разукрашивать гроб изнутри и снаружи письменами Темного жертвоприношения. Показалось ложе, яснее проявились стенки. Таинственное пение, поначалу медленное и торжественное, в несколько раз ускорилось, полилось еще звонче, резче, и эти высокие звуки забили по бронзе, словно град. Вторя им, письмена Темного жертвоприношения стали стремительно расползаться, покрывать гроб чаще и плотнее, внахлест, пока он совсем не почернел. Оторвавшись от стенок, письмена разом поднялись и обрушились на едва проявившуюся человеческую фигуру, помещенную в гроб… Они впитались в тело Алоцзиня!
Динь!
Точно повинуясь чьей-то воле, гвозди, вбитые в ладони старейшины шаманов, стали мелко дрожать и покачиваться, постепенно выходя наружу – вместе с ними подрагивали и бледные пальцы Алоцзиня… Наконец гвозди резко взмыли, вырываясь из плоти.
Тем временем призрачный антропоморфный силуэт прекратил кружить у гроба. Замерев прямо над изголовьем, он протянул дымную руку и принялся как бы поглаживать Алоцзиня по лбу. Зазвучала таинственная мелодичная речь, и ей вторило журчание водной завесы в небе. Таинственный силуэт пел, скорее всего, на древнем языке, и с каждой новой строчкой его голос только набирал силу, поднимался все выше и выше, раздавался все пронзительнее… Никто из оперативников не понимал ни слова, но все чувствовали: в этом пении таится необузданный гнев.
Динь!
Из ног Алоцзиня тоже вырвались гвозди, и бронзовый гроб заскрипел так противно, что у оперативников зубы свело. Следом, повинуясь песнопению, зашатался гвоздь, вбитый в лоб старейшины шаманов. Подрагивая, он потихоньку покидал рану. Наблюдая за этим, туманная антропоморфная фигура наклонилась к вождю шаманов близко-близко, чтобы прошептать что-то на ухо… И тут гвоздь вышел!
Следом из призрачного Алоцзиня потекли, точно кровь, письмена Темного жертвоприношения и пропитали ложе под ним. Не успели оперативники и глазом моргнуть, как вождь шаманов, ведомый чьей-то злой волей, медленно приподнялся и сел. Но едва это случилось, как гроб разошелся дымкой!
От этого зрелища сотрудники Бюро аж рты разинули. Это что получается? Гроб рассеялся в пыль? Это всего-навсего иллюзия? Или его уничтожили? Тогда понятно, почему не осталось борозд и рытвин – его не перетаскивали!
Тем временем призрачный Алоцзинь вскинул голову, поглядел как будто на разрушенный курган шаманов, раскрыл рот в беззвучном крике и взмыл, точно столб дыма, ввысь. Достигнув неба, он стремительно спикировал на землю и понесся прямо на оперативников – те бросились кто куда, опасаясь даже соприкасаться с дымной фигурой. Но Алоцзиню до них не было никакого дела: не замечая толпу людей, он стремительно набрал высоту, проскользил вдоль водяного полога, до сих пор растянутого в небе, и был таков. Он явно направился в Дунчуань!
Следом белая дымка, поднятая его рывком, прекратила ползти, сгустилась, и сотрудники Бюро вновь увидели антропоморфную фигуру. Замерев на месте, та приняла расслабленную позу, сложив руки на груди. Почему-то думалось, что она чего-то выжидает…
Повернувшись к подчиненным, Сяо Чжэн резко приказал:
– Вы сняли что-нибудь? Если да – скиньте мне!
Услышав начальство, оперативники бросились копаться в телефонах. Наконец они выбрали видеоролик с самой четкой картинкой и выслали его на экспертизу профессору Вану, засевшему в Главном управлении, и, конечно же, Сюань Цзи.
Профессор Ван как раз дожидался известий с передовой, поэтому после просмотра видео немедленно перезвонил:
– Перед нами Искусство проявления! – скрипучим старческим голосом затянул свою арию он. – Древние прибегали к нему, чтобы обезопасить ценности от воров… Эх-хех-хех… Надзор в старом обществе совсем иной, чем ныне…
– Профессор Ван, давайте покороче! – потеряв терпение, потребовал Сяо Чжэн.
– Э-э?… Ах да… Искусство проявления… Для начала на ценную вещь накладывается печать, по-нашему «метка», способная тщательно «записать», а потом явить все то, что происходило с момента наложения печати. Очень похоже на… как же это, в самом деле… На видеокамеру, да! Однако техника древняя, лицо человека посредством ее не фиксируется… И энергия, заложенная в печать, со временем рассеивается… к тому же требования, чтобы совершить Искусство проявления, очень высоки, нужен умелый заклинатель… Заурядных талантов оно не терпит… Но к чему такой способ? Сейчас же можно записать видео прямо на телефон… И как раз потому тех, кто знает об Искусстве проявления, исчезающе мало…
Профессор выдавал справку так пространно и многословно, что Сяо Чжэн почти потерял терпение его слушать. От гнева у него аж вены на лбу вздулись. Но оборвать арию лаодань он все-таки не успел. Дело в том, что все это время от застывшей призрачной фигуры расходился густой туман и постепенно поднимался к самому небу, накрывая колпаком добрую половину склона. И когда он заполонил все вокруг, в дымке стали вырисовываться явные силуэты вертолетов, строительных кранов и многочисленные группы каких-то людей…
– Директор, – тихо окликнул Сяо Чжэна один из оперативников. – Кажется, это мы…
– Погодите! – всполошился другой сотрудник Бюро. – Получается, пока мы расчищали территорию для оперативной работы, этот… этот… – тут он указал на призрачную фигуру, которая выжидательно застыла, скрестив на груди руки, – …этот тип наблюдал за нами? Прям в непосредственной близости? Но почему не было сигнала тревоги?
На этих словах откуда-то потянуло холодом – оперативники поежились. Как оказалось, сквозь них прошла призрачная группа людей (призванная, по-видимому, показать, чем занимались спецназовцы накануне) и направилась к фигуре, застывшей со скрещенными руками на груди. И едва они подошли, как неизвестный двинулся с места и скользнул в одного из группы! Было два силуэта – стал один!
– Ч-что?! Это что такое?! – вскричал кто-то.
Сяо Чжэн медленно обернулся на голос. Побелев как полотно, он обвел взглядом подчиненных, останавливаясь на каждом.
– А то и значит. Практик Темного жертвоприношения вселился в одного из нас.
* * *
В это самое время Сюань Цзи, вслед за профессором Ваном, досматривал присланное видео. Отправив щелчком пальца окурок в урну, директор Отдела ликвидации последствий горько усмехнулся:
– Ага… Так и знал…
Ну что ж, все ожидаемо. Только непонятно, как он позволил обвести себя вокруг пальца. И с чего вообще взял, что бывший император станет тосковать по почившему другу, причем так, что не осмелится уничтожить его тело? Ну и чушь! Чтобы древний демон да помирал от горя?..
Клан шаманов канул в небытие, безжалостное время не оставило от них и следа, а мертвые, как известно, никогда не вернутся к жизни. Так к чему защищать грудью труп? И с чего бы старому прохиндею трепетать от детских воспоминаний, как сделал бы простой смертный? Ну нет, его величество, очевидно, все просчитал. Если главный заговорщик, то есть практик Темного жертвоприношения, увидит, что Шэн Линъюань не в силах уничтожить тело Алоцзиня, он наверняка решит воспользоваться ситуацией и под шумок
