Вначале все шло хорошо. Легко оторвав машину от земли, Назимов стал по коробочке набирать высоту. На полутора сотнях метров они вывели обороты двигателя на разрешенный продолжительный максимум в пять тысяч оборотов и, стали ждать набора скорости постепенно удаляясь от взлетной полосы. Весело поблескивая яркой краской, самолетик разогнался уже до ста пятидесяти километров в час, а стрелка указателя скорости все еще продолжала свое движение. Полет проходил нормально. Назимов по его собственному выражению рулил, а Муромцев от нечего делать таращился на открывающиеся с высоты птичьего полета буколистические пейзажи незалежней Украины. Так они и летели пока совершенно неожиданно не сдох двигатель. Мотор отказал сразу и начисто. Вялая попытка его реанимировать, предпринятая Михаилом Ивановичем при посильном участии Сергея ни к чему не привела. Тогда, посмотрев друг на друга, они дружно толкнули штурвалы от себя и стали разворачивать «подбитый» «А-22» в сторону летного поля. Вскоре им обоим стало ясно, что дует довольно сильный встречный ветер.
Ситуация складывалась очень интересная, потому как на аэродром они уже никак не попадали. Не попадали даже на окружающее его озимое поле с более или менее ровной поверхностью. «Высота сто тридцать, — объявил Назимов. — Шо робыть будэм хлопец? Хдэ примостить сей гарный украиньский самолет?» Сергей посмотрел вниз. Под крылом была только глубокая весенняя пахота, куда сажать машину с неубирающимся шасси может только умалишенный. Муромцев заикнулся было о полевой дороге, но она была такой извилистой и неровной, что от этой идеи Михаил Иванович тоже отказался.
Высота катастрофически уменьшалась и с той же скоростью уменьшались их шансы на благополучную посадку. «Не знаю как твоя Алена, а Светка меня точно убьет, — сообщил Назимов». «Может быть спассистема? — неуверенно предложил Сергей. — Пока еще есть высота». «Уже почти нет, — возразил Михаил Иванович и, скомандовав Муромцеву, — А ну держись крепче!» — рванул красную рукоять спасательного парашюта. Сергей успел только бросить взгляд на высотомер, который показывал немногим меньше восьмидесяти метров. В этот момент раздался глухой хлопок сработавшего пиропатрона. Затем последовало торможение, резкий рывок и спустя пару секунд они вместе с самолетиком вполне благополучно повисли в полусотне метров от земли на почти мгновенно раскрывшемся куполе спассистемы.
Однако, на этом их приключения не закончились. Как почти сразу выяснилось, «Шарик» имел вредоносную особенность. Спускаясь на парашюте, он самопроизвольно вращаться вправо. Поворачиваясь, он тем самым неизбежно закручивал стропы, а с ними и сам купол. С этим поделать уже точно ничего было нельзя. Медленно покачиваясь под неуклонно уменьшающимся шелковым полотнищем вместе с подлым «А-22», они бездельничали, гадая, что случится раньше. Мягкое приземление на пашню или купол окончательно погаснет еще в воздухе, и они рухнут на землю. Михаил Иванович пытавшийся штурвалом хоть как-то стабилизировать вращение, был настроен крайне пессимистично. Сергей же напротив, все еще надеялся на благополучный исход. Они даже хотели заключить пари на ящик коньяка, но не успели. Судьба распорядилась по-своему. Оба оказались не правы. Купол парашюта свернулся в трех метрах от земли. После этого, чудо украинского авиапрома вместе с экипажем, совсем как та самая Миргородская свинья, свалилось в грязь. Самолет естественно сразу же потерял товарный вид, превратившись в кучу никому не нужного хлама. Но это их мало заботило. Они с Назимовым отделавшиеся легкими ушибами, кое-как выбрались из кабины, что бы тут же «по самые уши», как выразился Михаил Иванович, утонуть в пахоте. Пытаясь вытащить ноги из раскисшего чернозема, они лениво переругивались друг с другом по поводу ящика коньяка.
За этим занятием их и застали местные аэроклубовцы. На удивление начальник не выглядел сильно расстроенным. Как оказалось, самолет был застрахован, так что свои деньги клуб все равно получит, а в качестве компенсации за доставленные переживания, Назимов с Сергеем были приглашены к обильному и уже давно готовому столу.
Муромцев протер салфеткой стекло с рамкой и повесил фотографию на место. «Дело было в керосине, — пробормотал он и, вздохнув, прошел в кухню». Там Сергей нашел себе занятие, вспомнив, что еще с ночи дожидается своего часа его вчерашний (или уже сегодняшний?) улов. Почистив, посолив и сложив в холодильник рыбу, Сергей убрал все за собой, тщательно вымыл руки и, хотел идти к Алене в спальню. Потом неожиданно раздумал. Прошел в душевую, здраво рассудив, что как бы ни была чиста речная вода, а ополоснуться, прежде чем лезть в постель все же следует.
Бесшумно ступая по ворсистой дорожке, Муромцев, пройдя по коридору, открыл дверь и вошел в душевую. Вспыхнул мягкий приглушенный свет, озаривший от пола до низкого потолка бело-голубую, только недавно законченную ремонтом комнату. Сергей выбрал бы другой цвет, более теплый, живой, но Алене нравились прохладные тона и, Муромцев молча, смирился с дизайнерскими изысками жены. Бросив рыбацкую одежду в бак, Сергей откатил дверь душевой кабины и вступил в сверкающую стерильную белизну современной бытовой сантехники.
На покупке кабины опять же настояла Алена. Сам он прекрасно обошелся бы и ванной комнатой в традиционном стиле. Однако жена потребовала в качестве компенсации за согласие жить в деревне, обеспечить ее здесь полным набором городских удобств. Что касается самого Муромцева, то весь этот кафельно-металлический блеск больше раздражал его, чем доставлял удовольствие. Душевая кабина, почти вся утыканная изнутри как еж короткими пластиковыми иглами форсунок была настолько ярко освещена, что было больно глазам. Прикрыв веки, Сергей одновременно включил воду и музыку. Было странно, но бьющие со всех сторон горячие струи каким-то неведомым образом соответствовали грянувшей из динамиков мелодии. А может быть, ему так только казалось. Во всяком случае, он с удовольствием прослушал композицию из кинофильма «Шербурские зонтики». Потом зазвучало еще что-то настолько способствующее релаксации, что ему впервые, за последние годы, действительно захотелось спать. Изменив настройку температуры, Муромцев с минуту вертелся под холодными струями, потом решив, что вполне достаточно вышел и стал растираться мохнатым полотенцем.
Сергей стоял перед зеркалом, когда ему в голову неожиданно пришло, что неплохо бы потренироваться перед грядущей битвой. Как это делают спортсмены. Или военные. Правда у них это называется учениями. А какой он военный? Так, видимость одна. Да и то было раньше, когда Муромцев по великим праздникам вынужденно надевал форму с темно-синими рантами и таким же околышем. Сергею вдруг стало смешно. А чего он, собственно говоря, переживает? Попробует. Сделает все что сможет. Получится — хорошо. Все опять пойдет как прежде. По накатанной. Патрули вернутся к своим междоусобным, невидимым человечеству склокам, а он к своей подводной охоте. А если не получится… Что ж, если не получится, то вся человеческая цивилизация, скорее всего, закончится большим пшиком. Десять тысяч лет коту под хвост. И все из-за ошибки каких-то американских военных в далеком сорок седьмом. Настоящих виновников и в живых-то уже может нет никого. Тогда он, Сергей Муромцев, отмучится вместе с Иными и всем человечеством в придачу. Только вот Алена…
