Всё, пора возвращаться ко двору. Мальчикам в день Отхода Вьюжных Дней достаточно. Велена твёрдо решила сегодня же отослать внуков к архивнику Бориславу, мастеру над мёртвыми книгами, её супругу и старшему царю. Пускай начинает обучение, она и так уже год потеряла, дала соколятам вволю резвиться, продлевая детство.
– А как же дом? Он так и будет стоять? – не сдавался пытливый и не в меру любознательный Млад.
– А что ему будет, дому-то этому? – беспечно выговорила бабка. – Он, как и люди, а люди, как и земля – выстоит в поединке с океаном. Не вечно же воде главенствовать? Однажды век золотой повторится, когда люди вернутся к старой вере, точно повторится. А теперь домой, живо.
Мальчики послушно поднялись, отряхнулись и, заняв места по бокам старшей, направились к Красному двору. А Велена, прямо ступая прочь от берега, подумала: нет, пожалуй, из Милана выйдет куда лучший супруг для будущей старшей.
Притча о совином народце
Огонь в костре набрал силу и злость, до отвала вскормленный сухими сучьями. Старик и двое его юных спутников, окончив вечернюю трапезу и расслабившись после дневного похода, мерно потягивали сладковатый настой иван-чая из жестяных кружек.
Круглая как луна поляна наполнялась пряной безмятежностью трав, погружавшихся в сон с заходом солнца. Ветер покинул эти края, вдоволь наигравшись со всеми цветами Седого леса и пересчитав все песчинки его тропок. Тишина и покой заполнили собой каждый лесной уголок – от верхушки Сосны-Великанши до лабиринта корней Дуба-Прадеда. И звёзды, точно племя золотистых светлячков, высыпали на индиговом покрывале неба, заняв каждая удобное местечко.
– Скоро и луна пожалует, – заметил старик.
Он полулежал на траве, вытянув длинные, заголённые до колен ноги к костру. Его усталая спина облокачивалась о пухлый рюкзак, заботливо подставленный юнцами. Сами они удобно устроились на расстеленном покрывале напротив старика. Дети для него, они уже вошли в пору хмельной юности и увязались за ним в тяге приключений. Маленькие романтики, так он их и называл.
– Янус, расскажи историю, – попросила девушка лет шестнадцати, рыженькая и веснушчатая – само солнце о зелёных глазах. – Ты обещал ещё три дня назад, мы ждали.
– А очень хочется? – спросил Янус.
Его лицо обрело лукавый вид. Возможно, тому виной были тени, ожившие на глубоких складках вокруг рта, но прищур у него вышел довольно хитрым.
– Очень-очень, прям ну очень, – игривая улыбка осветила девичье личико.
– Да, дед, хорошая история не помешала бы сейчас, в такую ночь, – добавил темноволосый юноша одних с девушкой лет. Его глаза казались чёрными угольями и непроницаемыми, как лесная темень, лишь отсвет огня оживлял мрачный, тяжёлый взгляд танцующими искорками.
Старик кивнул и, покопавшись в карманах ветхой, как он сам, куртки, выудил несколько мятых самокруток. Девушка, которую звали Сольд, с помощью прута ловко вытащила из костра красноватый уголёк и подкатила его к Янусу. Тот наклонился и, приложив цигарку к пыхавшему жаром угольку, раскурил её, одарив Сольд благодарной улыбкой.
– Ты прав, Раро́г, – произнёс старик, выпуская в воздух густую струю табачного дыма. – Ночь сегодня особенная и заслуживает хорошей истории.
– А чем же она особенная, Янус? – поинтересовалась Сольд.
Она заняла своё место подле Рарога. Юноша заботливо накинул её на плечи кофту и придвинулся ближе. Янусу была по душе эта парочка. Брат с сестрой уже месяц, как отчалившие из родной деревеньки, брели с ним, куда глаза глядят. Ну, насчёт, куда глаза глядят, сильно сказано. Он-то, Янус, шёл в горный край, за которым простиралось Лихое море. А вот его романтичные попутчики желали увидеть весь мир и гадали каждый день, что же лежит за тем самым морем.
– Это ночь на Ивана Купалу, – пояснил Янус, выдав новую порцию дыма. – Самая звёздная ночь в году. Звёзд на небе становится так много, что даже луне тесновато на своём престоле.
– Ух ты! – с восхищением выговорила Сольд. В её изумрудных глазках заблестели огоньки-светлячки.
Старик вновь был приятно удивлён её поразительной, по-детски готовой решимостью видеть везде чудо. Мир давно не тот, даже дети стали другими – циниками, впитавшими с материнским молоком «правильное» мировоззрение. А сказкам в их сердцах больше места нет. Тесно, как луне на небе в звёздную ночь.
Рарог был противоположностью Сольд. Колючая замкнутость и немногословность отгораживали юнца от реального мира, что считал Рарога глупцом и зазнайкой. Лишь сестра видела брата иным. С ней он преображался в преданного рыцаря и добродушного компаньона её историй. Он верил в чудеса, но никогда не говорил об этом вслух, считая, что болтать об этом не имеет смысла, а кому нужно, тот и сам всё поймёт. Сольд же поняла.
– Да, луна скоро взойдёт, – довольно произнёс старик.
Его сухое, потрёпанное временем лицо излучало знание мира и хранило печать миллиона загадок, которые юным Рарогу и Сольд только предстояло узнать.
– Но прежде в лесу зародится музыка, – добавил он, – затем воздух наполнится совиным пением, и уж после мы увидим её – ночную госпожу.
Только Янус это сказал, тут же, как по подсказке, заскрежетали лесные скрипачи – цикады и сверчки. Им подыграли земляные жабы, выползшие из своих норок, дабы насладиться ночью и всласть пропеть серенады любви Седому лесу. В этот нестройный хор влился вокал самовлюблённого соловья, не стерпевшего конкуренции на лесных подмостках.
Как и предсказывал старик, терпкий июньский воздух прорвали десятки мощных кличей. А затем в ночном небе стали различимы крошечные силуэты, парившие и пикировавшие, залихватски ухавшие и радовавшиеся жизни больше остальных обитателей леса. Несколько сов бесстрашными тенями пронеслись совсем близко от огня, будто приглядываясь к чужакам.
– Между прочим, совы крадут луну, – назидательно произнёс старик. – Каждую ночь. Нет, каждое утро. Они не в силах расстаться с королевой сов – Луной, потому уводят её подальше, в самый укромный, тёмный уголок. Совиная свита весь день охраняет королеву, ревностно оберегая её державный сон, а вечером, когда остатки сладких грёз оставляют ночную госпожу, совы следуют за королевой-луной и до самого восхода солнца охотятся, любят и умирают в её честь. Они всё ещё помнят о днях былого величия и надеются, что вновь будут жить в первозданной гармонии.
– Ну же, Янус, не дразни, рассказывай сказку! – потребовал ласковый голосок Сольд.
И вот луна выкатила своё жёлтое, словно масленичный блин, тело на звёздный небосвод. Она нависла над поляной янтарным оком, внимательным и таинственным. А совы сновали высоко-высоко, проносясь, словно вихри, над истончавшимся вверху дымком костра и скрывались меж верхушками сосен, плотно обступавших поляну по кругу.
Видно появление небесной царицы стало сигналом и самому Янусу, который выдохнув очередную порцию сизой дымки, начал свою историю:
– Однажды, когда Луна была особенно одинока, тени звёзд ожили и обрели форму. Форма заимела крылья. И из теней вышли совы. Первые птицы из птиц. Они
