прошептал он.
Расширившимися от ужаса глазами Зигфинн смотрел на рукоять своего меча.
– Кальдер!
Кальдер схватил исландского принца за шею и притянул его к себе, почти касаясь губами уха Зигфинна.
– Попроси… Брунию… о моем прощении. И отпусти меня… Я – последнее, что удерживает это время.
Зигфинну ничего не пришлось обещать. Когда Кальдер соскользнул с лезвия Нотунга, он был уже мертв. Бруния, подхватив тело, осторожно опустила его на пол и закрыла ему глаза.
– А я еще хотела рассказать ему о ребенке. Он не должен был умирать, не узнав об этом.
Из тени, как всегда, вышла Брюнгильда.
– Все произошло так, как я и рассчитывала. Правда побеждает, и сила чистого сердца торжествует. Хотя смерть Кальдера была неизбежна, я уважаю его раскаяние и попрошу Одина о милости к его бессмертной душе.
Она протянула руку, и Зигфинн передал ей первую часть амулета, а Бруния сорвала с шеи цепочку, болтавшуюся поверх доспехов. Вторая часть. Затем Брюнгильда нагнулась и сняла у Кальдера с пальца кольцо. Глаз дракона.
– Пусть станет так, как должно быть, – произнесла она. – Но это решение обязаны принять вы. Когда вы перекуете амулет, вместе с последним столетием исчезнет и последний год вашей жизни.
Зигфинн посмотрел на Брунию. У них было нелегко на сердце.
– Мы можем изменить это время, – тихо прошептала Бруния. – Отстроить Исландию, помочь Вормсу и создать новый, лучший мир.
– А что станет тогда с нашим миром? – возразил Зигфинн, зная, что Бруния думает о дочери, оставленной в Бургундии. – Что станет с родом Зигфрида? С подвигами Сигурда? С потомками, которые никогда не родятся?
Бруния со слезами на глазах повернулась к Брюнгильде.
– Я буду помнить?… О Финне? О том, что я люблю Зигфинна? И обо всем, чему я здесь научилась? Или я вновь стану глупой и тщеславной девчонкой?
– Не знаю, – ответила Брюнгильда. – Но могу сказать, что этот мир прекратит свое существование. Не будет ни радости, ни страданий. То, что вы приобрели в этом мире, не останется в вашем сознании, но по собственному опыту могу сказать, что сердце не забывает того, что действительно важно.
Обняв Брунию, Зигфинн крепко прижал ее к себе и закрыл глаза.
– Значит, решено. Отправь нас в наше время.
16
Защитить что было и может быть
Впервые за долгое время они позволили себе отдохнуть часок. Зигфинн, Бруния и Брюнгильда, устроившись на крепостной стене над исландским портом, любовались восходом солнца. Зигфинн ни на минуту не отпускал руку Брунии. Он перевязал ей рану на предплечье, и кровь уже высохла. Брюнгильда сидела молча, погрузившись в собственные мысли.
– А как мы перекуем амулет? – наконец спросил Зигфинн. – Вернее, кто его перекует?
– Я могу поехать к Виланду, кузнецу богов, – предложила Брюнгильда. – Это он выковал молот Мъёльнир и починил для Сигурда Нотунг. Он, несомненно, сможет…
– Чепуха, – прошипел камень на полу.
Бруния так дернулась в сторону, что если бы Зигфинн не подхватил ее, то она упала бы вниз со стены.
Воздух замерцал, из камня просочился туман и, сгустившись, образовал знакомую им фигуру.
Регин.
– Если кто и перекует этот амулет, то только я, – без ложной скромности заявил он.
Он протянул Брюнгильде узловатую руку, но она не собиралась передавать ему части амулета.
– Неужели после всего, что произошло, ты мне по-прежнему не доверяешь?
– Ты нибелунг. – Этого ответа было вполне достаточно.
Регин пожал плечами.
– Я мог бы помешать поединку, и ты об этом знаешь.
Брюнгильда повернулась к Зигфинну, уставившись на него своими пустыми глазницами, и тот с серьезным видом кивнул.
– Если мы хотим научиться доверять кому-либо, то сейчас самое время.
Видящая передала Регину украшения, и тот внимательно осмотрел их.
– Плохая работенка. Автор увлекался деталями, но понятия не имел, что такое настоящее величие.
– Где ты собираешься ковать амулет? – поинтересовалась Бруния.
– Я мог бы отнести его моим братьям. – Регин рассмеялся. – Извините, не удержался от этой шутки. Когда-то у меня была кузница чуть севернее Рейна, где я воспитывал Зигфрида. Но я сомневаюсь в том, выстояла ли она в течение этих ста лет.
– В подвале замка есть кузница, – вспомнил Зигфинн. – Она небольшая, но и амулет тоже.
Они нашли помещение с наковальней, мехами, горном и инструментами, успевшими заржаветь, так что Регину пришлось прежде привести их в порядок. Он развел огонь и привычными движениями подбросил в горн угли. Такие умения не забываются и за тысячу лет.
– Приятно вновь заняться повседневной работой.
Для большого молота части амулета были слишком хрупкими, и Регин выбрал маленький молоток размером с его палец. Затем нибелунг выломал клещами из кольца глаз дракона и отбросил золото в сторону.
– Оно не отсюда.
Когда амулет раскалился и Регин положил его на наковальню, Брюнгильда повернулась к Брунии и Зигфинну:
– Я договорилась с богами. Каждый удар молота будет приближать вас к настоящей реальности. Если хотите, можете в последний раз осмотреть этот мир. Попрощайтесь.
Они кивнули, и Регин занес молот.
– Вперед.
Послышался мягкий удар.
Радуга вела Брунию по стране. Исландия, Дания, Венден, Бурантия – все проносилось у нее под ногами, но Бруния не чувствовала даже легкого ветерка, как будто двигалась не она, а земля у нее под ногами.
Сначала она посетила Венден. Стояла весна. Бруния оказалась рядом с могилой Лаэрта, находящейся в тени крепости. Принцесса опустила ладонь на камень, бывший ни теплым, ни холодным. Она подумала, что, возможно, была несправедлива к верному повелителю венедов, но он умер счастливым, радуясь рождению дочери. Поцеловав кончики пальцев, Бруния прикоснулась к выгравированному латинскими буквами имени.
– Добрый Лаэрт, добрая страна Венден. Я использовала вас, но научилась по-дружески любить ваш народ.
С небес донесся звон.
В мгновение ока Бруния очутилась в лагере неподалеку от границы, где ее истязали. К изумлению принцессы, там оказалась ферма, на которой трудились женщины, продававшие овощи на всех рынках в округе. В помещениях, где жили ордынцы, Бруния обнаружила чистенькие комнаты. Работа уже не была связана с рабством, и женщины пели, собирая урожай. Принцесса смотрела на это с радостью.
– Бурин? – окликнули ее, и Бруния удивилась, что кто-то ее видит.
Это была Рахель. Она решила превратить лагерь в хутор, собрав там женщин, которые не знали, куда им податься после падения Хургана. Ее покрытая шрамами кожа лоснилась от пота.
– Рахель, – прошептала Бруния. – Мы видимся в последний раз, Рахель. Пожалуйста, называй меня Брунией. Я не могу уйти, не сказав тебе своего настоящего имени.
