А знаешь, что в это время делал я? Почему я не прирезал их, чтобы не мучались? Я стоял неподвижно, и ничего не мог сделать, и тоже не мог пошевелиться! Я как будто окаменел… Даже пальцем двинуть не мог… Знаешь, у сарацин есть такая казнь – человеку перерезают все сухожилия, подсекают мышцы на спине, и человек не может пошевелиться, может только ползти как червяк…
Потом… я не помню, что было потом. Я просто закрыл глаза, когда открыл их, было уже утро. Она лежала там мертвая… нет, ты слушай, она была мертвая, как… как самый мертвый из мертвецов. Не дай Боже никому видеть, какое у нее было лицо!
А Якоб сгинул без следа… словно провалился. Не знаю, куда он подевался, и не хочу даже думать. Но тогда я почему-то не особо обеспокоился этим – все мои мысли были, как убраться отсюда подальше. Потом я выкопал могилу на старом болоте, зарыл в ней Катарину Безродную, забрал золото, даже одежду снял с нее, и ушел прочь.
Матвея, все время, пока он слушал этот жуткий, сбивчивый рассказ, бросало то в холод, то в жар.
«Ну конечно. Конечно же, он рехнулся! – повторял про себя, пытаясь отогнать нехороший, липкий страх, – Рассказывает про какую-то умершую бабу…»
– Совсем скоро, – продолжал между тем Владислав, – я услышал о какой-то войне за истинную веру и справедливость, царство Божье на Земле, которую будто бы ведет боговдохновенная Дева! Дева! – почти выкрикнул он с истерическим смешком. Да она отдалась за пол – талера любому! А за золотой – последнему шелудивому псу! И я отправился туда, надеясь, так уже не раз делал, погреть руки на чужом пожаре… Мне и в самом деле удалось кое-что поиметь… В Тулузе я и увидел Ее, – он расхохотался. – Да, да, ее!
– Кого? – помертвевшими вдруг губами спросил Матвей.
– Ее – Катарину Безродную! Разбойничью подстилку – Катарину– Светлую Деву! Ту, что побеждала королей и рыцарей, ту, что умерла от яда, поднесенного вот этими руками, – шагнув вперед, он протянул к Матвею свои грубые ладони.
Русин непроизвольно отшатнулся, будто бы Владислав сжимал в ладони руках извивающуюся гадюку.
– Но может быть ты ошибся, может, она просто похожа, такое бывает. Может быть, это ее сестра… ты же не знал… – выдавил из себя Матвей, чувствуя, как предательская слабость разливается по телу.
– Ха! Ха! Ха! Похожа? Я стоял в двух шагах от нее. Она прошла мимо, не узнав меня. А я вот узнал, хорошо ее узнал, увидал родинку на ее щеке, увидел шрам на шее – вот здесь, – он провел по горлу ребром ладони. – Сколько раз я целовал этот шрам… Я увидел след от ожога на ее груди… О-о, если бы ты мог знать, что я почувствовал в этот миг!! Ты думаешь, я испугался?! Нет! Я почувствовал кое-что другое, похуже! То был жар от пламени Ада!!! – Владислав в этом месте перешел на зловещий шепот. – Сила, страшная сила подчиняла людей так что они сами не понимали, не чувствовали ничего. Я понял, кто она, уже тогда, и сила ее перестала на меня действовать! Она дочь Дьявола, и в ней Его сила! – не сдержавшись, Владислав застонал.
Матвей неуверенно переступал с ноги на ногу, уже помысливая, как бы лучше удрать от этого обезумевшего ляха.
– Может быть, – неуверенно пробормотал он, – тебе показалось?
– Показалось? – вновь почти выкрикнул Владислав, так что кони испуганно всхрапнули. – Показалось, ты говоришь?! Слушай, ты еще не знаешь самого страшного. Потом, после того, как я бежал из Тулузы, мне столько раз это самое приходило в голову. И я решил проверить, не ошибаюсь ли я в самом деле… Я нашел то место и разрыл могилу. Она лежит там, где я ее закопал! Понимаешь, витязь, – лежит там! Та, которую я видел живой и здоровой, та, которая победила крестоносцев и прирезала папу как куренка. Она все это время лежала в могиле. Ха-ха-ха, смех да и только… Там она лежит до сих пор, да!
Матвей облегченно вздохнул. Нет, все-таки силезец определенно спятил. Только что сказал, что видел мертвое тело этой своей Катарины, но уверен, что она жива! Сумасшедший, иначе его и не назовешь. Бесы помутили его разум!
– Лежит там, как святые мощи, словно только вчера умерла. Я подумал еще, что надо бы сжечь падаль… Так вот, самое плохое было даже не все то, что я сказал тебе только что! Ее нельзя было ни сжечь, ни разрубить, ни вообще коснуться, вот так! Вокруг нее было что-то, что не давало притронуться к ней. Ты можешь представить, что я почувствовал, когда мой меч ударился о воздух так, что из под него брызнули искры?! Можешь??
В конюшне вновь наступила тишина, даже лошади как будто перестали жевать.
– Должно быть хочешь знать, что было потом? Потом… Потом я скитался по всем королевствам, как голодный волк… Я проходил мимо полей сражений, где тела лежали грудами чуть не вровень с городскими стенами, а от вороньего грая можно было оглохнуть. Я видел как в Мюнхене на главной площади, в здоровенном котле заживо сварили баварского короля, вместе со всей семьей. Я голодал, я жрал дохлых лошадей и обшаривал мешки мертвецов из-за сухарей и червивой солонины. Я замерзал в Альпах, когда прятался от остатков бургундского войска и швейцарских ратников. Я едва спасся во время пожара Флоренции. Я видел беженцев из Испании, на коленях моливших о корке хлеба, продававших своих детей алжирским работорговцам, чтобы прокормить остальных. Я видел целые страны, опустошенные чумой, целые мертвые селения и города… Видел людей, которых застала смерть: смердов, вповалку валявшихся на деревенских улицах, торговцев в лавках… монахов… Да, да – целые монастыри из мертвецов! И всё время, всё время я знал – это дело моих рук… Я молился – и Бог меня не слышал. Я пытался рассказать об этом другим людям – от меня бежали, считая сумасшедшим. Но я не сумасшедший, нет, нет, не подумай! Я пытался было внушить себе, что всё это и впрямь мой бред… Тогда и в самом деле почувствовал, что схожу с ума…
– Ну, что ты на меня уставился? – вдруг заорал Владислав. Прикончить думаешь? Не получится, не выйдет!… Я не дам себя убить! Я не хочу умирать – потому что там, после смерти, меня ждет…
– Ты… ты мог бы сказать… мятежникам, – невпопад вымолвил Матвей, пытаясь проглотить ком в горле. Зубы его непроизвольно скрежетнули, выбив короткую дробь.
– Убеждать людей, поклонявшихся ей как самому Иисусу Христу, что она кукла, сделанная Дьяволом? Владислав захохотал, как одержимый. – Да меня бы растерзали на месте, как делают со всеми, кто пытается идти против, кто не поддался бесовской силе. Они же не знали…
Распахнулась дверь, и в тускло освещенном квадрате появилась высокая фигура.
– Эй, Матьяш, что нужно от тебя этому швабскому свинопасу?
– Все хорошо, Дьердь, просто встретил старого знакомого, – не задумываясь, бросил тот, и даже прежде трудно дававшиеся ему угорские слова прозвучали на удивление четко – как будто с малолетства говорил на этом языке.
