— Друг другом, — Аквия пожала плечами.
— Так не бывает. Должен быть еще какой-то источник пищи. Понимаешь, хищники жрут тех, кто ест траву и листья, а те, в свою очередь… — вдруг он остановился, пораженный внезапной мыслью, и спросил: — Слушай, а ты знаешь, что такое трава?
Женщина усмехнулась.
— На юге, на моей родине, не так холодно, как здесь. Там растет трава и даже есть деревья, не очень высокие, правда, зато много. Ты же видишь, мои сани сделаны из дерева
Блейд кивнул, укорив себя за невнимательность. Похоже, эта история с превращением в пушного зверя здорово выбила его из колеи! Он же видел, что сани — деревянные, деревянными были и древки топора и пешни. Любой идиот догадался бы, что эта ведьма прибыла из краев, где есть хоть какая-то растительность! Он нахмурился, прислушиваясь к серебристому голоску спутницы.
— Там, — она показала в сторону багрового солнечного диска, — есть звери, которые пасутся в поле и в лесу, так что я понимаю, о чем ты говоришь. Тут, — Аквия обвела широким жестом белую безмолвную равнину, — таких зверей нет. Зато под нами — море, и в нем много всякой живности. Стоит только пробить лед…
— Погоди, — остановил её озадаченный Блейд, — значит, мы двигаемся по замерзшей морской поверхности? — Аквия молча кивнула. — Но этот твой Берглион… замок или город… он построен прямо на льду?
— Нет, конечно. Мы минуем Дарсолан — Великие Льды — и доберемся до большого гористого острова на севере. Берглион стоит на его берегу… если то место можно называть берегом — ведь лед на море никогда не тает…
Несколько минут Блейд пытался осмыслить новую информацию. Все правильно; эта бесконечная ровная поверхность могла быть только тундрой или замерзшим океаном. Но в тундре встречаются возвышенности и скалы, а здесь — только ледяные торосы.
Значит, этот Дарсолан — море, местный Ледовитый океан! Теперь понятно, откуда взялась полынья, из которой его вытащили собаки!
Разведчик задумчиво погладил дремучую бороду, водопадом жестких волос спускавшуюся на грудь, потом кивнул на заснеженную поверхность, по которой скользили нарты, и поинтересовался:
— Видимо, лед очень прочный? Сколько тут до воды?
— Два-три твоих роста Но есть места, где корка толщиной лишь в рост человека или еще меньше. Звери разрывают ее, процарапывают полыньи, охотятся.
Блейд кивнул. Он не обратил особого внимания на деревянные сани, но заметил, какие мощные и широкие лапы у собак — почти с его ладонь. И когти на них были соответствующего размера.
Они мчались в снежном безмолвии час за часом, неслись по плотному слежавшемуся снегу, мимо бело-голубоватых нолей или сверкающих ледяных глыб, скользили ровно и плавно, словно летели во сне над беспредельным холодным и непроницаемым щитом, сковавшим океан. День кончался; на западе багровый диск начал погружаться за синюю черту горизонта, но был он так огромен, что до того, как фиолетовый закат разбросал крылья по небу, путники успели выбрать подходящее для ночлега место и разбить шатер.
Блейда мучил голод. Аквия, покачав головой, сказала, что так и будет несколько дней, ибо всякий взошедший посев — даже волосяной — требует питания. Они молча поели, потом разведчик подошел к откинутому пологу и начал всматриваться в быстро густевшую тьму. За весь день — за девять или десять часов — они не встретили ни одного живого существа. Где же те чудища, стаи хищников и орды дикарей, о которых рассказывала колдунья? Не стал ли он жертвой новой хитрости? И что ждет его в Берглионе?
Услышав шорох, он обернулся. Аквия, сбросив верхнюю одежду и свой меховой халатик, натирала грудь и живот мазью. Потом она принялась за ноги — длинные, стройные, изогнувшись, достала до лопаток Блейд смотрел, не чувствуя даже возбуждения, только обиду, он стал зверем, и теперь медведица или самка орангутанга подошла бы ему больше, чем эта женщина.
Когда Аквия подцепила кончиком пальца еще одну капельку янтарного бальзама и стала втирать мазь в ягодицы, он сказал, резко и грубо:
— Зря стараешься! Я не собираюсь спать с тобой.
Женщина рассмеялась — словно зазвенел серебряный колокольчик. Медленными движениями ладоней она продолжала оглаживать поясницу; Блейд видел, как начала розоветь её снежно-белая, с отливом голубизны, кожа.
— Ты думаешь, что сат-па — любовное средство? — она снова рассмеялась. — Нет, Риард, это всего лишь согревающая мазь. Сейчас я могу гулять босиком по снегу… не хуже тебя!
— Меня ты согрела другим способом, — буркнул Блейд, отворачиваясь.
На темном небе вспыхнули ледяные звезды, бросая слабый свет на вершины торосов, сторожевым кольцом окруживших юрту, и на застывшую в вечном сне поверхность моря. Разведчик склонил голову, прислушиваясь. Где-то далеко-далеко зародился звук — слабый, но отчетливо слышимый вопль, полный безысходной тоски, такой земной и мучительно знакомый.
Вздрогнув, Блейд резко задернул полог.
Под чужими звездами, в чуждом мире, летел, ширился, звенел в ушах и бился о ледяные глыбы торосов заунывный вой голодной волчьей стаи.
На следующий день Блейд убил своего первого снежного ящера.
Как и вчера, их нарты мчались по торосистой равнине; собаки сами выбирали дорогу в ледяном хаосе, и Аквия лишь изредка ободряла их возгласом, похожим на звон соприкоснувшихся хрустальных бокалов. Она выглядела довольной и оживленной, и несколько раз пыталась втянуть Блейда в разговор, однако он мрачно молчал. Из головы его не выходило видение бледного нагого женского тела, розовеющего от жара сат-па, согревающего снадобья. Для него она пожалела лишнюю каплю, наградив мерзкой звериной шкурой! Конечно, все эти чудодейственные зелья произвели бы переворот в земной фармакопее, но где гарантия, что питье, предложенное в конце пути, вернет ему прежний облик? Может быть, волосы у него и выпадут, но как бы не отросли рога — или чего похуже!
Смущенная его угрюмым видим, Аквия тоже замолчала, лишь изредка поглядывая на спутника огромными зеленоватыми глазами. Лицо её посуровело, у губ и век залегли тонкие стрелочки морщинок, светлые пушистые брови сошлись у переносья; казалось. Снежная Королева, грозная и прекрасная, несется на север в леденящей тишине и безмолвии вечных снегов, торосов и стылого недвижного воздуха, озирая по пути свои владения.
Внезапно зрачки Аквии потемнели. Резким окриком придержав псов, она повернулась к разведчику и положила руку в меховой варежке на его предплечье.
— Будь готов, Риард. Нас выследил дайр.
Блейд вышел из своего мрачного раздумья и огляделся. Их упряжка неторопливо двигалась к полосе торосов, протянувшихся в полумиле впереди и похожих на огромные призмы и конуса, в беспорядке сваленные на снежное покрывало. На фоне бледно-фиолетового послеполуденного неба их вершины, то плоские, то напоминающие шпили готического собора, играли кроваво-алыми отблесками под лучами клонившегося к закату солнца. Эти ледяные скалы были сравнительно невысоки — от десяти до тридцати футов — и не являлись серьезным препятствием для путников, меж ними оставалось достаточно места для нарт, и собаки как раз трусили к одному из таких проходов. Видно, он был сквозным — псы обладали непогрешимым чутьем но части выбора дороги.
