Горстку приземистых домишек окружали голые поля (здесь недавно собрали весь урожай), перемежавшиеся большими валунами. Я откинула платок с головы и отогнала мух, которых влекла все еще сочащаяся рана. Вот кто я есть – напомнила сама себе, одной рукой сжимая ключ, висевший на шее. Я подходила ближе, и мне, маленькой и одинокой на разбитой дороге, вдруг захотелось, чтобы Зак оказался рядом. Глупая мысль, с упреком подумала я. Тем не менее мой близнец навсегда остался со мной, как и шум реки.
Шли годы. В те годы я по крайней мере была благодарна Алисе, от которой мне достался дом и шкатулка с бронзовыми монетами, найденными в сундуке, зарытом под лавандовым кустом. Правда, за шесть лет жизни в поселении у меня осталось всего несколько монет, но деньги помогали выжить в тяжелое время и выплатить налог сборщикам податей, которые являлись от Совета в обязательном порядке – независимо от того, хороший ли выдался урожай или скудный, а заодно и поддержать тех, кто иначе умер бы от голода. Маленький Оскар из деревни моих родителей тоже жил здесь на попечении своих родственников в доме по соседству. Его отослали совсем маленьким, и он, конечно, не помнил меня, но всякий раз, встречая его, я чувствовала невидимую связь с деревней и со всем тем, что осталось в прошлом. И хотя все продолжали называть мой дом Алисиным, постепенно я там прижилась. Другие Омеги привыкли ко мне, правда, все равно сторонились. Их отчужденность можно понять: до тринадцати лет я жила среди Альф, они просто не могли считать меня своей. Ко всему прочему, я была провидцем, что настораживало их еще больше. Пару раз даже слышала, как они шептались, что у меня нет видимых изъянов. Слышала и как мой сосед Клэр на мое предложение помочь перестелить соломой их крышу обратился к своей жене Нессе со словами: «Всё для нее слишком просто. Непохоже, что ей приходится бороться за жизнь, как всем нам». В другой раз, работая в саду, уловила, как Несса велела мужу держаться от меня подальше, так как ей не хочется, чтобы я сидела у них на кухне. «У нас полно хлопот и без соседки, которая роется в наших мыслях». Не имело смысла объяснять, что у меня все происходило иначе. Что я вижу впечатления, а не историю в чистом виде. И что мне проще узреть вид города, который за десять миль к востоку от нас, чем прочесть сокровенные мысли Нессы. Но я продолжала молча собирать улиток с бобовых стеблей, притворяясь, что ничего не услышала. А позже узнала, что если Омеги считались опасными, то провидцы – вдвойне. Здесь я оказалась более одинокой, чем в деревне, где, по крайней мере, могла общаться с Заком, хоть это его и раздражало.
Я удивилась, обнаружив в домике Алисы книги. Омегам не разрешалось посещать школу, поэтому большинство не умело читать. Но в сундуке вместе с монетами лежали две тетради с рукописными рецептами и одна – с песнями. Некоторые песни были мне знакомы, еще в деревне я слышала, как их пели барды. Нам, как неразделенным близнецам, тоже не разрешалось ходить в школу, поэтому мы занимались чтением украдкой. Иногда нас учила мама, но чаще мы сами по себе царапали буквы на глинистом берегу реки или в пыли на заднем дворе. Позже у нас появились книги, но совсем мало. Например, букварь с картинками, который папа сохранил еще со своего детства. В деревенском клубе хранилась книга, в которой подробно описывалась история нашего края, перечислялись местные Советники и законы, за которыми они следили. Даже в нашей вполне зажиточной деревне книги считались большой редкостью: умение читать служило для того, чтобы разобраться в инструкциях на пакете с семенами, купленном на рынке, или чтобы заглянуть в записи Деревенской книги, где значились имена двух бродячих Омег, пойманных и избитых за кражу овцы. В поселении мало кто умел читать, и еще меньше тех, кто признался бы в этом. Для Омег книги являлись недозволенной роскошью.
Я никому не сказала о книгах Алисы, но читала и перечитывала их раз за разом так, что страницы стали отрываться от корешка, когда их перелистывала, словно у книг настала вечная осень.
Вечерами, закончив работу в поле, я возвращалась домой и проводила целые часы на кухне Алисы, осваивая ее краткие советы о том, как добавлять розмарин в хлеб или как быстрее всего очистить чеснок. Когда я впервые воспользовалась ее рецептом и научилась давить чеснок плоской стороной ножа так, что зубчик выскакивал из шелухи как конфетка из обертки, почувствовала душевную близость с Алисой, какой не возникло ни с кем другим в поселении.
В эти тихие вечера я часто думала о маме и Заке. Сначала мама писала мне несколько раз в году. Ее письма доставляли торговцы-Альфы, которые даже не спешивались, проезжая мимо поселения, и просто швыряли письма из своих седельных сумок. Спустя два года после того, как я стала жить в поселении, она написала, что Зак подрабатывает в Совете, в Виндхэме. Весь следующий год до меня доходили вести: Зак устроился на хорошую службу. Он стал более влиятельным. А спустя еще пару лет мама написала, что руководитель Зака умер и теперь мой брат занял его пост. Нам исполнилось всего по восемнадцать, но многие Советники начинали свою карьеру с юных лет. Впрочем, они и умирали молодыми – о соперничестве и подковёрных играх внутри Совета ходили легенды.
Пожалуй, только Судья был одного возраста с моими родителями и занимал свой пост в Совете столько, сколько себя помню. Но это единичные случаи. В основном в Совете работала молодежь. До нас, даже в поселение, доходили истории о взлетах и падениях Советников. Казалось, в беспощадном мире крепости Совета в Виндхэме жестокость и амбиции значили больше, чем знания и опыт. Меня не удивило, что Зака потянуло именно туда, как не удивило и то, что он прекрасно справляется со своими обязанностями. Я постаралась представить его в роскошных апартаментах Совета. Сразу вспомнилась его победная улыбка, когда он разоблачил меня, и то, что он сказал потом: «Никто больше не бросит в меня камень. Никогда». Я боялась за него, но никогда не завидовала, даже в самый тяжелый неурожайный год, когда в поселении голодали.
Потом мама стала писать совсем редко – раз в год, и о том, что творилось в мире, я узнавала, собирая сплетни на рынке Омег в западной стороне, или же от странников, проходящих мимо поселения. При себе у них всегда имелись маленькие котомки и уйма разных историй. Они шли к западу в поисках более пригодных для фермерства земель, поскольку скудная почва рядом с Мертвой Землей едва ли давала достаточно урожая, чтобы платить налог Совету, не говоря уж о том, чтобы еще и на жизнь хватало. Однако те, кто приходил с запада, сетовали на жестокие меры Совета: Омег выгоняли с давно обжитых мест, потому что эта земля стала считаться слишком хорошей для них. Налетчики-Альфы грабили и уничтожали урожаи. Всё больше и больше людей вынуждены были искать себе убежища. Слухи об ужесточившемся обращении с Омегами приходили всё чаще. Даже в нашем поселении, где земля считалась лучше, чем во многих других краях, мы ощущали на себе постоянное давление неуклонно растущих налогов, взимаемых сборщиками податей. Да и налетчики-Альфы тоже нападали на нас. Первый раз они явились и избили Бена, чей дом стоял на краю поселения. Они забрали всё, что смогли унести, в том числе и деньги, которые он отложил для уплаты налога за следующий месяц. Второй раз они пришли в неурожайный год и, не найдя ничего, что можно украсть, позабавились тем, что подожгли сарай. Когда я предложила соседям обратиться к Совету, они зашипели на меня.
– Хочешь, чтобы Совет прислал сюда солдат и они сожгли вообще всё поселение? – спросил Клэр.
– Ты слишком долго жила в деревне Альф, Касс, – добавила Несса. – Ты всё еще не ничего не понимаешь.
Однако я набиралась житейского опыта с каждой новой доходившей до нас историей о жестокости. Но крутились и другие слухи, хотя реже и тайком. Шептались об Ополчении Омег и об Острове. Но, глядя, как безропотно мои соседи восстанавливали сарай, я сильно сомневалась, что это правда. Совет правил уже сотни лет, и сама мысль, что где-то существует место, неподвластное их контролю, казалась выдумкой. И в любом случае, зачем нужно это Ополчение? Роковая связь между близнецами являлась нашей гарантией безопасности. Даже сейчас, когда после засухи на Омег накладывали всё больше и больше ограничений, совсем задавили налогами и гнали на земли победнее, мы знали, что, в конечном итоге, Совет защитит нас. Для того и существовали приюты, потому-то после неурожайного года всё больше Омег обращалось туда. Той зимой мои кости буквально торчали наружу, обтянутые кожей. Тогда мы все так выглядели – кожа да кости. Одна пара решила покинуть поселение и отправилась в ближайший приют близ Виндхэма. Мы всячески уговаривали их остаться, суля новый урожай к следующей весне. Но их терпение иссякло. Всё поселение вышло на рассвете посмотреть, как они заперли свой дом и отправились вниз по каменистой дороге.
