— Живые?! — насмешливо вопросил Освальдо. — С тех пор как стигийский мертвец ступил на палубу этого судна, вы трупы — все до единого! Вы слуги его и его Хозяина. Каждая озза золота в ваших карманах тянула на оэзу вашей души, и наконец золото перевесило. Вы — мешки с золотом! Ты зря так пекся о своей душе, Таско! Ее давно нет! Сегодня вы падете под нашими клинками и встанете нам на смену, а мы уйдем на Серые Равнины и больше не потревожим прах земли. С Табарешем же я буду говорить сам!
Освальдо выбросил вперед правую руку с ламирой и коротко скомандовал:
— На абордаж!
Что происходило на «Аспиде» дальше, ни Хорса, ни Тэн И, ни Касталиус уже не видели. Черное облако опустилось на сцепленные мостиками-клювами корабли, и только на носу гаулы рубились жестоко и беспощадно два капитана. Стигиец солгал Табарешу. Он не мог покинуть саэту, но и гибнуть в небытии не желал. Как только капитан пал мертвым, дух вселился в его тело, надеясь избежать своей участи. Но обмануть Освальдо Седого было невозможно!
Ничего этого, экипаж маленького яла не знал. Последнее, что видели они, это ламиру, пошедшую на треть в грудь того, кто был недавно Табарешем. Сей же миг на палубные доски рухнуло тело капитана «Аспида», а разящий металл клинка оказался воткнутым в жилистую плоть Стигийца. Руки духа, тянувшиеся к горлу Освальдо, бессильно упали, и тут же демон стал таять, как быстро сгорающая свеча. Золотые перстни посыпались с исчезающих пальцев, яркими искрами вспыхивая при падении.
Когда же тело Стигийца истлело до конца и лишь пустая одежда осталась висеть на ламире легендарного корсара, черный мрак, объявший суда, распорола ослепительная молния. Вой, подобный вою тысячи духов, вырвался на волю и полетел в пустынное пространство океана. Оглушительный громовой раскат потряс небесную твердь. Неистовый вихрь разметал в клочья черное облако и поднял на высоту семи локтей гигантский вал, покатив его на берег. Из туч хлынул сплошной молотящий ливень, скрывший за своей стеной все то, что осталось от «Аспида» и гаулы-призрака. Казалось, повторяется картина пятидневной давности, однако ныне было иное. Тогда злобствовал колдовской шторм, туманя разум и угнетая душу. Нынешний шквал был очистительным.
Ворвань в фонаре вспыхнула в последний раз и потухла, залитая водой. Синий платок сдуло безвозвратно в море. Впрочем, это никого уже не заботило.
— Держи против волны! — заорал Хорса жрецу. — Если ты встанешь к нему бортом…
— Упаси тебя Митра Пресветлый подумать и сказать такое! — ответствовал скороговоркой Касталиус и продолжил истово шептать молитвы.
Тэн И промолчал, но Хорса знал, что кхитаец тоже молится, не произнося ни слова вслух. Тем не менее губы его чуть заметно шевелились.
Налегая на весла что есть мочи, ближайшие приближенные аквилонского монарха — замерзшие, голодные, вымокшие до нитки — пытались перевалить за пенящийся где-то почти над головой гребень, чтобы не оказаться ни накрытыми неподъемной массой воды, ни увлеченными ею на каменистый берег. Думалось, что людям не под силу совершить подобное, но внезапно, когда, казалось, ял уже опрокидывался кверху килем, какая-то неведомая могучая длань толкнула его вперед.
Перепрыгнув через верхушку волны, пронзив завесу из белой шипящей пены, лодка, разом лишившись веса, полетела в глубину черной разверстой пучины…
Едва забрезжил рассвет, путники собрались в дорогу. Вперед послали Полагмара и Майлдафа — посмотреть, не поджидают ли их пикты при выходе из скал. Впрочем, пиктов сейчас не опасались. После битвы с тургартом, шквала с грозой, степного пожара пикты скорее всего не отправились бы с первыми лучами солнца на боевую вылазку, что и подтвердили вернувшиеся разведчики. У народа пущи было в запасе время, чтобы настичь и убить дерзких пришельцев. Ускользнуть тем было некуда, до любой границы было не меньше седмицы пути, а гонцы и барабаны пиктов передавали вести с огромной скоростью от селения к селению, от клана к клану.
Волки к рассвету поутихли, но, едва взошло солнце, затеяли настоящие переговоры. Вой слышался то с одной, то с другой стороны, при этом ни разу ни один волк не перебил другого. Ни одного волка люди пока не видели. Звери искусно прятались в камнях, щелях и им одним известных норах.
— Как будто разговаривают, — высказал наконец общее впечатление Родригес-младший.
— А они разговаривают, — без тени насмешки объявил Полагмар.
— Несомненно, — поддержал барона Майлдаф.
— Интересно, о чем? — Молодой зингарец захотел узнать побольше.
— О том, кого из нас сожрать первым, — мрачно пошутил Алфонсо.
— Вовсе нет, — все так же серьезно возразил гандер.
— Так ты знаешь, о чем они воют? — загорелся Евсевий.
— Точно не поручусь, так же как и ты за писания гномов, — с прежним спокойствием пояснил барон, — но по сути все ясно.
— Ну так поведай нам, вдруг это важно. — Сотти никак не желал верить, что это не розыгрыш.
— Итак, — с важным достоинством начал Полагмар, — волки, как и люди, живут там, где им лучше, по крайней мере, стараются поступать так. В Гандерланде они в конце весны поднимаются в горы, потому что к этому времени там вырастает сочная и густая трава и олени уходят на верховые леса и луга, а олени — главная еда волков из крупной дичи. Полевые мыши также выходят из нор и успевают достаточно размножиться. А по осени волки вслед за оленями возвращаются в долины и тогда не брезгуют напасть на скот. Летом они тоже таскают овец, но летом это не так заметно.
— А они всегда идут в таком количестве? — осведомился Евсевий.
— Нет, довольно редко. Обычно семьями, но случается и так. А поскольку каждая волчья семья живет на своей земле, то все остальные как бы приходят к ним в гости, но прежде спрашивают разрешения. А еще они советуются, как идти дальше, или приглашают других идти с собой. Вот об этом они сейчас и говорят.
— И когда же планируется выход и почему именно здесь? — не отставал от Полагмара Сотти, стараясь найти брешь в теоретических построениях барона по поводу волчьего языка.
— А они идут вместе с нами, — обрадовал всех барон. — А здесь, потому что пикты не заходят в скалы и вообще не охотятся вдоль ручья. Он у них священный, а значит, и добычу у волков не отнимают. В скалах волки со всей округи собираются и уходят наверх. Нам повезло. Мы попали сюда как раз о такой день.
— Это они тоже тебе сказали, месьор? — выговорил ошарашенный Деггу.
— Нет, об этом я уже и сам догадался, — высокомерно изрек Полагмар. — Не так уж трудно.
— А у меня есть мысль, — изрек вдруг примолкший было Майлдаф.
