рождения.
– Я хоч-ч-чу с н-ней.
Мама кивнула.
Они просидели на крыльце допоздна: лапчатые виноградные листья не пропускали свет, но Андрей видел, что солнце зависло над макушкой и скоро соскользнет вниз, упадет в далекое море. Мама собрала ему припасы и, не сказав ни слова, поцеловала на прощание. Она еще долго стояла на улице, провожая его взглядом.
Возле магазина шумела стайка мальчишек. Один из них, самый высокий, свистнул и закричал:
– О, дурачок! Эй, дебил, ты меня слышишь?
Андрей шел, не обращая внимания на крики. Рано или поздно им надоест и они отстанут. В окне он увидел отца – тот отступил назад, отгораживаясь от происходящего стеклом и полкой с макаронами и крупами.
– Ну как там рыбалка? – кричал мальчишка. – Или тебе нельзя ловить рыб, ты ж их… любишь?
За спиной загоготали. Кто-то швырнул ему в голову огрызок яблока.
– Дебил, а туда же!
– Тихо, тихо, а то он ща побежит жаловаться мамочке. К осени как раз справится.
– Долбанутый!
Они не пошли за ним, остались в тени магазина пить пиво из одноразового стаканчика. Андрей спустился к реке, чтобы не встречаться с людьми, и побрел к пляжу. Насмешки его мало трогали – привык. Но в последнее время, общаясь только с Альвой, он изменился: начал понимать то, что раньше было загадкой, подмечал в людях разные мелочи, выдающие их настроение. Это казалось чудом. Вот и нынешние мальчишки – они дразнят его потому, что боятся. Боятся стать такими же, боятся отстать от друзей, боятся, что их самих будут дразнить. А он ничего не боится. Ну, почти ничего.
Альвы снова не было. Но теперь он не беспокоился, знал ее привычку подолгу пропадать в реке, заплывая далеко-далеко.
Развел огонь, поставил вариться кашу – в сумке оказалась пачка гречки – и залез в шалаш. Все свое имущество он вымыл или простирнул, сложил в аккуратные стопки и связал полосками ткани из разорванной рубашки. Выбил старый ковер, встряхнул подушки, аккуратно спрятал телевизор в сумку и засунул под стол, чтоб не намок.
На небе засверкал тысячами звезд пышный хвост Млечного пути, и только тогда Альва вынырнула неподалеку от берега. Андрей ждал ее и нисколько не удивился, когда, подчиняясь ее свисту, островок окружили десятки русалок. Старые и молодые, женщины и мужчины – племя, пришедшее из моря, пело ему песнь приветствия.
Вода замерцала, когда он погрузился в нее по пояс. Альва приникла к нему сзади, крепко обхватив голову холодными пальцами, прижалась к спине прохладным телом. Ее семья – он находил в лицах столпившихся вокруг русалок общие черты – напевала что-то неразборчивое. Андрею виделось, как дельфины плывут над ним, цокая недоверчиво; как склизкие медузы скользят по коже, и от их следов разгорается жар; как от когтистых рук к нему тянутся молнии. Его пронзила боль, и он выгнулся, касаясь затылком воды, не чувствуя себя, теряясь в реке, в небе, в темноте, полной глаз и шепота. Он пропал, упал, истаял, провалился в духоту, где не было воздуха, не было Альвы, а была только тьма, и темнота, и пустота, – и тогда открыл глаза.
Если бы кто-то оказался свидетелем, заставшим сияние в плавнях, он бы подумал, что местный дурачок все же добился своего – поджег себя. Если бы он, этот неизвестный зритель, остался наблюдать за огнями, то увидел, как поднявшаяся волна, которой неоткуда взяться в тихой реке, подхватила и понесла изломанное тело человека. Но никого не было, никто ничего не заметил, и Андрей просто исчез для всех. Подумаешь, какой-то дебил. Наверняка утонул, а тело не найти – сомы доедают.
Брат с отцом словно и не заметили никаких перемен, сестра утешилась детьми, а мама… Мама видела сны. В них он приходил к ней: такой же, но иной – улыбался, рассказывал, как живет; и никогда не заикался.
Иногда, когда от тоски сжимало сердце, и в груди становилось слишком просторно, она выходила на обрывистый берег и подолгу стояла там. Ветер трепал неубранные волосы, и она звала его – шепотом, тихо-тихо, чтоб не услышал никто чужой. Когда зов прилетал к нему, Андрей бросал все, чем бы ни был занят, и плыл домой, к островку. Там он оставлял ей подарки – ожерелье из камушков, сплетенный из рыбьей кожи браслет или горсть старинных монет – и возвращался назад. К морю, к новой семье, живущей в развалинах затонувших городов, к Альве.
«half eagle», золотая монета США в 5 долларов, чеканилась в 1795–1929 гг.
deadeye (амер. жарг.) – «мёртвый глаз», меткий стрелок
by-blow – «случайный удар», перен. «внебрачный ребёнок»
в США – название для неопознанного тела мужчины
Old Man – уважительное прозвище генерала южан Роберта Э. Ли (1807–1870) среди его подчинённых
чёрный раб, автор песни «Jump Jim Crow» (1820-ые); с 1830-ых – уничижительное прозвище негра в США
The King of Spades – прозвище, данное Роберту Э. Ли солдатами, которых он часто заставлял рыть окопы (карточная масть пик в англоязычном мире означает лопату)
Ичи (яп.) – один.
