– Не мешкайте, – сказала тетушка Минь и направилась в дальний конец парковки. Несмотря на прогулочный шаг, теперь она двигалась со скоростью настоящего Зверлинга. Не успели мы и глазом моргнуть, как она скрылась за изгородью.
– Тетушка Минь, подожди! – завопила Элзи и бросилась следом, однако тут же остановилась как вкопанная. – Ребят, она исчезла.
– Люди просто так не исчезают, – нравоучительно заметил Дезмонд.
– Ага, и с птицами тоже не разговаривают, – хмыкнула я.
Элзи еще немного покрутила головой, высунувшись за изгородь, и вернулась к нам.
– Ладно, пойдемте. Если она правда послала за Теодором, нас скоро подхватят.
– Ты его знаешь? – спросила я, когда мы направились к Керритос-драйв.
– Ага, это тот кузнечиковый хомячок, про которого она говорила.
– Притормозите, а? – взмолился Дезмонд, сразу отставший на десяток шагов. – Еще одного марафона я не выдержу!
– А что, мы уже нашли Джоша? – поинтересовалась я.
– Намек понят. Но черт возьми, когда мы разгребем это дерьмо, я возьму больничный и просплю три дня подряд!
Мы с Элзи только улыбнулись и перешли на бодрую рысцу. Дезмонд пыхтел сзади.
– Слушайте, – сказала я через несколько домов. – Вы не заметили ничего странного, когда тетушка Минь представилась сеньорой Марипосой?
Ребята покачали головами.
– Просто мне показалось, что у нее за спиной возник большой мотылек. Нет, не большой. Огромный, – и я развела руками, показывая, насколько.
– Ого, – сказала Элзи. – Я ничего не видела.
– И я…
– Зато видел агент Солана. И теперь я думаю – дело в нем или в тетушке Минь?
– Как знать, – пожала плечами Элзи. – Я же сказала, она мастер маскировки и всяческих спецэффектов. Похоже, старшие родичи умеют кучу крутых штук, о которых мы даже не подозреваем. Но, может быть, когда-нибудь научимся, – и она сделала паузу. – Тебе не кажется, что они нам вообще многого не говорят?
– Не знаю. Я пока видела только двух старших родичей.
– А кого еще? Кори?
– Нет, его я не встречала. Но когда я превратилась в самый первый раз, меня нашел парень по имени Дез и объяснил базовые вещи – ну, как Кори Джошу. Я чуть со стыда не сгорела.
Элзи рассмеялась.
– Ага, не очень-то приятно беседовать в чем мать родила.
Едва ее слова достигли слуха Дезмонда, он взбодрился и припустил с такой скоростью, что почти нас догнал.
– Серьезно? Вы превращаетесь голышом? – и он смерил меня плотоядной ухмылкой. – Круто.
– Круто, пока сам без штанов не останешься.
– Ну да, тебе-то мои штаны без надобности, – вздохнул он и отскочил в сторону, пока я его не стукнула.
Не успели мы пробежать и десятка домов, как в мелодию автострады вплелась новая нота. Мимо нас по-прежнему фырчали грузовики, взрыкивали легковушки – но этот мотор звучал по-другому. Хотя нет – моторы. Их было много. И они напоминали…
Я обернулась, и сердце ушло в пятки. Нас нагоняла банда ганстеров на байках – не меньше дюжины человек. Ну конечно, они всегда ездят стаями, чтобы пугать порядочных людей. Затем я узнала человека, рулившего передним байком, и страх сменился недоумением. Это были «братья» с Оушен-авеню. Что они тут забыли? Эту часть города крышевали «мексиканцы», и насколько я слышала, им очень не нравилось, когда посторонние лезли на их территорию.
– Там что, Каторжник? – спросил Дезмонд.
Я кивнула – и в голове тут же щелкнуло. Это мы называли его Каторжником. А в школьных журналах он значился как Теодор Вашингтон.
– Он кузнечиковый хомячок? – спросила я Элзи, и та кивнула.
– Вы о чем? – не понял Дезмонд.
– О боже, – пробормотала я и прикрыла рот ладонью. Уши пылали – не то от удивления, не то от стыда. Раньше мне не приходило в голову спрашивать, в кого он превращается – но, похоже, сегодня у всех был день разоблачений. Правда, теперь уже я чувствовала себя предательницей, потому что выдала секрет Теодора перед Дезмондом.
– Да брось, – сказал тот, округлив глаза. – Каторжник – хомячок?
В этот момент байки начали тормозить, и вопрос остался без ответа. Впрочем, он уже был и не нужен.
Каторжник остановил байк, водрузил на обочину необъятный мотоциклетный ботинок и приспустил темные очки. Остальная банда выстроилась полукругом и тоже заглушила моторы. Я терялась в догадках, что они думают, но мой звер-радар указывал только на одного. Увы, в такой толпе я не могла сказать, на кого именно.
– Что со штатским? – спросил Каторжник Элзи, указывая на Дезмонда.
Та пожала плечами.
– Тетушке Минь он нравится.
– Еще бы, – и он повернулся ко мне. – Привет, красотка. Поймала сегодня волну?
Я не удержалась от улыбки.
– Было не до того, красавчик. А что, копы уже выпустили тебя из-под надзора?
Каторжник ухмыльнулся и снова надвинул очки.
– Ну, это же не колония. Расслабься. Сегодня мы подрабатываем такси.
– Они что, все Зверлинги? – прошептал Дезмонд.
Я покачала головой и залезла на сиденье позади Каторжника. Дезмонд и Элзи секунду поколебались, но потом все же присоединились к двум другим байкерам. Каторжник завел мотор.
– Держись, – только и сказал он, прежде чем поднять байк на дыбы.
Вокруг замелькали, сливаясь в золотую полосу, вечерние огни. Я лихорадочно вцепилась в Каторжника, боясь, что меня сдует, и он довольно рассмеялся.
Я не знала, о чем попросила его тетушка Минь, но это явно было дело Зверлингов, и оно вовлекло уже слишком много людей. В том числе штатских. Пятипалых. Как ни назови, а их присутствие все усложняло. Каторжнику наверняка пришлось объяснить своей банде, что они забыли на территории «мексиканцев», и теперь меня грызла мысль, что столько людей знают мой секрет. Пять месяцев тщательной маскировки пошли коту под хвост.
Однако затем я вспомнила про Джоша и поняла, что у меня не было другого выбора. Что сделано, то сделано. Впрочем, меньше нервничать я от этого не стала.
– Так за нами наблюдают? – спросил я Рико.
Он указал на крохотные камеры, установленные там, где стеклянные стены переходили в крышку «аквариума». Получалось, что куда ни встань, а все равно попадешь на пленку.
– Ученые ушли пару часов назад, – сказал Рико. – Но камеры записывают каждый наш шаг, и где-то наверху сидят охранники, которые временами поглядывают на мониторы. В остальном мы предоставлены самим себе.
– Нужно отсюда выбираться.
Я вскочил с матраса – и тут же замер, пораженный очередным приступом тошноты. Переждав с закрытыми глазами, пока она стихнет, я подошел к стене и постучал по ней костяшками пальцев.
– Это не стекло.
– Нет, толстый пластик. Сомневаюсь, что его получится разбить, даже если ты борец сумо.
У меня в голове забрезжила какая-то мысль. Я снова постучал по стене.
– Он же наверняка не пропускает звуки?
– Ну да. Поэтому мы с ребятами переговаривались, читая по губам.
Я медленно кивнул.
– Точно.
Честно говоря, совет Каторжника казался мне все менее разумным. Пусть лучше весь мир узнает, что я Зверлинг, чем придет какой-то ученый психопат и отрежет мне ногу.
– Ты пытался сбежать?
Меня больше не волновало, что нас могут подслушать. Пусть сколько угодно прокручивают пленки, когда придут утром на работу. К этому времени мы должны быть далеко отсюда.
Рико покачал головой.
– Даже если бы я выбрался из клетки, из лаборатории мне не выйти. Все двери закодированы и открываются только карточкой. Наверху сидит охрана, а мы глубоко под землей. Дохлый номер.
– Под землей? Брось, это Южная Калифорния. Тут никто не строит под землей, – я осекся. – Погоди, мы что, не в Калифорнии?
Рико смерил меня долгим взглядом.
– Думаю, в этом случае мы бы почувствовали, – сказал он наконец.
Почувствовали? Я открыл было рот, но тут же понял, что он имеет в виду. Высоко над головой, сквозь отделявшую нас от поверхности толщу земли, я чувствовал успокоительное присутствие родного города. И сквозь нее просачивалась что-то другое, какая-то большая теплая тайна. Океан.
Я поскреб стену ногтями. На вид она казалась пуленепробиваемой, но я был почти уверен, что смогу ее проломить.
– Я здесь не останусь, – сказал я Рико. – И тебя возьму с собой.
– Звучит очень самоуверенно.
– На самом деле мне страшно до усрачки. Поэтому я и хочу отсюда выбраться.
Он медленно кивнул.
– Вытащи нас на цокольный этаж, а там я сделаю так, что нас вовек не найдут.
– Ладно, – и я отступил, прикидывая, в какое место стены бить.
– Погоди, – вдруг сказал Рико.
– Что такое?
– Пусть вода успокоится. Дай охранникам расслабиться и отвлечься.
Я понимал, что он прав, но ожидание казалось невыносимым.
