Олаф Локнит - Берег Проклятых

— Ну что, милейший варвар, убедился, что мы описали полный круг? — Невысокий, похожий на туранца человек с куцей бородкой, придерживая лошадь за узду, печально рассматривал кучки сухого конского навоза и черное пятно кострища суточной давности.— Наши туранские друзья, без сомнения, ничуть не умнее нас. Если мы никуда не исчезнем до заката, то встреча с господами гвардейцами будет теплой… Можно даже сказать, жаркой.

Бородатый укоризненно покосился на своего спутника, так и не покинувшего седло, помолчал, явно ожидая ответа, потом тяжко вздохнул и проворчал:

— Если я еще хоть раз послушаюсь необразованного варвара, то до гробовой доски буду считать себя законченным болваном.

Тот, кого он назвал варваром, сидел на высоком и длинноногом гирканском жеребце и мрачно поглядывал по сторонам. В отличие от низкорослого бородача, он был долговяз, косая сажень в плечах, темноволос, а растительности на скуластом хмуром лице не имел вовсе. Любой добропорядочный горожанин из Аквилонии, Аргоса или Зингары, встретив эдакого громилу на улице, постарался бы перейти на другую ее сторону — внешности варвара позавидовал бы любой разбойник с большой дороги. Услышав ворчание попутчика, он перевел взгляд голубых, чуть раскосых глаз на его небольшую, но крепкую фигуру, отбросил большими пальцами налипшие на потный лоб черные волосы и примирительно сказал:

— Ну, ошибся… Со всяким бывает. Слушай, Мораддин, что нам теперь делать-то? Обратно в пустыню ехать, сам понимаешь, желания никакого…

— И наверняка в ущелье остался большой отряд,— в тон подхватил бородач по имени Мораддин.— А вперед идти бессмысленно. Тупик, Конан, он и в горах тупик.

— Скотство какое! — отозвался варвар, подразумевая занудство невысокого приятеля, висевшую на хвосте погоню, а заодно и проклятую долину, что обманула беглецов бессовестнее распоследнего шарлатана-астролога. Положение сложилось — хуже не придумаешь!

Вот уже три дня Конан из Киммерии и его новый друг Мораддин прилагали неимоверные усилия, чтобы оторваться от отряда туранской конной гвардии. До серьезного боевого столкновения дело пока не доходило благодаря Мораддину — низкорослый бородатый спутник варвара много лет прослужил в тайной гвардии туранского владыки Илдиза, и его талант заметать следы да водить противника за нос, по мнению Конана, был достоин восхищения и подражания. А если еще учесть, что Мораддин по крови лишь наполовину человек и унаследовал от отца—гнома способность видеть в темноте, исключительную выносливость и невероятную для своего невеликого роста силу, то он был просто незаменимым попутчиком. Особенно когда нешуточная опасность грозит из-за каждого камня…

Собственно, первопричиной неприятностей, преследовавших киммерийского варвара и Мораддина, послужила неожиданная встреча Конана с одним зуагирским шейхом чуть больше тридцати дней назад. Тогда варвар, бездумно кинувшийся спасать караван зуагиров от подземного чудища, и не предполагал, что окажется втянут в историю с непредсказуемыми последствиями. Простодушно рассчитывая заработать, Конан согласился выполнить поручение шейха оазиса Баргэми — выкрасть дочь этого самого шейха из сераля одного султанапурского вельможи, который похитил девицу из дома ее отца…

А потом закрутилось такое, что киммериец и вспоминать не хотел о своем последнем визите в Султанапур. Несколько раз Конан едва не погиб, был пленен придворным магом эмира города, оказался по «милости» этого колдуна на медных копях… Впрочем, не попади варвар на рудники, ему бы не пришлось познакомиться с Мораддином… Полукровка, тщательно скрывавший от людей свое происхождение, подвизался в каторжной тюрьме на невысокой и всеми презираемой должности старшего надсмотрщика. Пережив опалу в Аграпуре, бывший капитан тайной гвардии Илдиза был разжалован и сослан; лишь встреча с Конаном и предосудительные (с точки зрения туранских законников) обстоятельства освобождения варвара с каторги вынудили Мораддина бросить опротивевшую донельзя службу.

А спустя несколько дней киммериец и полукровка вступили в борьбу за магическое сокровище гномов, действуя сообща и преследуя одну цель. Борьба эта принесла многие беды владениям султанапурского эмира Хааб-берди: убийство командира кавалерийского корпуса Турлей-хана и придворного мага Радбуша, смерть десятков городских стражников и, наконец, пожар, уничтоживший лучший дом терпимости в городе. Эмирский суд даже слушать не стал бы оправданий Конана, на которого падали подозрения во всех до единого преступлениях. Попадись киммериец властям, не сносить бы ему головы! Никто не поверил бы, что сгоревший дом любовных утех принадлежал старой подруге Конана, а в кончине пятитысячника и мага варвар виноват не больше, чем в их появлении на свет.

Когда сокровище подгорного племени было возвращено хозяевам — гномам, а все сопутствующие тайны и трудности разрешились сами собой, Конан и Мораддин справедливо рассудили, что в Туране им делать больше нечего и плаху разгневанного Хааб-берди увидеть вблизи совершенно не хочется. Они решили как можно скорее покинуть пределы империи. Вначале появилось желание отправиться на полдень, в Коф или Шем, через Хауран, но спустя день пути стало ясно: эмир султанапурский рассвирепел, словно тигр, коему прищемили дверью хвост, и намерен любой ценой изловить двух злодеев, по чьей вине мирный торговый город перевернулся с ног на голову.

Хааб-берди провел быстрое и не очень тщательное расследование, выяснил, что во всех событиях последних дней принимал участие высокий темноволосый северянин, а потом и бородатый коротышка, и, придя к абсолютно неверным выводам, разослал по округе конные отряды с простым и ясным приказом: доставить двух мерзавцев в Султанапур живыми или мертвыми. Настоящий виновник случившихся в городе безобразий — шейх зуагиров Джафир-аль-Баргэми — остался в тени; о его роли власти или не знали, или просто сочли его непричастным. А кроме того, блистательный эмир хорошо помнил тяжесть киммерийского кулака, с каковым имел несчастье познакомиться при несколько роняющих честь наместника султанапурского обстоятельствах…

Первая стычка с разъездом гвардейцев приключилась лигах в пяти полуденнее города, в пустыне. Туранских вояк, с гиканьем и посвистом налетевших на двух мирных путешественников, было до смешного мало — всего-то семеро, и Конана, лениво отбивавшего сабельные удары, больше занимало не то, что высочайшим повелением разрешена охота на диких киммерийцев, как потом выразился Мораддин, а боевое искусство своего приятеля, голыми руками прикончившего четверых кавалеристов и лишь на пятом обнажившего меч, и то больше для страху. Варвару даже обидно стало — он-то уложил всего двоих…