Николай Басов
Посох Гурама
Лотар Желтоголовый, Драконий Оборотень, прозванный Охотником на демонов, грелся на чистом весеннем солнышке, развалясь на чурбаках, предназначенных, вероятно, для господского камина, и по его виду никто бы не догадался, что в замке происходит что-то необычное. Зато Сухмет ходил взад-вперед, что-то бормотал и даже ломал пальцы, пока Лотар не попросил его этого не делать.
В огромном дворе княжеского замка Пастарины царило ленивое спокойствие хорошо защищенного места. Лучники тренировались в стрельбе из небольших восточных луков, что в безветренном каменном колодце замка было не так уж трудно, на плацу красный от натуги десятник заставлял дружинников делать с алебардами какое-то упражнение, а у кухни трое ветеранов приставали к служанкам, вышедшим на солнышко чистить свои кастрюли.
За спиной Лотара здоровая и вполне веселая лошадка хрустела сеном, подбирая его с последнего снега. Иногда она потряхивала головой, и тогда в воздухе разливался тонкий звон удил. Иногда Лотар, как лошадь, потряхивал коротко стриженной головой и улыбался.
– Что развеселило тебя, господин мой? – спросил Сухмет. Не дождавшись ответа, он добавил: – Если мы будем сидеть здесь и дальше, никто не заключит с нами контракт даже на поиски прошлогодних подсолнухов.
Лотар попытался, не слишком, впрочем, настойчиво, отодвинуть морду лошади, которая вдруг вздумала поискать сено у него за шиворотом.
– Чувствуется ученик Харисмуса.
– Я просто осмелился посоветовать тебе больше ценить наше время, иначе…
– Да, действительно, что тогда?
– Тебе придется драться с каждым лешим, который скиснет у любой деревенской бабки молоко!
– Молоко скисает само, а леший молоко сквашивает. Живем в этих горах уже три года, а ты даже правильно говорить не хочешь научиться.
Желтоватое сухое лицо Сухмета стало розовым.
– Я… говорил на этом диалекте, господин мой, когда здесь еще ни одного человека не было!
– Тем более ужасно, что ты так и не научился…
Лошадь наклонилась и теперь уже не стесняясь облизала всю соломенно-желтую, круглую голову Лотара. Драконий оборотень рассмеялся. Сухмет посмотрел на него, обреченно махнул рукой и отошел. Но Лотар еще не успел скормить лошади краюху хлеба, которую достал из сумки под ногами, как старик уже вернулся.
– Господин мой, ты не наводишь на лошадей никакой магии. Почему они тебя так любят?
– Спроси у них. Ведь Харисмус умел, по твоим словам, разговаривать с животными.
– И с животными, и с птицами, и с рыбами, – кивнул Сухмет. – Но я не Харисмус, поэтому спрашиваю тебя.
Хлопнула дверь, и на высокое крылечко княжеского терема, как пробка из бутылки с перебродившим вином, вылетел дуайен торгового сословия Пастарины, старейшина купеческой палаты, как сказывали, самый богатый человек этих гор – господин Покуст. Он был зол и что-то орал, доругиваясь с кем-то, кого в запале обозвал «непроходимым ослом».
Осознав, что теперь его видят все, Покуст поправил меховую шапку и широким, злым шагом спустился с крыльца. Не замечая мутноватых весенних луж, он прошагал к Лотару, остановился перед горой чурбаков, на которых сидел Охотник на демонов, и, не глядя в его сторону, просипел посаженным от крика голосом:
– Он ничего не хочет понимать. Говорит, что ему нет нужды принимать тебя, что у него, в крайнем случае, есть своя дружина. – Покуст зло зыркнул в сторону ветеранов, которые наперебой гомонили перед служанками. – Это он о своей-то банде дармоедов, которые за последние три года ни разу не выползли хотя бы за ворота города! – Покуст фыркнул так, что его усы воспарили над толстыми красными губами, и снял шапку. – Но, может быть, он все-таки вышлет к тебе какого-нибудь своего шута, так что придется подождать.
– Может быть, и вправду, – подумал вслух Лотар, – перевалы еще не открылись?
– Перевалы в этом году были проходимы в течение всей зимы, – резко ответил дуайен. – Это проверено.
– Были бы они проходимы, на знаменитую ярмарку в Пастарину собирался бы весь торговый люд побережья.
– В том-то и дело, что весенняя ярмарка уже не состоится. Она должна была начаться несколько дней назад, но если никого нет – остается только считать убытки и надеяться, что дурная слава рассеется до осенних торгов.
– Сама по себе дурная слава не рассеивается, для этого нужно сделать что-то довольно громкое, – сказал Сухмет.
Покуст покосился на золотой ошейник, который Сухмет никогда и не пытался скрыть, и счел ниже своего достоинства отвечать рабу. Помолчав, он надел шапку. Сухмет как ни в чем не бывало снова спросил:
– Мы люди приезжие, господин, может быть, ты растолкуешь, где здесь собака зарыта?
Покуст опять посмотрел на раба, теперь уже на его роскошную саблю, отделанную не виданными в Пастарине восточными самоцветами.
На всякий случай Лотар произнес:
– Когда-то он и вправду был рабом и с тех пор завел дурную привычку считать свой ошейник чем-то вроде беспроцентного депозита. Но теперь он свободный человек и имеет такое же право носить оружие, как ты или я.
Покуст оторвал от чурбака сухой длинный прутик и стал говорить:
– Слушай, чужеземец. Пастарина стоит в замкнутой узкой долине, которую связывают с остальным миром два перевала. – Дуайен нарисовал на рыхлом песке что-то, по форме напоминающее кувшин, повернутый горлышком к его сапогам. – Восточный, который еще называют Верхним, могут пройти только пешие люди без поклажи.
– Мы, кажется, пробрались сюда именно этой дорогой, – заметил Сухмет и передернул плечами. – Должен заметить, путешествие было не из приятных. Бездонные пропасти, тропа шириной в полтора фута…
Покуст нарисовал у кувшина небольшое отверстие в верхней правой части днища.
– Вообще-то весной там не рискуют ходить даже горцы, кроме самых молодых и глупых. – Покуст нарисовал второе отверстие слева, в середине кувшина. – Второй перевал называется Широким, и у него то преимущество, что он представляет собой хорошую, вполне безопасную дорогу…
– До недавнего времени безопасную, – поправил его Сухмет. Заметив, что Покуст помрачнел, он поспешно добавил: – Но, господин Покуст, как же вы вывозите свои товары?
На это дуайен торгового сословия нарисовал внутри кувшина большую восьмерку. От ее ободка вниз и через горлышко пошла извилистая линия. Не вызывало сомнения, что это река.
– Вот наше озеро. Верхнее – то, которое называется Хрустальным Кувшином, – использовать не удается, потому что оно отрезано от Нижнего водопадом. – Покуст ткнул прутиком в середину восьмерки. – От Нижнего наша река течет уже без особых помех в Мульфаджу и дальше к морю.
