Но дело шло к развязке. Западная стена уже превратилась в груду обломков, на которых завязалась яростная рукопашная схватка; другие стены покрылись широкими трещинами и угрожали вот-вот рухнуть. Башни качались на пустотах, как пьяные.
Неприятель готовился к решающему приступу. Звучали трубы, на равнине строилась стальная армия, с грохотом катились осадные башни. Защитники Шамара видели трепещущие на ветру знамена Кофа и Офира, различали среди сверкающих рыцарей коренастого Страбонуса в черной броне и Амальруса, облаченного в расшитый золотом камзол. Между ними скакал человек, от одного вида которого бледнели самые отважные: тощий, похожий на хищную птицу колдун в длинной развевающейся мантии.
Алебардщики выступили первыми. Затем пришпорили коней всадники, и выстроились копейщики. Защитники города глубоко вздохнули, препоручив души Митре, и крепче сжали в руках оружие.
Внезапно раздался сигнал трубы, и на равнину обрушился громоподобный топот копыт, заглушающий все остальные звуки. На севере вздымалась гряда холмов, словно огромная лестница в небо. С ее склонов подобно лавине неслась легкая кавалерия Страбонуса, посланная в глубь Аквилонии. Всадники нещадно хлестали и пришпоривали коней, преследуемые рыцарями в железных латах, над которыми развевалось большое знамя Аквилонии с изображением льва.
Дружный крик осажденных потряс небеса. Опьянев от радости, воины стучали окровавленными мечами по изрубленным щитам, а горожане — богатые и нищие, шлюхи в красных юбках и знатные дамы в шелках — упали на колени и запели благодарственный гимн Митре, и слезы счастья катились по их щекам.
Страбонус подъехал к Амальрусу, который спешно разворачивал армию навстречу неожиданной угрозе, и проворчал:
— Мы без труда с ними справимся, если у них нет резерва за холмами. Это всего лишь пуантенцы. Мы ведь так и предполагали, что Тросеро полезет в пекло.
Амальрус растерянно проговорил:
— Я вижу Тросеро и капитана Просперо… Но кто скачет между ними?
— О, Иштар, помоги нам! — бледнея, полепетал Страбонус. — Это король Конан!
— Вы с ума сошли! — вскричал Тзота. — Конан уже давно в брюхе Сатхи!
Натянув поводья, он повернулся к коннице, мчавшейся по равнине. Ошибки быть не могло: он узнал могучего воина в латах из вороненой стали, инкрустированных золотом. Король скакал на черном боевом коне под трепещущим полотнищем огромного штандарта. Тзота в ярости зарычал, брызжа слюной. Впервые в жизни Страбонус видел мага в таком замешательстве и гневе, и это напугало его.
— Колдовство! — вскрикнул Тзота, брызгая слюной на бороду. — Как он мог убежать, добраться до своего королевства в такой короткий срок да еще собрать войско? Ему помог Пелиас, будь он проклят! И будь проклят я, что не убил его раньше!
Услышав имя волшебника, которого уже десять лет считали мертвым, короли задрожали; их страх передался армии. Тзота заметил суеверный ужас в глазах воинов, и злоба превратила его лицо в демоническую маску.
— Вперед! — закричал он. — Мы сильнее! Раздавите этих псов! Сегодня вечером мы устроим пир на развалинах Шамара! О, Сет! — Он вскинул тощие руки, призывая бога-змея, и напугал этим даже Страбонуса. — Даруй нам победу, и клянусь, я принесу тебе в жертву пятьсот девственниц Шамара, истекающих кровью!
Тем временем армия противника наводнила равнину. Всадники, скакавшие вслед за рыцарями на маленьких быстрых конях, спешились и построились в боевые порядки. Это были стойкие боссонские лучники и гандерландские копейщики с рыжими кудрями, выбивавшимися из-под стальных шлемов.
Конан собрал свою разношерстную армию в считанные часы после возвращения в столицу. Он спас от кровожадной толпы пеллийских лучников и копейщиков и зачислил их, обязанных ему жизнью, в свою пехоту. Он призвал к оружию чернь Тарантии, он послал гонца к Тросеро с приказом вернуться. С большим отрядом — ядром будущей армии — Конан выступил на юг. Дворяне Тарантии вместе со своими дружинами и окрестные крестьяне пополнили его войско. Он набирал рекрутов во всех городах, встречавшихся на пути. Тем не менее, его армия все еще значительно уступала орде захватчиков.
Конан привел к Шамару девятнадцать сотен рыцарей, в том числе много пуантенских. Были с ними и наемники.
Армия двигалась в полном боевом порядке: сначала лучники, потом копейщики, в арьергарде — рыцари.
Арбанус бросил на противника объединенные войска Офира и Кофа, и равнина превратилась в океан сверкающей стали. Дозорные на крепостных стенах ужасались, глядя на огромную рать, значительно превосходящую числом армию Конана. Впереди шли лучники-шемиты, потом — кофийские копейщики, за ними скакали одетые в кольчуги рыцари Страбонуса и Амальруса. Было ясно: Арбанус решил смести пехоту Конана и очистить путь для ураганного натиска тяжелой кавалерии.
Стрелы шемитов сыпались градом. Лучники из западных провинций Аквилонии, закаленные безжалостными войнами с дикарями-пиктами, уверенно шли вперед, перешагивая через упавших товарищей. Их было очень немного, и лучники-шемиты нанесли им большой урон, но боссонцы превосходили врага меткостью, а кроме того, они сражались за правое дело. Подойдя ближе, они выпустили стрелы, и целые ряды шемитов рухнули как подкошенные. Синебородые воины в легких кольчугах не устояли и бросились бежать, побросав луки, а их отступление нарушило строй копейщиков-кофийцев, шагавших позади.
Без поддержки лучников солдаты сотнями падали под стрелами боссонцев, а если яростно бросались в бой, то натыкались на копья. Никакая пехота в мире не могла сравниться с гандерландской. Родиной этих бойцов была самая северная провинция Аквилонии, расположенная недалеко от границ Киммерии. Они были рождены и выращены для войны. Кофийские копейщики, понеся невероятные потери, в беспорядке отступили.
Страбонус побагровел от гнева и велел трубить сигнал «в атаку». Арбанус колебался, видя, как выстроились боссонцы перед аквилонскими всадниками, замершими в ожидании. Он советовал немного отступить, чтобы выманить рыцарей из-под прикрытия лучников, но Страбонус был вне себя от злости. С ненавистью глядя на горстку людей в кольчугах, бросивших ему вызов, он повторил Арбанусу приказ о наступлении.
Полководец помолился Иштар и велел трубить в золотой рог. Огромная армия ощерилась целым лесом копий и понеслась по равнине. Земля дрожала от топота копыт, и блеск золота и стали слепил глаза дозорным на башнях Шамара.
Конница врезалась в ряды копейщиков, опрокидывая их, но угодила под ливень стрел боссонцев. Над полем битвы стоял невообразимый грохот; атакующие падали как трава под косой. Еще сто шагов, и они обрушатся на боссонцев и сметут их… Но плоть не могла выдержать смертельного ливня стрел.
