ПРОЛОГ
Умирала в деревне бабка. Долго, тяжело, страшно. Разметались по подушке седые сальные волосы, шептал что-то беззубый рот, скрюченные пальцы сжимали одеяло так, что казалось вот- вот прорвут его насквозь. Родня: Дочь и сын с невесткой уже месяц ждали бабкиного летального исхода и загодя подготовили и гроб и наряд, даже насчет могилы договорились, но бабка умирать не хотела. Не то чтобы они желали ее смерти, просто дня три назад старуха перестала дышать. Вызванный из города врач констатировал смерть и со спокойной душой уехал. Бабку обряжать начали, не успели натянуть чулки, она глаза открыла… Не спешите, говорит, я еще здесь не все дела сделала. Врача вызвали во второй раз, он подивился, конечно, но ничего не сказал, посмотрел зрачки, поднес ко рту зеркало, проверил пульс и сердце. Бабка была мертва, окончательно и бесповоротно. В третий раз с инфарктом увезли уже его. И по деревне поползли нехорошие слухи. Селяне вспомнили все, что когда-либо было связано с Таисией. Так звали бессмертную бабку. А вспоминались им в основном всё гадостные да мерзкие случаи…
Марьяна вспомнила, что Таиска ее корову сглазила. Бедная животина словно с ума сошла: молоко не отдает, хозяйку не подпускает, орет дурным ревом и башкою трясет. А началось все с того, что Таиска повадилась ходить к Марьяне, молоко покупать. Корова у той была хорошая, молочная, за раз по десять литров давала, а в день до тридцати. Видно Таиска позавидовала, ну вот и сглазила. Они ж колдуны такие, без зла жить не могут. Марьяна утром пошла доить, а Крошка стоит вся мокрая, словно в росе и кошка у нее на спине сидит, черная. Тетка уронила подойник и потянулась к топору. Только б корову не зацепить. Прицелившись хорошенько, хозяйка запустила топор в кошку, убить не убила, а лапу поранила. Кошка с дурным мявом сиганула в окно и исчезла. Ветеринара к корове вызывали, но путного он ничего не сказал, и так было понятно, что тут Таискин сглаз поработал. А на следующее утро соседка заметила, что Таиска из дома не выходит, овец в стадо не гонит и к колодцу не идет. Соседки испугались, что Таиска померла ночью, заголосили, хотели уж мужиков вызывать, дверь ломать. Но Таиска вышла. Стоит на крыльце, за косяк держится, а рука у нее перевязана в том месте, где по кошке топор попал. Дрова, говорит, рубила, поранилась.
А дед Михай вспомнил, как не любили бабкин дом лошади. Мимо ее ворот еще ни одна телега спокойно не проехала. То понесут коняшки, а то на дыбы встанут и тпру ни ну… Сам же Михай нашел способ мимо бабки ездить. Слезал с телеги и перепрягал коня, выворачивая все детали упряжки задом наперед, а попутно окрывая злобную бабу пятиэтажным русским матом. Тут сложно сказать, что сработало, изнанка или мат, но мерин Михая проходил мимо бабкиного дома спокойно и никаких номеров не откалывал.
Люди болтали также, что в полнолуние сбегаются к бабкиному дому собаки белые, под окном вертятся, воют, а Таиска сидит у окна и будто разговаривает с ними. И говорили даже, что иногда она сама белой собакой оборачивается и убегает, на шабаш наверно.
Это только казалось, что религия и колдовство – пережитки прошлого. Нас долгое время убеждали, что привидений не существует, равно как и Бога, домовых и русалок, и что всем событиям следует искать чисто научное объяснение. Но люди деревней и поселков, в которых жили такие вот Таиски, могли порассказать мнооого чего интересного….
Часть 1 Новые друзья, старые враги
ГЛАВА 1 Хорошо в деревне летом…
В то лето мне особенно не хотелось ехать в деревню. Что там делать? Развлечений нет, нормальной компании нет, даже пруда нормального и того нет, ни покупаться, ни рыбу половить. Единственный клуб еще лет пять назад закрыли, магазина путёвого отродясь не было, а зачем, город же рядом. Город то рядом, километрах в 3 от деревни, не так уж далеко, однако за мороженым просто так не сбегаешь и друзей не навестишь. Хотя друзей у меня как раз и не было. Не любила детская компания угрюмую, полноватую девчонку, которая вместо посиделок со всей компанией на детской площадке, распития дешевого алкоголя и курения травки, после школы всегда спешила домой, не задерживаясь и не разговаривая ни с кем. Все обидные прозвища, которые только можно было придумать про полных людей, мне довелось услышать в свой адрес. Жирдяйка, жиртреска, сосиска, сарделька, толстуха и прочее и прочее. Конечно меня это задевало, конечно я комплексовала из за своей фигуры, хотя не такой уж безобразной она была, просто достались мне от бабушки полные бедра и невысокий рост. Не смотря на все неприятности, которые мне сулила школа, я все таки не рвалась на летние каникулы в деревню. В городе хотя бы была библиотека, и даже не одна, а целых четыре. Прочитал положенные 5 книг, так кто запрещает, бери еще, читай, пока не надоест или глаза не устанут. В деревне же не было и того. Взятых за раз 5 книг мне бы хватило максимум на неделю, а дальше хоть вешайся. В город мы летом выезжали редко, в основном обходясь огородом и автолавкой, а за книгами, ясное дело, никто бы со мной не пошел. Так что сами понимаете, в каком я была настроении, когда пригородный автобус выплюнул меня на нашей деревенской остановке, обшарпанной и загаженной донельзя. Тяжело вздохнув и забросив за спину рюкзак с нехитрыми вещами и книгами, я потопала в сторону первой деревенской улицы, едва видневшейся за тополиной рощей. По дороге мне удалось собрать несколько горстей земляники и почти без приключений пройти тополиную рощу.
Почему почти? Потому что с какого-то перепуга приглянулись эти редкие, без подлеска, насаждения местному эксгибиционисту, дурачку и маргиналу Ваське. Ваську в деревне знали все, так как не было в окрестностях бабы или девки, которой он хотя бы раз да не продемонстрировал свое основное мужское достоинство. Обычно он выскакивал из кустов, как черт из табакерки, и с победным «ха» распахивал свой плащ, под которым, естественно ничего не было. Поначалу бабы пугались, визжали и лупили Ваську по горбу, кто чем мог, потом привыкли и уже проходили мимо, даже не повернув головы, обращая внимания не больше, чем на статую. Ну стоит и стоит мужик голый, так что ж теперь домой не ходить. Васька на такую реакцию всегда страшно обижался и понурившись, отползал в кусты ждать более эмоциональную жертву. Вот и в это раз Ваську в приметном желтом плаще я заметила еще издали, но дорога в деревню была одна, а лезть по полю в обход было лень. Васька тоже заприметил «жертву» и зашевелился. В лицо он меня не знал, однако сообразил, что девушка молоденькая, впечатлительная, значит среагировать должна соответственно, долгий визг, а может даже обморок был обеспечен. Надо отдать должное Ваське, он своих «жертв» никогда не обижал, с сексуальными намерениями не приставал, просто ему было в кайф наблюдать за растерянностью и смущением дам. Он от этого получал чисто моральное удовлетворение. Вот и в этот раз он выскочил на дорогу, предвкушая удовольствие от момента неожиданности.
– Ха! – сказал Васька и распахнул плащ.
– Ничего особенного! – буркнула я и почесала дальше.
Васька понуро поплелся в кусты, бурча себе под нос о распущенности современной молодежи, которую дескать ничем не проймешь.
Бабушка обрадовалась мне несказанно. А как же ж. Морковка не полота, малина не собрана, смородина осыпается, траву косить-носить некому, а картошку жуки сожрали. Как же я ненавижу сельхоз работу. Особенно сбор колорадских жуков. Поймут меня те, кто проводил на картофельном огороде по полдня, стряхивая веником жуков и прожорливых личинок, которые, если их не собирать, уже к концу июня оставляли от сочной ботвы, только голые, скорбно торчащие огрызки. После такой работы спина не разгибалась совершенно, ноги отказывались шевелиться, а перед глазами, стоило их закрыть, немедля возникало шевелящееся серо-буро-полосатое полчище. Мне же хотелось еще после картошки сбегать на речку и спокойно почитать под крутым бережком. Поэтому с жуками я расправилась довольно быстро. Постряхивала половину в ведро, половину на землю и торжественно вручила бабуле добычу. Неодобрительно поохав, но не найдя возможности найти брак в работе, бабуля отпустила на речку
