«Я попал! — крикнул Гриб.— Гарчибальд, прикройся щитом и бегом вперед, пока он не очухался!»
«В атаку, братия!» — заревел снизу Гуго, безуспешно пытаясь заставить своего коня идти вверх по склону. Убедившись в тщетности этой попытки, Пудолапый с досады пустил стрелу, и она ударила в валун, едва не расколов его пополам.
Вот тут и полетели камни. Первый угодил Пудолапому в надбровный обруч шлема, и великан замахал рукой в железной рукавице, словно отгоняя комара. Его конь попятился и испуганно заржал.
Второй снаряд ударился в щит Гарчибальда. Барон сразу присел: щит у него был рыцарский, вытянутый книзу, так что Беспалому удалось прикрыть не только голову, но и задницу.
«Берегись! — отчаянно завопил он из-за своего укрытия.— У этого ублюдка праща!»
«Кого ты назвал ублюдком?! — услышал Бэда над головой чей-то голос и, повернув голову, увидел на гребне откоса ярко освещенного солнцем черноволосого человека, крутившего над головой кожаный ремень с укрепленным булыжником.— Я заставлю тебя жрать камни!»
Барон высунул из-за щита руку с арбалетом и спустил крючок. Хотя мишень была как на ладони, болт пролетел далеко в стороне.
Пленси что-то отчаянно закричал своему товарищу и тут же с громким воплем покатился вниз по склону, уронив лук и прижимая ладони к животу.
«Хватит с вас? — вопросил черноволосый грозно.— Может, ты, со щитом, хочешь драться со мной, как подобает мужчинам, один на один?»
Барон тем временем уже отступил вниз, и Пленси, сидя. на земле, что-то ему втолковывал. Гуго все еще крутил башкой, ничего не видя после удара, смявшего надбровник его шлема.
Нежданный спаситель ловко спустился к валунам, за которыми лежал Бэда, и присел рядом. От него крепко пахло потом и вином.
«Кто ты?» — спросил он, внимательно разглядывая раненого.
«Меня зовут Катль,— ответил Бэда,— почему ты меня защищаешь?»
«Не люблю, когда трое на одного, да еще безоружного,— осклабился черноволосый.— Катль... Я слышал это имя. Не тот ли ты Катль, который убил Черного Джока? Если так, где твои знаменитые ножи?»
«А ты, видно, разбойник из Волчьих Холмов...» — начал было Бэда, но тут снизу донеслось: «Капитан! Мы узнали тебя, Конан-киммериец!»
«Вот и представились,—усмехнулся черноволосый пойду гляну, что это за негодяи зовут меня капитаном...»
Вспоминая сцену встречи старых боевых друзей, Бэда усмехнулся. Не окажись Пленси столь дальнозорким, бывшие знакомцы могли легко прикончить друг друга. Впрочем, Гуго, не принадлежавший к их компании, немного очухавшись, не успокоился и тут же потребовал удовлетворения за порчу шлема, который, по его словам, был позолоченным и некогда принадлежал древнему ахеронскому герою.
Конан осведомился, как Пудолапый предпочитает биться: пешим или конным?
Гуго важно заявил, что никогда не дерется пешим, а седло покидает только для того, чтобы пожрать и выпить.
Киммериец свистнул, и тут же прискакал неоседланный гнедой красавец, на спину которого варвар взлетел с ловкостью истинного дикаря.
«Если уж вы хотите драться,— сказал барон,— надо делать это по всем правилам. Во-первых, найти ровную площадку, чтобы противники могли разъехаться на должное расстояние для атаки. Затем — выбрать оружие. У тебя, Пудолапый, целый арсенал, а у Конана только меч за плечами. Так что выбирай что-нибудь одно: копье, палицу или свой Трипамадор».
«Может, хочешь на кулачках?» — хмыкнул киммериец.
Гуго смерил его презрительным взглядом и молча поехал вверх по тропинке, Конан распорядился перевязать Бэду и забрать его с собой.
«Я беру этого человека под свою защиту,— сказал он,— ' пока вы мне не объясните, чем он так провинился».
Поединок состоялся на широкой прогалине за гребнем распадка. Катль, сидя у поваленного дерева, наблюдал, как сошлись врукопашную два богатыря, достойные друг друга. Гуго выбрал палицу, Конан обнажил меч. Они погнали коней навстречу и сшиблись так, что земля задрожала. Красное облако пыли скрыло противников, а когда они развели коней, чтобы перевести дух, железные рукавицы Пудолапого были пусты, а киммериец сжимал только обломок меча. Лоб варвара украшала свежая ссадина.
Барон выступил вперед и торжественно, словно то был настоящий рыцарский турнир, возгласил: «Ввиду того, что Противники лишили друг друга оружия, они могут завершить поединок к общему удовлетворению и без ущерба для собственной чести!»
«Зуб Нергала тебе в кишки,— прохрипел киммериец,— ты сломал мне добрый меч!»
«Не более добрый, чем мой шлем,— так же хрипло отвечал Гуго, облизывая пересохшие губы,— Хоть ты и стоишь две тысячи золотых, но я больше ценю хорошую драку, чем подачки аквилонского короля. Я удовлетворен, и если вы принимаете меня в свою компанию, не худо бы отыскать какую-нибудь ферму, чтобы зажарить барана и вышибить дно у винной бочки».
«Две тысячи золотых? — переспросил Конан удивленно.— Так вы охотитесь не за Катлем, а за мной?»
«Мы охотимся за оборотнем,— объяснил Гарчибальд,— а по твою душу из Аквилонии прибыл отряд во главе с неким месьором Драганом. Сейчас они движутся к Волчьим Холмам, чтобы обыскать их до последнего камня».
«Ладно,— сказал Конан,— считайте, что смогли распалить мое любопытство. Приглашаю всех в свою берлогу. Кстати, там найдется чем набить брюхо и утолить жажду».
Глава десятая
— Одно меня удручает,— сказал Гуго, сыто рыгнув и утерев лоснящиеся губы,— мои дорожные расходы. Из Орисконти сюда путь неблизкий, а я рассчитывал получить от тарифа Партера мешок монет за голову волколака. Может, ты все же оборотень, а, парень?
— Эй,— сказал Конан,— он жрал твой чеснок?
— Ну жрал...
— Надевал ему Гриб на пальцы кольца Иштар? Вешал на шею лапки зайца? Давал подержать корень мандрагоры?
— Ну надевал, вешал, давал...
— Так каких доказательств тебе еще нужно? Ни один оборотень не выдержит подобного испытания. Да если бы Катль был волколаком, у него рука бы отсохла. Наконечник-то стрелы, которой его Пленси ранил, был серебряным.
— Может, еще отсохнет,— сказал упрямый Гуго.— Может, он не простой оборотень, а оллах.
— Это ты брось,— сказал барон,— чтобы стать оллахом и по своему усмотрению, когда захочешь, менять обличье, надо не один десяток лет служить темным богам. А Катля многие знают, он в Боссонских Топях всегда на виду был, а потом на каторге в Немедийских горах горбатился.
— Тогда кто тарифу грудь подрал? — не унимался Пудолапый.— Ты подрал, а, парень?
— Нет,— сказал Бэда.
Он все еще не доверял этим людям: ни следопытам, совсем недавно собиравшимся его прикончить, ни киммерийцу, которого хотел убить сам. Поэтому старался держать язык за зубами.
