— Может, это какой-то обряд поминовения, — предположил Фозис Т’Кар.
— Возможно, — согласился Хатхор Маат. — Но где же мертвецы?
— Они внутри Горы, — сказал Ариман и попятился от пещеры, снова заслышав бой барабанов.
Он присоединился к своим воинам и воткнул рукоять хеки в пыльную землю.
Маски всех агхору тотчас повернулись в сторону края долины, снова послышалось протяжное пение, и люди стали короткими шажками двигаться вперед, ударяя рукоятками фаларик о землю в такт бою барабанов.
— Мандала![21] — приказал Ариман, и Сехмет тотчас образовали кольцо вокруг алтаря.
Раздались щелчки автозагрузчиков снарядов и треск активированных силовых кулаков.
— Разрешаешь открыть огонь? — спросил Хатхор Маат, прицелившись в маску ближайшего агхору.
— Нет, — ответил Ариман. Он повернулся к зияющей тьме пещеры, откуда налетевший вихрь вынес облако пепла. — Нас это не касается.
Ветер источал мрачное отчаяние и прах миллионов превратившихся в пыль тел, забытых в беспросветной глубине мира.
А потом из пещеры, окутанный вихрями пепла, появился багряно-золотой величественный силуэт.
Глава 3
МАГНУС
СВЯТИЛИЩЕ
ТЫ ДОЛЖЕН ЕГО НАУЧИТЬ
Он никак не мог сосредоточиться. В голове Лемюэля мелькали только отдельные образы: сияющая кожа, словно вены под ней были наполнены пламенем; могучие крылья из перьев и золотых пластин; медно-красная грива, растрепанная и присыпанная пеплом, взметнулась над головой. И лицо — непрерывное мелькание света и плоти, словно под кожей и мышцами скрывались не кости, а нечто более динамичное и энергичное.
От такой картины у Лемюэля болезненно сжались все внутренности, но он уже не мог оторвать взгляд от этого высокого существа.
Стоп. А действительно ли это создание так уж высоко?
Ему казалось, что видение ежесекундно меняется без каких бы то ни было видимых причин. В какое-то мгновение оно казалось гигантом, а затем — без всякого перехода — обычным человеком, а потом божеством или существом с миллионами глаз, сотканным из света.
— Что это?! — едва слышно воскликнул Лемюэль. — Что они сделали?
Он не мог отвести глаз, хотя и сознавал, что горящий в сердце этого существа огонь представляет огромную опасность, возможно самую большую опасность этого мира. Несмотря на то что этот огонь грозил обратить в пепел все, что окажется поблизости, Лемюэлю непреодолимо хотелось к нему прикоснуться.
Пронзительный крик Каллисты развеял очарование.
Лемюэля затошнило, он упал на колени, и все содержимое желудка в одно мгновение выплеснулось на камни. Прерывистое дыхание слетало с губ облачками молочно-белого пара, а извергнутая масса мерцала, как будто обладала энергией, позволяющей вернуть прежнюю форму. Сам воздух вокруг бурлил потоками энергии, и мускулы Лемюэля наполнились силой, которую не могли остановить даже мертвые камни.
Но прошло всего одно мгновение, и лужица на камнях стала обычной рвотной массой, а пар от дыхания рассеялся без следа. Лемюэль по-прежнему не сводил глаз с того существа, что появилось внизу, но его возбужденные чувства теперь уже воспринимали только материальную реальность мира. По лицу потекли слезы, и Лемюэль вытер их рукавом рубахи.
Каллиста непрерывно всхлипывала и тряслась, словно в апоплексическом припадке. Скрюченными окровавленными пальцами она судорожно царапала землю, с губ срывалось неразборчивое бормотание.
— Должен выйти наружу... — расслышал Лемюэль. — Нельзя оставлять внутри. Огонь должен выйти, или он меня сожжет.
Она подняла голову, безмолвно умоляя о помощи. Но Лемюэль не успел даже шелохнуться, как у Каллисты закатились глаза и она упала лицом вниз. Он попытался броситься на помощь, но конечности отказывались подчиняться. Рядом с Каллистой стояла Камилла. Сильно побледневшая, она еще держалась на ногах, хотя ее и сотрясала мелкая дрожь. От благоговейного восторга она даже приоткрыла рот.
— Он прекрасен... Как он прекрасен, — протянула она, нерешительно подняла пиктер и сделала несколько снимков.
Лемюэль сплюнул едкую желчь и тряхнул головой.
— Нет, — сказал он. — Это чудовище.
Камилла обернулась, и его сильно удивило выражение гнева на ее лице.
— Как ты можешь так говорить? Взгляни на него.
Лемюэль крепко зажмурился, а потом чуть-чуть приподнял веки, чтобы еще раз взглянуть на невероятное создание. В его сердце все так же пылал огонь, но если прежде он был опасно соблазнительным, теперь пламя успокаивало и гипнотизировало.
А затем видение прояснилось, словно сфокусированный пиктер, и Лемюэль смог рассмотреть истинный облик широкоплечего гиганта в великолепных боевых доспехах из золота, бронзы и кожи. На боку в ножнах висел изогнутый меч с обсидиановой рукоятью и золотым лезвием, а с другой стороны — тяжелый пистолет внушительных размеров.
Несмотря на то что воин находился от него в нескольких сотнях метров, Лемюэль ясно и отчетливо видел его, словно образ из воспоминаний или созданный воображением.
Он улыбнулся, оценив красоту, о которой говорила Камилла.
— Он и правда прекрасен, — сказал Лемюэль. — И как я раньше этого не разглядел?
За плечами воина развевался плащ из перьев, к которому были прикреплены кадила и припечатанные воском пергаменты. Из нагрудника торчали черные изогнутые эбонитовые рога, и точно такая же пара поднималась за его плечами. Из-под пояса свисало светлое полотнище табарда, украшенное пылающим солнечным диском, а сбоку на золотых цепях была пристегнута тяжелая книга, переплетенная в толстую красную кожу. Золотая застежка на книге была закрыта свинцовой[22] печатью.
Этот фолиант приковал к себе взгляд Лемюэля, распознавшего в его содержимом безграничные знания и тайны Вселенной. Чтобы погрузиться в их глубины, Лемюэль был готов пожертвовать любыми сокровищами, и даже своей душой.
Кто-то тронул его за плечо, и Лемюэль позволил Камилле поднять его на ноги. Преисполненная изумления и радости, девушка обняла его, доставив тем самым невыразимое удовольствие.
— Я никогда не надеялась увидеть его так близко, — призналась Камилла.
Лемюэль не ответил, заметив, что из пещеры вышли еще двое. Первым показался предводитель агхору в блестящей маске и оранжевом одеянии, а за ним шел худой мужчина в запачканной пеплом одежде летописца. Но они оба ничего не значили. Величественное создание, полное света, — вот что было важно.
Воин, словно услышав его мысли, поднял взгляд.
Под золотым шлемом, увенчанным алым плюмажем, открывалось невыразимо прекрасное лицо, осененное мудростью старейшины или великого ученого.
