На следующее утро, выспавшийся, посвежевший и очень голодный, Странник двинулся в путь и к вечеру, пробираясь окольными путями и избегая встречи с прохожими, он вышел на центральную рыночную площадь провинциального городка Айзенштайна. Его внешний вид, несколько необычный и несомненно подозрительный, появись он в крупном городе, здесь ни у кого не вызывал удивления. Население маленьких провинциальных городков Империи жило очень бедно, и люди носили те вещи, которые могли себе позволить. В особенности это касалось крестьян из окрестных деревень. Денег у него с собой не было, однако это не очень беспокоило Странника – он по роду своей деятельности привык к ситуациям, которые обычному обывателю могли бы показаться абсолютно безысходными. Единственной вещью, которой он обладал и которая представляла определенную ценность, были ботинки – прекрасные горные темно-коричневые ботинки с высоким берцем и кожаными ремнями с бронзовыми пряжками; ботинки, изначально придуманные как экипировка горных егерей и бойцов пограничной стражи, но в силу высокой склонности военных интендантов к компромиссам широко распространенные среди мирного населения и пользовавшиеся неизменной популярностью. Перед тем как войти в городок, Странник тщательно очистил их от грязи и пополоскал в ручье – они были как новые и могли прослужить своему владельцу еще не менее пяти лет. На центральном рынке Рутенбурга за такие просили от десяти золотых, иногда и больше. Пройдя вдоль рядов рыночных продавцов, многие из которых ввиду позднего времени уже сворачивали свою торговлю, он нашел лоток торговца обувью, пожилого северянина с хитро прищуренными глазками.
– Сколько дашь за мои ботинки? – спросил он его, стараясь, как его учили, следовать интонациям и особенностям местного диалекта.
– Три золотых, – небрежно бросил торговец и сделал вид, что его это совершенно не интересует, хотя Странник понял, что день у него, судя по выражению лица, был совершенно неприбыльный, или, как это принято было говорить у торговцев, «пустой» и появление незнакомца давало шанс хоть как-то исправить его неутешительные итоги.
Торговля покупателя с продавцом – это искусство, требующее высокого профессионализма, знания таких наук, как психология и философия, тактика и стратегия, владение навыками актера и оратора. Если учиться этому в Университете – жизни не хватит, поэтому есть только один возможный способ владения этим искусством – с ним надо родиться. Странник не был прирожденным торговцем, хотя и обладал многими из перечисленных навыков. Это позволило ему получить за свою обувь пять золотых, один из которых он тут же превратил в простенькие ичиги местной выделки, сшитые из бараньих шкур, кожаные, мягкие, незамысловатые, но удобные и очень теплые. Появиться в них в столице означало бы вызвать презрительные взгляды и насмешки надменных рутенбуржцев, всегда свысока относившихся к провинциалам. Здесь же, в Айзенштайне, человек в ичигах выглядел гармонично и ничем не отличался от сотен других местных жителей. Общение с торговцем обувью, помимо наличных денег, дало возможность Страннику собрать массу полезной информации. Он узнал, вернее – убедился, что сегодня действительно суббота, что завтра рыночный день, что за семь-восемь серебряных монет можно снять на несколько дней комнату на втором этаже над местным трактиром, что удобно, так как там неплохо кормят; что торгуют на рынке преимущественно крестьяне из близлежащих деревень, но торговля идет вяло, так как до нового урожая, понятное дело, еще далеко, а запасы с зимы невелики. Он узнал также, что крайнее справа в первом ряду место на рынке по воскресеньям занимает местный нотариус, который, будучи грамотным, составляет всяческие прошения, петиции и прочие бумаги за умеренную плату; но что завтра он вряд ли будет на месте, так как уже восьмой день пребывает в глубоком запое по причине меланхолии, что вообще весьма свойственно людям грамотным и культурным. Эта информация очень порадовала Странника. Он зашел в трактир, где без труда и за разумную плату решил сразу несколько очень важных проблем: плотно поужинал, стараясь при этом все же не переусердствовать и с большим трудом подавляя в себе неистовое желание заказать сразу по четыре порции всего, что было в заведении, снял на три дня комнату на втором этаже и договорился с хозяйкой, что к утру она вычистит, по возможности – зашьет и приведет в порядок его верхнюю одежду. Последнее, что он сделал перед тем, как провалился в бездонную пропасть глубокого сна – он узнал: где и как утром можно будет достать бумагу, пергамент, чернила, тушь и перья. Он заснул еще до того, как его голова опустилась на мягкую пуховую подушку. Мысль о том, что такой глубокий сон есть пренебрежение элементарными мерами безопасности, даже не пришла ему в голову – об этом он подумает завтра. Сейчас – сон.
В кабинете у зихерхайтсдиректора кроме него находился глава Департамента, господин зихерхайтспрезидент и директор аналитического отдела. По их лицам Шмидт понял, что они только что обсуждали что-то очень важное и его приход помешал им.
– Зихерхайтскапитан Шмидт явился по вашему распоряжению – четко, в соответствии с уставом отрапортовал Шмидт.
– Присаживайтесь, капитан, – снисходительно предложил господин зихерхайтспрезидент.
Шмидт обратил внимание на папку, которая лежала на столе его начальника. Разумеется, папка была закрыта, но и в закрытом виде представляла большой интерес. Это была великолепной выделки папка темно-коричневого цвета, из натуральной кожи. Сама по себе, без документов, такая папка стоила четверть его месячного оклада. Он знал, что в таких папках в архиве Департамента хранятся дела особой важности и секретности и что доступ к документам, хранимым в этих папках, имеют всего три-четыре человека из числа высшего руководства. Эти папки никогда и ни под каким предлогом не могли покидать территорию Департамента, но даже в его пределах вынесены из спецхранилища они могли быть только по личному и письменному приказу господина зихерхайтспрезидента. У дел особой важности, хранящихся в этих папках, не было своих обычных номеров, они маркировались литерами. Вот и на этой папке Шмидт увидел вытесненные на коже литеры «КД». Он никогда ничего не слышал о деле с таким названием, что, впрочем, нисколько его не удивило. Прослужив в Департаменте Государственной Стражи более пятнадцати лет, он прекрасно понимал, что каждый сотрудник должен владеть только тем минимумом информации, который абсолютно необходим для сегодняшней работы. Было бы идеально, если бы по окончании работы, по завершении той или иной операции сотрудники, ее осуществлявшие, полностью забывали бы все, что с этой операцией связано. К сожалению, это было невозможно, хотя в особо важных случаях ставшую ненужной информацию приходилось стирать вместе с сотрудниками. Эта мысль немного обеспокоила Шмидта. Если сейчас его ознакомят с содержимым этой литерной папки, то тогда его грустные мысли выйти на пенсию отставным капитаном могут стать несбыточными розовыми мечтами.