— Пойдем к нему, — предложила Яра, — а то этот что-то на меня смотрит...
Томас покосился на Змея. Тот повернул к ним морду, в огромных, как тарелки, глазах медленно проступал голодный интерес.
— На тебя все смотрят, — сказал Томас. — Даже деревья и камни.
Он сам не знал, почему так сказал. Просто само сказалось. Яра посмотрела странно, затем опустила голову и быстро пошла к калике. Томас поспешно шагнул следом. Самому не нравилось чувствовать на спине упорный взгляд дракона, пусть даже это Змей, а не дракон..
Калика опустился на колени. Взгляд его скользил по изъеденной временем плите. Томас вытянул шею, смотрел через его плечо.
— Там кто-то погребен?
— Угадал.
— Человек?
— Теперь уже... нет.
Томас всмотрелся в едва заметные насечки на камне. Дожди, грозы, ветры и вьюги почти отполировали плиту, через сотню-другую лет будет вовсе как зеркало. А кто-то был уверен, что надпись останется навечно!
— Тоже неграмотный, — заметил он с удовлетворением.
— Почему так?
— Думаешь, я не видел, какие бывают буквы!
— Гм... латинские?.. А сарацинские видывал? А урюпинские? А неврские?... Ладно, помоги поднять этот камешек.
Он вогнал пальцы в землю, нащупал что-то, жилы на шее напряглись. Томас поспешно сунул пальцы в разрыхляющуюся землю, нащупал холодный край плиты.
Вдвоем они потащили вверх. Яра пыталась ухватиться тоже, но калика и Томас — один мотнул головой, другой попытался отпихнуть ее ногой, — отогнали: то ли, мол, рожать не будешь, то ли без сопливых скользко.
Земля трещала и осыпалась крупными обледенелыми комьями. Снизу пахнуло могильным холодом. Донесся глухой вздох, и Томас едва не выронил плиту. Почудилось, что освобождают древнего демона, накрытого и запечатанного тяжелой плитой по Божьему промыслу.
— Тяни, — прохрипел калика. — До чего же, зараза, крепко держит...
Томас воспрянул духом. Если демон держит плиту оттуда, то надо тянуть, пусть хоть жилы рвутся, они совершают богоугодное дело, открывая его темную нору божественному свету!
Пыхтя и сопя, они отодвинули плиту и уронили ее на край ямы. Там, выдолбленное в цельной скале из красного гранита, похожего на застывшую кровь, было широкое ложе. Но скелет богатыря, который лежал на нем в старинном панцире, был шире и длиннее. Ноги свешивались, длинные руки в богатырских рукавицах, упав с ложа, опустились на пол. Грудь его была широка, как щит пешего воина, а справа от ложа, прямо на каменном полу, стояли золотые кубки и кувшины, пахло дорогим маслом. Слева стоял, прислоненный к стене, такой огромный щит, что Томас ахнул. Человеку такой не поднять, но этот древний воин явно поднимал его одной рукой. Кожа истлела, дерево рассыпалось в прах, но уцелел бронзовый обод и узкие полоски из тусклого серого металла.
Томас с изумлением посматривал на калику. Лицо волхва кривилось, губы вздрагивали. Глаза слегка увлажнились. Он вздохнул тяжело, словно вез на гору телегу с дровами.
— Снова свиделись, дружище... Ты был прав, я пришел к тебе.
Медленно присел, взял обеими руками за края могилы. Повис, двигая ногами в воздухе, наконец прыгнул. Кувшин хрустнул и рассыпался на мелкие черепки. Калика поднялся рядом с мертвым героем.
— Прости, но я чуть потревожу твой покой.
Томас не выдержал, вскрикнул:
— Сэр калика! Может, не надо? Не знаю, что можно взять здесь, но грабить могилы — последнее дело!
Яра поддержала:
— Олег, мы и без денег и оружия стоим больше, чем многие с мешками золота.
— Надо...
— Золото? — спросил Томас с неудовольствием.
— И золото не помешает, — ответил калика отстраненно, — но золото я отыскал бы и поближе.
Он осторожно приподнял голову богатыря. Тот смотрел пустыми глазницами, но Томасу почудились багровые огоньки в темных впадинах. Даже в мертвом в нем, казалось, осталось больше жизни, чем в иных живых, которых он встречал как в Британии, так и по свету.
Рука калики скользнула под спину усопшего, пошарила. Томас следил за лицом волхва, видел, как на нем появилось чувство глубокого удовлетворения.
Очень медленно рука калики начала появляться из-под мертвого исполина. Пальцы были стиснуты на крестообразной рукояти меча. Томас затаил дыхание, потому что лезвие меча все длилось и длилось, а когда наконец показался узкий конец, Томас мог поклясться, что не видел меча длиннее.
Калика встал во весь рост. Меч в его руке внезапно вспыхнул голубыми искрами. Ржавая короста осыпалась, он заблистал радостно и победно. Лицо калики осветилось, в нем чувствовалась сила, превышающая человеческую, только в глазах не было ликования.
Когда он вытряхнул золотые монеты из чаши в карман, Томас протянул ему руку. Калика ухватился, вылез, не выпуская меч, а Томас зашипел и подул на пальцы. То ли калика сдавил, не рассчитав силы, то ли от странного меча через калику хлестнула странная мощь...
— Как зовут этот меч? — спросил он.
— Громобог.
— Странное имя.
— Хозяин этого меча однажды сразил... даже бога.
Томас ощутил священный трепет. Любовь к оружию в крови настоящих мужчин, любовь к хорошему оружию может превозмочь любовь к женщине, власти, королевству, но что может сравниться, когда видишь абсолютное оружие?
— Кто им владел?
— Твой предок, — ответил Олег просто. — А теперь ты.
Он протянул ему меч. Томас отшатнулся, смотрел потрясенно. Услышал, как вздохнула Яра. Очень медленно опустился на одно колено, бережно принял обеими руками меч своих предков, коснулся губами лезвия.
— Клянусь... — сказал он дрогнувшим голосом. — Клянусь... Всем сердцем и бессмертной душой клянусь...
Он не мог продолжить, голос задрожал так, что боялся сказать слово, но, похоже, его поняли. Как калика, так и Яра.
— Когда-нибудь я расскажу тебе, — пообещал Олег. — У него была страшная и красивая жизнь, полная подвигов и печали... любви и предательства... всего хватало, всего было с избытком!
— Как звали этого древнего героя?
— Англ, сын Гота.
Потрясенный, Томас молчал, будто на голову падали не осенние листья со столетних дубов, а сами дубы. В ушах гудело, будто деревья падали на голову без шлема. Неужели он коснулся святыни святынь — меча легендарного прародителя всего племени, когда-то крохотного, а теперь уже могучего народа англов?
Пальцы робко коснулись рукояти старинного меча. Голос был слабенький, таким Томас никогда раньше не разговаривал.
— Этим мечом... все еще можно сражаться?
— Это не простой меч. Когда Англа положили в эту простую гробницу... я когда-нибудь расскажу, почему мы похоронили его так просто... то, как ты знаешь, герои не уходят из жизни, не сказав последних слов мудрости, и... Ладно, об этом тоже потом. Но даже в могиле герои остаются героями. Даже свершают великие деяния.
