Гестион встал, чувствуя легкость в теле и некую отстраненность, какая бывает, если видишь картины, навеянные пением аэтона.
Строго по очереди Гестион и маг погружали ложки в котелок, причем каждый старался оставить другому лучшие куски. Когда с похлебкой было покончено, маг, облизнув свою круглую серебряную ложку, опустил ее в карман куртки. В этот момент он меньше всего походил на мага, скорее на крестьянина или рыбака, которому пришлось заночевать вне дома. Но он был маг. И дом его был здесь.
Учитель повернулся и обратил на Гестиона сосредоточенный взгляд зеленоватых глаз, глубоко упрятанных в темные впадины глазниц.
— Я доволен тобой! — сказал он. — Сегодня ты расковал первое звено своей цепи.
— А… — смущенно пробормотал Гестион. — Но я ничего не помню, Учитель!
— Вспомнишь! — уверенно сказал маг. — Это совсем маленькое звено, мальчик. Но очень важное!
— А что дальше? — внутри у Гестиона все ликовало от похвалы.
— Дальше не спеши! — отрезал маг. И замолк.
Пахло морем и сладким дымом догорающего костра.
И травяным ти, который они прихлебывали маленькими глотками из деревянных чаш. Над спокойным морем полыхали зарницы. Иногда тишину нарушал протяжный свист: вздыхал дракон. Звери все еще спали на камнях наверху. Они будут спать до восхода Таира. Ветер усилился. Он был теплым и соленым и сдул пепел с потускневших углей. Костер вспыхнул и озарил худое загорелое лицо мага.
— Учитель! — решился спросить Гестион. — Это твой остров?
— Мой.
— И у тебя есть здесь дом?
— Есть.
— Отчего же мы здесь, Учитель?
— Ты хочешь под крышу?
— Нет, нет!
— Ты станешь магом, Гестион. А дом мага — он сам. Привыкай. Ночь длинна.
— Так что же, мы совсем не будем спать, Учитель?
— Нет.
— Но ты сказал: завтра мы летим к Черным Горам. И будем сражаться!
— Я не сказал «сражаться». Разве ты хочешь спать? Сиди и слушай, как светят звезды. Ты и так много спишь, мальчик. Магу некогда спать, если он учится.
— Ты учишься, Учитель? — удивился Гестион.
— Всегда. Молчи. Время уходит, а у тебя всего одна жизнь.
— A у тебя, Учитель?
— У меня нет. А теперь закрой свой рот, мальчик, или я отвезу тебя в Руну и возьму другого несмышленыша.
Гестион испуганно замолчал, а волны продолжали катиться и катиться, как делали это века и века. И они были древней, много древней Сегейра, Одинокого Мага, старейшего из носящих на груди серебряно-черный круг Равновесия.
«Некий молодой маг полюбил женщину из племени туоров. И сказал ей об этом.
Женщина же не любила его и ответила так:
— Боюсь тебя! Ты слишком велик! Уходи!
А подумала: „Я искусная в колдовстве, а он, из последних магов, и вполовину так не силен, как я! На что он мне?“
Опечалился молодой маг, пошел к Учителю своему и просил:
— Помоги!
Учитель же так сказал:
— Не пристало мне, мастеру, тягаться с женщиной. И не пристало мне иметь ученика, пусть и недавно взятого, что не может справиться с женщиной! Вот тебе урок: в три дня покори ее. Нет — лишу тебя жизни!
Еще более опечалился молодой маг. Никогда он не искал власти над людьми, только — Знание. Женщина же и вправду была сильна в волшбе — нелегко ее очаровать!
Три дня прошло. Женщина была неприступна. Не знал молодой маг, как ему сблизиться с ней. Зато знал (подслушал) заклинание демона Плешивой Горы, той, что на восточном берегу Моря Льда.
И сказал он той, кого желал:
— Приди в мой дом! Покажу тебе нечто дивное. — А что — не сказал. Она же была хоть и колдунья, но женщина и сказала:
— Приду!
Обратился он тогда к Учителю:
— Царствующий надо мной, посети мою обитель, чтобы увидеть: женщина — моя!
Сказал Учитель:
— Приду!
Маг же возвел в своем жилище круг Силы и запер его своим собственным именем. А потом призвал Демона. Страшен был Демон, а обликом воистину неописуем. И готов был поглотить все сущее.
Пришла женщина из туоров. Встретил ее молодой маг, ввел в дом и показал ей Демона.
Ужаснулась женщина, а маг сказал:
— Стань моей, иначе освобожу его!
— Как скажешь ты! — ответила женщина.
И отдалась ему. И были они вместе.
Пришел Учитель мага. И увидел их вдвоем. А Демона не увидел, потому что не ждал и не искал: слабым считал ученика, ибо никогда не искал тот Власти, одно лишь Знание. Для тех же, кто не ищет и не ждет, демоны невидимы.
— Что теперь? — спросил ученик.
— Теперь будешь жить! — сказал Учитель.
И молодой маг поднялся с ложа, подошел к Учителю и толкнул мастера в круг Силы. И поглотил его Демон.
И сказала магу женщина:
— Вот, ты не таков, каким казался! Силой взял меня, а теперь возьми по собственной моей воле! Ты люб мне, Орт Крантор!
И освободился Демон…»
ЛИССКАЯ СКАЗКА
От дома Ронзангтондамени до Дворца — три минты пешком. Но этикет требовал, чтобы подъехала Женщина Гнона на тикке или колеснице в сопровождении свиты и протрубил ее глашатай, возвестив:
— Женщина Гнона приехала!
И хотя открыта была арка, ждала Ронзангтондамени, пока не подойдет привратница, пока не скажет:
— Королева ждет тебя, Женщина Гнона!
Только тогда возничий свистнул, тагтины натянули постромки и тикка, въехав в арку, покатилась по парковой аллее. Выйдя из кареты, Ронзангтондамени отпустила всех, кроме трех избранных мужей. Если бы не этикет, она отослала бы и мужей, взяв одного Санти.
Впятером они проследовали к входу во Дворец.
Санти впервые увидел Королеву Тонгора. И удивился, как она похожа, и внешностью, и одеянием, на Ронзангтондамени.
«Может быть, все Женщины Тонгора похожи?» — подумал юноша. Скоро у него появилась возможность убедиться в правильности своего предположения.
Королева обняла Ронзангтондамени.
— Здравствуй, Гилли, сестра! — сказала Женщина Гнона.
— Здравствуй, Генани, сестра! — ответила Королева.
На мужчин она не обратила внимания.
Генани вошла во Дворец. Слуга в цветах Королевы, желтое и золотое с коричневым, часто кланяясь, провел гостей в пиршественную залу. После Дворца сонанги пиршественная не показалась Санти очень большой. Но была светла и роскошно убрана. Столы, пересекавшие ее длинными рядами, были застелены скатертями, вытканными так, что не уступили бы гобелену. Еду еще не подали, но большая часть гостей уже появилась. На возвышении у дальнего конца самого длинного из столов Санти увидел трон из темно-коричневого дерева с золотыми украшениями. На троне же — знакомую фигуру. Впрочем, знакомой она показалась ему не сразу. Санти привык видеть Нила в трико и распахнутой на груди кожаной куртке, с непокрытой головой. Теперь же платье великана было совершенно другим. Могучую грудь плотно облегала кольчуга, золоченая, отличной работы, с вычерненным в центре силуэтом горы. Плащ-мантия из коричневой парчи с золотой каймой тяжелыми складками спускался к подножию трона. Волосы, тщательно завитые, были заправлены за уши, на мочках которых висели тяжелые, рубиновые в золоте серьги. Открытый шлем, легкий, церемониальный, венчал крупную голову Нила и сам венчался золотым драконом, раскинувшим треугольные крылья над плечами великана. Мраморно-белое лицо Нила было неподвижно. Брови вычернены. Отросшая светлая борода делала его лицо еще больше. Вид у гиганта был потрясающий. Если бы Санти пожелал представить себе грозного бога, он представил бы его именно таким. Эак и Биорк занимали места на ступенях подножия трона. Аргенет был по-прежнему великолепен, но красота его казалась красотой эллоры рядом с парящим драконом Нилом.
