— Заговорит!.. Накормите его пересоленной едой, а воду не давайте до утра. И смотри, чтобы у него не было возможности покончить с собой. И не делай виноватого лица, Богдан: эти религиозные фанатики не боятся смерти, к ним нужен другой подход. У него должно быть слабое место, каждый человек имеет свою слабость. Повторяю: проследи, чтобы его накормили солёным, но воду не давали. А утром посмотрим, так ли крепка его вера, как он сам считает.
Появление Гранита закрывало последний фрагмент головоломки — вот кто тот самый Рус со странным именем, упомянутый Гансом в разговоре с Илсом. Но каким образом он оказался в окрестности Мехика, если был гостем во дворце Дитриха? Ченка Богдан сломал за час, Гранит продержался в пять раз больше.
Послал одного из воинов за всадником из патруля, что приволок Гранита в город. Когда воин явился, я заканчивал свой ужин. Богдан продержал парня у входа, пока я не соизволил выйти. В сгущающихся сумерках при свете факела вид испуганного вызовом воина казался нарисованным кровавыми красками.
— Макс Са!.. — воин почтительно отвесил полупоклон.
— Расскажи всё с момента, как вы увидели пойманного вами человека. Не пропускай мелочей, вспоминай всё: как вел себя пленник, куда шел, что делал, — присев на пороге, приготовился слушать патрульного.
— Нас было пятеро. По указанию Гурана уходили всё дальше в сторону врага, чтобы увидеть его как можно раньше, — начал рассказ оправившийся от страха воин. — Первым его заметил Сунк: чужак лежал, придавленный лошадью. Вначале мы подумали, что он мертв, но мой напарник заметил, что тот дышит. Мы смогли его вытащить из-под лошади, и в этот момент он ударил Сунка ножом в шею… — воин запнулся.
— Продолжай, — велел я, невольно восхищаясь Гранитом: вот уж воистину гранит, а не человек.
— Прежде чем мы успели понять, что случилось, этот мужчина пырнул ножом и Хвена, — понизив голос, проговорил патрульный, опуская голову.
— А вы втроем набросились на него и скрутили. Так? — продолжил я вместо оторопевшего воина.
— Не совсем так, Макс Са, — плечи патрульного совсем поникли, а говорил он еле слышно.
— Говори громче, я почти не слышу тебя, — велел парню, не понимая его реакции.
— Он ещё успел ранить Герса, но только в руку. Отступая, зацепился за труп лошади и упал, нож вылетел из его рук, и мы с Прамом его скрутили, — пролепетал окончательно съежившийся воин.
— Подожди, — мне пришлось прервать своего патрульного, чтобы прояснить летали. — Один вооруженный ножом мужчина убил двоих и ранил третьего? И не упади он, споткнувшись о лошадь, — неизвестно, чем бы закончилась ваша схватка?
— Мы думали, он мертв, Макс Са, даже оружие не успели вытащить. Прам хотел его убить на месте, но я подумал, что его надо доставить к тебе живым.
— Как тебя зовут?
— Асан.
— Асан, вы поступили, как женщины, когда бросились вытаскивать незнакомого человека, даже не подумав, что это может быть ловушка. Но я прощаю вас троих за то, что привезли его живым. А почему была драка на площади у стены, за что его били?
— Когда воины узнали, что он убил Сунка и Хвена, они набросились на него, а мы с Прамом и Герсом старались его защитить.
— Ясно. При нем были ещё вещи?
— Только меч и бурдюк для воды, — ответил осмелевшим голосом Асан.
— Ладно, можешь идти, скажи Гурану, чтобы придумал вам троим наказание за вашу ошибку.
Отвесив полупоклон, повеселевший Асан ушел, оставив меня в ещё большем неведении. По его рассказу получалось, что придавленный лошадью Гранит мог лежать, ожидая помощи не один час. Удивительно, что едва его вытащили, смог атаковать пятерых — за время, проведенное под тушей животного, нога могла просто перестать слушаться его. Так скорее всего и случилось — падение было следствием восстанавливающегося кровотока, вызвавшего кратковременного нарушение иннервации.
Но куда направлялся Гранит? И почему в одиночестве? И явно спешил, если кроме бурдюка с водой у него даже не было запасов еды. Ведь фактически шел в сторону Мехика, понимая, что серьезно рискует. Или пробирался на побережье, оставляя Мехик по западную от себя сторону?
Ответы мог дать только сам Гранит. Оставалось запастись терпением до утра. Ясно было одно: что-то случилось в землях Дитриха, если Гранит рискнул в одиночку пробираться в сторону Макселя.
Утром, сразу после завтрака, велел привести пленника. Не узнай я вчера вечером — сегодня не признал бы, в какой фарш было превращено лицо сатаниста. Лицо приобрело лиловый оттенок, оба глаза заплыли, губы разбиты и опухли на зависть самым губастым негритянкам.
— Вот мы и встретились, Глина! Гранитом тебя назвали по ошибке, тебе больше подходит имя Глина, ты — размазня. Спрошу тебя всего один раз, если не ответишь — будешь гореть на костре. Но не так, как вы сжигали моих сторонников. Тебя будут жечь и лечить, чтобы, как только поправишься, снова пошел на костер. И будет это продолжаться до тех пор, пока ты не отречешься от своей веры и не расскажешь всё. Тебе выбирать, Глина.
Гранит стоял, запрокинув голову, чтобы видеть меня уголком незакрывшегося правого глаза. Налив себе воды, выпил причмокивая, замечая, как судорожно сглотнул Гранит.
— Что будет, если расскажу всё? — пленник сглотнул снова, услышав журчанье воды в кубке.
— Дам тебе напиться и дарую легкую смерть в Берлине.
— Почему в Берлине? — Гранит облизнул распухшие губы с запекшейся кровью.
— У тебя плохая память, Глина. Ты оскорбил мою женщину в Будилихе, а я пообещал ей, что повешу тебя вниз головой.
Молчание продлилось минуты две — было слышно, как снаружи смеясь переговаривается моя охрана.
— Я умру с Верой в Господа, но ты не заставишь меня просить прощение, — выдавил из себя Гранит, еле удерживаясь на ногах.
— Богдан, уведи его, пусть посидит ещё три дня без воды. А потом начните его сжигать, но не до смерти. Мне он не нужен; да и не знает он ничего, чтобы даровать ему жизнь, — я даже отвернулся от Гранита. Это испытанный прием — уже смирившийся с мыслью со смертью человек испытывает необычайно сильное желание жить, уловив или увидев возможность сохранить жизнь.
— Пошли, — Богдан грубо дернул пленника.
Ударившись об Лутова, Гранит завалился на пол и, не успев подняться, обратился ко мне:
— А если я знаю то, что очень важно тебе, сохранишь мне жизнь?
— Уведи его, Богдан, Глина просто торгуется, ничего он не знает, — проигнорировал я вопрос Гранита.
— Вставай, тварь, — могучая рука подняла пленника на ноги, — пошли, тебя заждалась солонина Дойчей.
— Дитрих не придет с войском сюда, — отчаянно упираясь, сделал попытку привлечь мое внимание Гранит, не обращая внимания на тумаки Богдана.
— Я знаю, — равнодушно ответил пленнику, — он должен был появиться здесь ещё дней десять назад.
— Но не знаешь, почему он не придет, — уже из прихожей предпринял попытку купить себе жизнь сатанист.
— Богдан, верни его, — успел крикнуть, прежде чем оба вышли из дома.
— Говори, но ты пожалеешь, если решил просто торговаться со мной, — не выдавая волнения, напряженно ждал ответа.
— Дитрих мертв, некий Ганс Мольтке восстал против него и сверг его, — Гранит практически висел на Богдане.
Налив кубок воды, протянул Богдану, чтобы напоил пленника. Первые три кубка тот осушил залпом, пока я его не остановил:
— Больше нельзя, ты можешь умереть.
— Я умру в любом случае, — прохрипел Гранит.
— Посмотрим, может, Ната будет милостивее меня, всё зависит от твоей информации и ее настроения. Она ждет ребенка, в таком положении от женщины можно ожидать чего угодно. Так ты говоришь, что Ганс Мольтке сверг и убил Дитриха?
— Ганс поднял против него восстание, Дитрих отчаянно защищался в дворце, но погиб.
— И что, Ганс? Какие у него планы насчет войны с Русами? Действует ли ваша договоренность о нападении на Берлин с двух сторон?
— Ты знал? — изумился Гранит, немного окрепший после выпитой воды.
