Боги, воющие как волки у запертых врат.
Возможно, отец еще не успел этого увидеть. Возможно, он вообще не мог видеть дальше прихода сына. А возможно, все это — обвинение в безумии, размышления над неожиданным поворотом событий — было отвлекающим маневром. Так или иначе, это не важно.
— Ты по-прежнему дунианин, отец.
— Как и...
Безглазое лицо, миг назад неподвижное и непостижимое, внезапно дернулось и исказилось. Келлхус вырвал кинжал из груди отца и отступил на несколько шагов. Он смотрел, как Моэнгхус ощупывает рану — кровоточащую дыру прямо под грудиной.
— Я сильнее,— сказал Воин-Пророк.
Вокруг дымилась и плавилась широкая полоса земли.
Ахкеймион глянул через плечо, увидел последних удирающих кидрухилей, айнритийский лагерь у ближних подходов к равнине и темный Шайме, от которого к облакам поднимались дымы
пожаров. Адепт Завета обернулся и посмотрел на гребень холма — туда, где на земле догорали тела двоих адептов Сайка. Имперская армия взбиралась по дальнему склону. Через несколько секунд их знамена поплывут над травами и дикими цветами. Ахкеймион вспомнил свои уроки в школе Завета... «Прямо под холмом».
Надо бежать. Туда, где можно получше спрятаться и сразу заметить приближение лучников с хорами. Но часть его уже горестно признала бесполезность побега. Он до сих пор не погиб лишь потому, что застал их врасплох. Но Конфас не оставит его в покое, пока жив.
«Я погиб».
Он подумал об Эсменет. Как можно было забыть о ней? Ахкеймион глянул на полуразрушенный мавзолей и почувствовал страх — он совсем близко. Затем увидел ее: худенькое лицо, казавшееся мальчишеским, смотрело на него из тени сумаха, оплетавшего фундамент. Эсменет все видела...
Почему-то ему стало стыдно.
— Эсми, стой! — крикнул он, но было поздно.
Она уже выскочила наружу и бросилась к нему по обгоревшему дерну.
Сначала он заметил какое-то мерцание — вспышку на краю поля зрения. Потом увидел Метку, врезанную тошнотворно глубоко. Он поднял взгляд...
— Не-ет! — завопил он. Под ногами его треснуло стекло. Длинные крылья, черная чешуя, острые как сабли когти, пасть,
окруженная множеством*глаз...
Сифранг, призванный из адского чрева Той стороны. Сернистый божок.
Порыв ветра поднял юбки Эсменет, бросил ее на колени. Она подняла лицо к небу... Демон спускался вниз. «Ийок...»
Пройас выбрался на крышу древней сукновальни — единственного уцелевшего здания, выходящего к западным склонам Ютерума. В вышине сияло солнце, но все тонуло в дыму. Чтобы
не закружилась голова, Пройас не стал вглядываться в небо, а сосредоточился на глиняной черепице у себя под ногами. Он перешагнул через небольшую выбоину, споткнулся, стряхнул обломки гнилой черепицы. Лег на живот и пополз к южному фронтону. Посмотрел на Шайме.
Полосы и завесы дыма расчертили небеса, как перспектива городских улиц, позволяя прикинуть расстояние до парящих в воздухе чародеев и колдовских огней. Внизу виднелись сплошные черные руины и палящий огонь. Искореженные стены, словно смятый пергамент. Расколотые фундаменты. Раненые, стонущие и размахивающие бледными руками. Обугленные трупы.
Первый храм, нетронутый сражением, взирал на город с величественным бесстрастием.
Послышался оглушительный треск, и Пройас чуть не упал со своей высотки. Он вцепился в крышу, затаил дыхание, заморгал. Голова кружилась.
Почти прямо под ним появились два адепта в багряных одеждах. Один был совсем дряхлым. Он стоял среди обезглавленных колонн галереи разрушенного святилища. Второй, плотный человек средних лет, балансировал на вершине груды обломков. Их защиты сверкали, как серебро в свете луны или сталь в темном переулке. Они пели, раскрыв пылающие рты, и пламя гудело и грохотало вокруг. Шагах в пятидесяти от них земля взорвалась, словно по ней ударили прутом величиной с дерево. Дымящаяся каменная крошка градом посыпалась на развалины.
Из-под града выплыла фигура колдуна в шафрановом одеянии. Голубое свечение полилось с его лба и стремительно понеслось над землей, снося колонны, как щепки, и проламывая защиты Багряных Шпилей. Пройас закрыл глаза рукой, чтобы не ослепнуть от этого огня.
Кишаурим поднимался вверх, пока не оказался вровень с Прой-асом. Он бросался вперед и отступал, кружил, непрерывно атакуя старого чародея вспышками иссиня-белой энергии. Черные облака клубились в воздухе, из них били молнии, подобные бегущим по стеклу трещинам, но кишаурим не останавливался. Он намеревался добить Багряного адепта внизу. Воздух гудел от уда-
ров и каменного грохота. На этом фоне вопли людей казались чем-то вроде мышиного писка. Или вообще ничем.
Раскат грома. Свет померк. Парящая фигура остановилась, лицо и змеи повернулись к безумно поющему врагу. Одежды кишаурим пламенели на ветру сверкающей охрой. Аспиды свисали с шеи колдуна, как железные крюки.
Пройас даже не стал смотреть вниз — он понимал, что старый Багряный адепт погиб, а скоро падет и второй. Он вдруг осознал, что стоит на карнизе, на самом краю, обвеваемый ветром, а перед ним расстилаются разрушенные улицы и пылает нечестивый огонь.
— Светлейший Бог Богов! — воззвал Пройас к пахнущему гарью ветру и голыми руками сорвал с шеи хору.— Ты, кто ходит среди нас...— Он отвел назад правую руку, уставшую от меча, встал потверже.— Неисчислимы святые Твои имена...
И швырнул свою Слезу Бога, подарок матери на седьмой день рождения.
Казалось, она улетела и пропала где-то за черным горизонтом...
Затем вспыхнул круг света с черными краями. Оттуда выпала и рухнула вниз шафрановая фигура, как мокрый флаг.
Пройас упал на колени на краю крыши, нагнулся над обрывом. Его Святой город разверзся перед ним. И он заплакал, хотя не понимал почему.
Вновь и вновь таны и рыцари Се Тидонна бросались в атаку, но так и не смогли закрыть брешь. Вскоре их затопил поток вопящих пустынных всадников, набросившихся на них со всех сторон. Кианцы в шелковых одеждах неслись галопом под арками и врывались в лагерь Людей Бивня. Сотни воинов влезали на шатающиеся опоры, добирались до вершины акведука и вступали в бешеную схватку под градом стрел языческих лучников. Другие атаковали каменные арки, которые защищали отряды графа Да-мергала, и наседали на фланги айнрити. Остальные гнали коней к оцепеневшим наблюдателям вокруг лагерных укреплений.
Нангаэльцы подняли крик, когда копье поразило царя Пилас-канду и заставило гиргашей в беспорядке отступить. Испуганные мастодонты начали топтать своих. Айноны приветствовали пала-
тина Ураньянку: он промчался вдоль рядов с отрубленной головой Кинганьехои, попавшего в ловушку мозеротов, когда его оттеснили назад кишьяти под началом лорда Сотера.
