— Да, обдумал, — оборвал его Гунтер.
— Я и не собираюсь его оспаривать, — невозмутимо продолжал Хаген, — Но до сих пор никто из тех, кто отправился за ней в Исландию, не вернулся.
— Хаген прав, — вмешался Гизелер. — Если она и существует — хотя я в это все равно не верю, — то ни один смертный не способен помериться с ней силами. Она тебя убьет, как и всех остальных, кто пытался это сделать. Ведь она ведьма.
Хаген согласно кивнул:
— Говорят, сам Один дает ей магическую силу.
Лицо Гунтера омрачилось. Рука потянулась к серебряному кресту, висевшему на цепи поверх мантии.
— Чушь! Один! Колдовство! Я не желаю слушать эти языческие бредни! Решение принято. Как только растает снег, я отправляюсь в поход. И ты, Хаген, идешь со мной. Сотня лучших воинов будет нас сопровождать. — Он злобно рассмеялся: — Посмотрим, чего стоят силы Одина против ста бургундских клинков.
Хаген промолчал. Гунтер оскорбил богов — и не важно, существовали они или нет: он был не прав. Но протестовать не имело смысла: король разгневается еще сильнее. Слишком долгим был поход Хагена. Если бы он был здесь в тот момент, когда Гунтера осенила эта безумная идея, — быть может, ему и удалось бы что-то изменить. Теперь было уже поздно.
Гунтер продолжал:
— Я уже отдал приказ готовить ладьи. С попутным ветром и Божьей помощью мы за две недели доберемся до Тронье. Там дождемся, когда растает лед и будет свободен путь в Исландию. С наступлением лета мы будем стоять у подножия Изенштейна.
Хаген уже не слушал его. Брунгильда! Одно упоминание этого имени внушало трепет. Никто не мог знать, что ждет их в Изенштейне. Может, древние руины, где путника подстерегает гибель, а может — неприступная крепость дочери Одина. Хагена не пугали далекие просторы Исландии и встреча с последней из валькирий. Его ошеломила неожиданная непреклонность Гунтера: он не узнавал своего короля. Состояние рассудка Гунтера начинало внушать опасения.
— Так ты отправишься со мной? — Это не было вопросом. Даже просьбой. Это был приказ.
— Да, мой король.
Гунтер едва подавил довольную улыбку:
— Я знал, что могу на тебя положиться, Хаген, — Он поднял кубок и наполнил его до краев. Хаген же не почувствовал вкуса вина.
Гизелер вздохнул, но не произнес ни слова. Фолькер и Эккеварт тоже молчали. Хаген пожалел, что здесь не было Гернота, среднего из царствующих братьев. Уж если кто-то и мог призвать Гунтера прислушаться к голосу разума, то это был именно он.
Чтобы сменить тему, Хаген осведомился:
— А где твои мать и сестра, мой король?
— Кримхилд неважно себя чувствует. А Ута сидит с ней и утешает дочь.
Хаген вздрогнул:
— Кримхилд заболела?
— Ей что-то приснилось. — Гунтер пожал плечами и поморщился, — Она еще дитя и слишком много значения придает снам и глупой болтовне.
«Так же как и я, по-твоему», — подумал Хаген. Вслух, разумеется, он не стал этого говорить. Гунтер был очень возбужден и от любого неосторожного слова мог взорваться. Он рассчитывал на поддержку Хагена, и в некотором смысле надежды его не оправдались, а самоуверенность была поколеблена. Быть может, Хаген упустил подходящий момент. Быть может, ему и удалось бы отговорить Гунтера. Но только с глазу на глаз.
— Я устал, — молвил Хаген. — Поход был трудным, мои старые кости дают о себе знать. Могу ли я удалиться?
— Ну иди. — Гунтер неожиданно смягчился, — Отдохни хорошенько. Сегодня вечером тебе от нас так просто не отделаться. Предупреждаю: если не расскажешь несколько новых историй, Фолькер сожрет тебя живьем.
Музыкант в подтверждение кивнул и состроил свирепую физиономию. Хаген почувствовал, как тот расслабился. Всем была неприятна стычка братьев, да и присутствовать при этом было в высшей степени мучительно. Хаген поднялся, поклонился королю и вышел из тронного зала.
Однако первым делом он направился не к себе, а свернул в другую сторону, к западной башне, где находились покои Кримхилд и ее матери.
Шаги его гулким эхом раздавались в пустых коридорах. Эта часть крепости словно вымерла, предпраздничная суета едва слышалась здесь. Полумрак освещаемых тлеющими факелами коридоров напомнил Хагену о родине, о Тронье, о долгих зимних вечерах в далеком северном замке, лютой стуже и завывании ветра. Что это было? Тоска по родине? Нет, Вормс стал ему второй родиной. К тому же он был воином и привык к постоянным скитаниям.
Да, возможно, в родных краях придется оказаться раньше, чем он предполагал. Если не удастся отговорить Гунтера…
Он отворил низенькую, обитую железом дверь и огляделся в полутемной комнате. Здесь было прохладно и сыро, но воздух пах розовым маслом. Присутствие женщины скрашивало суровую обстановку: вышитая подушка на кровати, пестрая занавеска и другие мелочи придавали жилищу уют и тепло. Хаген не часто сюда заглядывал, но всякий раз испытывал странное чувство — будто здесь он находил то, чего не хватало в его жизни; это было что-то важное, с чем он никогда и не был знаком.
Он вздохнул и громко захлопнул за собой дверь. Матерчатый полог в глубине комнаты приподнялся, и навстречу ему вышла женщина. Лицо ее выражало недовольство внезапным вторжением незваного гостя, но, когда она узнала Хагена, черты ее просветлели.
— Хаген! Дорогой друг, вернулся!
Шагнув навстречу, Хаген заключил ее в объятия:
— Фрау Ута! Вы еще больше похорошели, пока меня не было. Хоть я и думал, что такое невозможно.
Ута покраснела: к комплиментам из уст Хагена она не привыкла. Хаген тоже смутился.
— А ты льстец, оказывается, — улыбнулась королева, — Но зря стараешься. Женщине моего возраста не к лицу кокетство.
— Красота не зависит от возраста и не имеет ничего общего с кокетством, — серьезно отвечал Хаген, — Да вы же и не старуха, фрау Ута.
— Но я уже и не молода. И ты наверняка пришел не ради того, чтобы поухаживать за мной. — Она отстранилась от Хагена и смущенно провела рукой по лбу.
— Я слышал, что Кримхилд приснился страшный сон. Надеюсь, сейчас с ней все в порядке?
Ута ответила не сразу, Хаген заметил, как тень беспокойства пробежала по ее лицу.
— Да. Это был всего лишь сон. Но ты ведь ее знаешь. — Она вздохнула. — Как я рада, что ты вернулся, Хаген. Ты уже говорил с Гунтером?
Хаген кивнул. Он ждал этого вопроса.
— Значит, ты уже убедился, что бывает кое-что похуже детских фантазий.
«Да, — подумал Хаген, — Фантазии взрослого мужчины».
Он смущенно кашлянул:
— Должен признаться, что не совсем его понимаю… Простите меня за откровенность, но ваш старший сын…
