спрашиваю.
— С Кубани. Какие-то твари разнесли мою станицу. Убили всех.
Мой ответ был проигнорирован.
— Балалайка, присмотри за ним. — Обратился одноглазый к другому бандиту, а сам, потеряв интерес ко мне, пошел прочь, любовно поглаживая в руках мой автомат.
Мне связали руки за спиной, в таком положении я и пролежал до следующего утра. С рассветом меня пробудили от дремоты и кинули в кузов какого-то грузовика. Голова раскалывалась. Лицо горело от многочисленных побоев. И судя по ощущениям, была сломана пара ребер. Спустя два с половиной часа тряски в грузовике, двигатель замолчал — заглох. Дверь кузова открылась, и меня скинули на землю, снова выбив из легких воздух.
— Это че за мясо? — раздался сверху скрипучий голос. — Циклоп, ты кого мне притащил?
— На севере поймали. Говорит, что доктор. — Прозвучал ответ.
— И нахрена он мне? Кончи его.
— Дед. У нас врача нет. А если кому там помощь нужна будет? Операцию сделать? Пулю вытащить?
— Резонно. А он точно доктор? Ты уверен?
— Не успел разобраться, но в его рюкзаке было много всяких таблеток и прочей чепухи.
Я, наконец, собрался с силами и переместился в сидячую позу. Поднял голову. На меня не мигая смотрели два человека. Один был моим вчерашним одноглазым знакомым. А вот от взгляда второго брала оторопь. Сухой мужик, лет шестидесяти, с выцветшими мертвыми глазами.
— Подними его и развяжи ему руки. — Распорядился Дед. — Где там его аптечка. Принеси, я гляну, — продолжил он.
Через минуту я стоял перед бандитом, который с интересом рассматривал мою сумку.
— В натуре врач? — обратился он ко мне.
Я молча кивнул в ответ.
— Ладно, проверим. Для доктора главное это голова и руки. Остальное не очень! — Сказав это, Дед вытащил из кармана куртки пистолет и, не целясь, выстрелил мне в правое колено.
Из горла вырвался даже не крик, а рев. Боль пронзила все. Я лежал на земле, пытаясь закрыть рану, из которой ручейком вытекала кровь.
— На, лечи! — раздался скрипучий голос сверху, а рядом со мной упал уже почти опустевший мой рюкзак.
Тело било крупной дрожью. Руки никак не хотели слушаться.
Промедление в такой ситуации было равносильно смертному приговору. Поэтому я усилием воли оторвал руки от покалеченной ноги и стал судорожно доставать содержимое аптечки. Несмотря на дикую боль, мне удалось наложить жгут. И только после этого, с пятой попытки, я в колол себе в ногу обезболивающее. Затем предстояло обработать рану и самое сложное — достать пулю.
Остальное прошло, как в тумане. Удивительно, что мне вообще удалось все это проделать. Но через несколько минут ада, я лежал с забинтованной ногой.
— Ладно, твоя взяла. Пусть живет. Подбери ему хату. Если сбежит или кинет, ответишь ты. — Раздался сверху голос Деда. А потом меня поволокли куда-то вглубь поселения и бросили в дом с заколоченными окнами. Не забыв при этом закрыть меня на замок.
Как только дверь за мной закрылась, я провалился в спасительное забытье. Прямо там, на пороге. Так началось мое мучительное пленение.
Спустя неделю, начали приходить первые больные. А еще спустя полторы, я уже перемещался по дому на костылях, а мой кабинет наполнился медицинским оборудованием и всякими лекарствами. Оказалось, что бандиты тоже в некотором роде люди. У них тоже болели зубы, животы, ломались кости и прочее. Отличало их от людей лишь благодарность. В довоенные времена благодарные клиенты всегда старались меня чем-то одарить. Кто коньяк принесет, кто коробку конфет кто еще что-либо. В плену же я работал не за деньги, а за свою жизнь. Любое лечение начиналось с угрозы. А в благодарность, чаще всего, прилетали удары, лишение обеда (и без того достаточно скудного) и издевательства.
В то, что происходило за стенам дома, я старался не вникать. Крики, разборки, стрельба по ночам стали привычным делом. Нельзя сказать, что у меня не было желание отсюда сбежать, но с покалеченной ногой, без оружия, знания местности и понимания количества противников, это было попросту невозможно. Конечно, нога, спустя время, начала заживать. Только об этом я никому не говорил. Даже наоборот, однажды сказал Деду, пришедшему лечить зубы, что сустав поврежден навсегда и нога теперь никогда не будет сгибаться. Ведь хоть какой-то козырь в рукаве, надо было держать. А сам по ночам, когда был уверен, что за мной никто не наблюдает, постепенно начал разрабатывать поврежденную конечность.
На смену зиме пришло лето. Мне, за проведенные здесь полгода, ни разу не позволили выйти на улицу. Пока в начале сентября трое вооруженных бандитов на рассвете не появились у меня на пороге.
— Айболит, пошли, старший срочно зовет. — Обратился ко мне один из них. Кажется, пару месяцев назад я ему рану на руке зашивал.
Вообще, я не был против такого прозвища. Оно полностью соответствовало моей профессии. Ведь Айболит был ветеринаром и, как и я, лечил лишь животных.
Лишние вопросы задавать было чревато последствиями, так что мне не оставалось ничего, кроме как молча отправится с конвоирами.
Когда я в прошлый раз был на улице, то разглядеть ничего толком не мог. Состояние здоровья не позволило. Теперь же появилась настоящая возможность оглядеться, если это делать очень аккуратно.
Яркий свет солнца резко ударил мне по глазам. Конечно, чтобы работать меня постоянно снабжали всевозможными осветительными приборами. Но этого было все таки мало.
Судя по тому, что меня окружало, база уголовников находилась в небольшом поселке или станице. Высотных домов не было видно. Кругом один частный сектор и располагающийся не вдалеке парк с разрушенной детской площадкой. Бандиты предпочитали ночной образ жизни, так что в раннее утро улицы были пусты. Всеми силами изображая несгибаемую ногу, я шел по направлению, которое мне указывали конвоиры.
Пройдя пару кварталов, мы остановились около красивого двухэтажного дома. Тычком в спину, меня заставили войти внутрь.
— Ну че там? Привели? — раздался откуда-то из глубины дома скрипучий голос Деда. Вскоре показался и он сам, едва держась на ногах. — Живо сюда! — прикрикнул он, и я похромал следом за ним в просторный зал.
Посреди зала на огромной разобранной кровати лежала обнаженная юная девушка. О ее возрасте не хотелось даже думать. Все ее тело, за исключением лица было сплошным кровоподтеком. Свежие и застарелые шрамы, синяки и гематомы были практически везде. Дыхание девушки было прерывистым, глаза уставились куда-то в одну точку на потолке.
