Наконец он увидел перед собой едва различимые контуры круто поднимавшихся вверх ступеней… и вдруг резко обернулся и отступил в тень у их подножия.
Позади кто-то шел — тяжело, но осторожно ступая на явно не человеческих ногах. Беглец стал напряженно вглядываться в длинную цепь решеток и лежащих перед ними серых пятен полусвета, лишь незначительно рассеивающих мрак вокруг себя. Но он смог заметить, что через эти пятна что-то движется — что-то неопределенного вида, большое, тяжелое, но одновременно более быстрое и ловкое, чем человек. Оно появлялось на свету и снова исчезало с глаз, вступая в тень между темницами, навевая безотчетный ужас своим безмолвным движением.
Конан услышал грохот решеток, которые пробовало открывать это существо, проходя мимо них. Потом оно добралось до той темницы, которую только что покинул ее пленник, и отворило незапертые двери. И, когда оно скользнуло внутрь, на фоне решетки мелькнул огромный смутный силуэт. Вытерев со лба холодный пот, беглец судорожно сглотнул. Он понял, для чего Тараск подкрадывался к его дверям и почему так поспешно скрылся, — он открыл замок, а затем где-то в этих дьявольских подземельях выпустил из ямы или клетки это ужасное чудовище.
Тварь вылезла из темницы и двинулась вдоль по дорожке, низко наклонив голову к земле. Теперь она уже не пробовала открывать двери — она взяла след. Сейчас Конан разглядел ее получше: серый полумрак обрисовал гигантское человекоподобное тело, более мощное и тяжелое, однако, чем у любого человека. Сильно наклонившись, это существо бежало на задних лапах — заросшее и волосатое, с густым, отливающим серебром мехом. Голова твари была отвратительной пародией на человеческую, а длинные руки при беге задевали землю.
И здесь стала понятной причина того, почему человеческие кости в темницах сломаны и расщеплены, стала ясной природа ужаса казематов. Это была большая серая обезьяна, страшный людоед темных прибрежных лесных массивов моря Вилайет. Полумифические, малоизвестные обезьяны-каннибалы служили прототипом троллей в старых легендах, страшными волколаками-оборотнями народного эпоса, убийцами и людоедами темных лесов.
Конан заметил, что животное почуяло его и стало приближаться быстрее, перемещая свое бочкообразное тело на кривых могучих лапах. Бросив быстрый оценивающий взгляд на уходящие вверх ступени, он убедился, что эта тварь успеет прыгнуть ему на спину раньше, чем он доберется до дверей. Нужно было принимать бой. Более не задумываясь, он ступил в ближайший круг мутного света, чтобы хоть что-нибудь видеть во время схватки, так как было совершенно очевидно, что животное ориентируется и видит в темноте гораздо лучше человека. И оно уже приближалось — во мраке тускло блестели огромные желтые зубы, и слышалось громкое дыхание. Серые обезьяны от рождения были немыми, поэтому оно не издало воинственного крика — лишь в искаженных и расплющенных чертах ее чудовищной морды появилось выражение дьявольского торжества.
Человек понял, что жизнь его теперь будет зависеть фактически от одного удара — на другие времени может и не хватить. И этим единственным, первым же ударом необходимо убить противника, убить прямо сейчас, если он хочет покинуть живым тот страшный зверинец, пленником которого он был в настоящее время…
Он оценивающе оглядел короткую крепкую шею, волосатое мускулистое тело и мощную, выдающуюся вперед грудь. «Лучше бить прямо в сердце, — подумал он, — погрузив сталь под выступающие ребра, чем туда, где одним ударом убить не удастся». Полностью осознавая положение, в котором он оказался, Конан попытался на глаз прикинуть и сравнить свои силу и ловкость с быстротой и яростью людоеда. Выбора не было — требовалось сойтись с противником грудь в грудь, нанести смертельный удар, а потом лишь уповать на то, что кости его выдержат схватку с умирающим зверем.
И в тот момент, когда обезьяна бросилась на него, широко расставив волосатые руки, он метнулся вперед, между ними, и изо всех сил ударил, чувствуя, как острие по самую рукоять тонет в заросшей мехом груди. Отпустив стилет, он откинул голову назад и напрягся, превратив свое тело в сплошной узел мускулов, одновременно пнув коленом в пах злобной твари, пытаясь хоть как-то ослабить ужасные тиски сжимающихся лап.
В этот показавшийся ему вечностью миг он чувствовал себя так, словно его разрывали на части, но потом неожиданно вернулась свобода. Он лежал на полу, рядом с дергающимся в последних конвульсиях огромным телом зверя, на вывернутых губах которого пузырилась кровавая пена, а в груди торчала рукоять стилета. Удар достиг цели.
Пытаясь унять дрожь, Конан дышал, как загнанная лошадь. Из ран, оставленных когтями зверя, текла кровь, и ощущения были такими, словно половина его костей вылетела из суставов, порвав мышцы и сухожилия. Если бы враг прожил еще хоть одну минуту, скорее всего, он просто разорвал бы его на куски. Но сейчас сын дикого народа выдержал выпавшее ему страшное испытание, обычного человека несомненно приведшее бы к гибели…
Быстро придя в себя, король Аквилонии наклонился и вытащил лезвие из груди поверженного зверя, после чего поспешил к каменным ступеням и стал быстро по ним взбираться. Он уже не пытался себе представить, какие еще вселяющие ужас чудовища могут скрываться в окружающей его темноте, и лишь желал ни с одним из них не встретиться. Схватки, подобные только что закончившейся, были слишком утомительны даже для столь выносливого сына Киммерии. Бледное сияние месяца на каменных плитах, липкая темнота и что-то наподобие паники гнали его вверх по лестнице. Поэтому, когда он наконец увидел створки тяжелых дверей, с его губ слетел вздох облегчения. И вновь, вопреки опасениям, ключ легко повернулся в замке. Быстро выглянув наружу, чтобы первым заметить противника, если он там есть, и отразить его нападение, Конан увидел лишь еще один серый коридор и стоящую перед ним худенькую гибкую фигурку.
— Ваше Величество! — раздался тихий дрожащий вскрик, одновременно наполненный облегчением и восхищением. Первым порывом девушки было прижаться к нему, но потом она заколебалась, будто охваченная стыдом. — У тебя течет кровь, — сообщила она. — Ты ранен!
Он отмахнулся:
— Царапины, которые не почувствует и ребенок. Кстати, — мне очень пригодился твой нож. Если бы не он, мои останки доедала бы сейчас одна милая цепная обезьяна Тараска. Ну, а что теперь?
— Иди за мной, — прошептала она. — Я выведу тебя из города. Я уже приготовила тебе коня!
Она обернулась и сделала шаг вперед, но тут Конан положил свою тяжелую ладонь на ее обнаженное плечо.
