Сначала Бен с интересом глазел вокруг, но вскоре это занятие ему прискучило. Архитектура черного буфера удивляла своей сумбурностью. Сорокаэтажные небоскребы со шпилями и фигурными карнизами преспокойно соседствовали с ветхими пятиэтажками в стиле миникор. Однако формы быстро утомляли однообразием повторяемости. Кроме того, на всем лежала печать запустения. Несколько раз им попадались нелюбопытные, нахохлившиеся прохожие, спешившие при виде незнакомцев свернуть куда-нибудь от греха подальше, но в целом казалось, что кварталы необитаемы уже много лет. Только запах, свежие отбросы и мусор говорили об обратном.
Шагая по растрескавшейся коросте асфальта, Бенджамиль пытался представить себе людей, обитающих за облупленными неприглядными фасадами, и каждый раз выходило что-то злое и визгливое, с голым розовым хвостом, такое, что невольно становилось стыдно за свои мысли.
Лимкин шел, нервно поглядывая по сторонам, и говорил, говорил, говорил… Бенджамиль изо всех сил старался следить за ходом беседы, но это не всегда удавалось.
– А!? – встрепенулся Бен, выныривая из путаницы своих мыслей. – О чем вы, Слэй?
– Как о чем? О детях, мистер Мэй. В том смысле, что дети – единственный смысл жизни человеческой. Или вы другого мнения?
– Вы лучше называйте меня Бенджамилем или Беном, – в очередной раз попросил Бен. – Не нужно постоянно говорить «мистер Мэй».
– Хорошо, мистер Мэй, – отозвался Лимкин. – Вот у вас, к примеру, дети есть?
– У меня? – рассеянно переспросил Бен. – У меня пока нет.
– А у меня есть. – Лимкин гордо приосанился. – У меня вообще-то четверо. Двое парней и две девочки. Старшему, Рахибу, уже четырнадцать!
– Но ведь корпорация не одобряет многодетных браков, – неуверенно сказал Бен.
– Я, конечно, знаю, – Лимкин понизил голос и придвинулся поближе, – что перенаселение и все такое, но я не корпи. И потом, у меня на этот счет есть свои соображения.
– Неужели? – изумился Бен.
– Зря вы смеетесь, мистер Мэй! – Лимкин слегка обиделся. – В каждой семье должно быть по одному ребенку, максимум по два, арифметика простая, это я знаю. А у нас с Замилей четверо и пятый намечается. Но это оттого, что все вранье: и перенаселение, и демографические санкции.
Бен развел руками:
– Но нас действительно уйма.
– Это в чертовом гигаполисе нас уйма, – проворчал Лимкин. – А на Земле – не так уж и много. Только не об этом речь! – Бледные щеки маленького светлоглазого человека покраснели. – Я хорошо понимаю, что плодиться без меры нельзя. Так и не плодиться нельзя. Я спрашиваю: какой выход? А мне отвечают: самый простой! Сей без счета, но не забывай саженцы прореживать.
– В каком смысле прореживать? – От изумления Бенджамиль даже остановился.
– Способов хватает, мистер Мэй. Вы Дарвина читали? – Лимкин воздел к небу палец. – Сильный съел слабого, съел слабого – стал сильнее.
– А вы думаете, что достаточно сильны? – резонно спросил Бен.
– Я? – Лимкин хихикнул, бледнея. – Куда уж мне. Разве что дети… Моему Рахибу всего четырнадцать, а он уже год как в банде. Значит, чего-то да стоит. Трэчеры кого попало к себе не берут.
– Вот и убьют его где-нибудь! – сердито сказал Бен и тут же спохватился. – Я совсем не то хотел сказать. В том смысле, что я этого вам не желаю, но…
– Чего уж там. Разве я сам не знаю? В нашем секторе за прошлый месяц пять вооруженных стычек. Сам видел: он лежит, а во лбу дырка, а лет ему не больше, чем моему Рахибу. – Лимкин громко всхлипнул. – Стопу в мальчишку стрельнуть, что сморкнуться. И из банды просто так не уйдешь, свои же палками забьют. Они там все повязаны, даже говорят по-особенному.
По щекам Слэя Лимкина потянулись две мокрые дорожки.
– Вы извините меня, мистер Мэй, – пробормотал он еле слышно. – Не обращайте внимания.
– Я немного говорю на трэче, – сам не зная зачем, признался Бен.
– А знаете, что такое «халай»? – спросил Лимкин, успокаиваясь.
– Привет или здоро́во, – сказал Бен.
– А-а-а, – потянул Лимкин и добавил уже другим тоном: – Внимательней, мистер Мэй, переходим радиальную.
Они взяли влево, совсем прижавшись к стене дома. Лимкин осторожно огляделся.
– Вроде чисто, – сказал он, делая приглашающий жест.
Они уже почти перешли на противоположный тротуар, когда Бенджамиль ухватил Слэя Лимкина за рукав.
– Постойте-ка, – воскликнул он, изумленно осматриваясь кругом. – Мы здесь уже проходили. Да нет, точно! Вон и светофор без красного стекла!
– Бог с вами, мистер Мэй, – укоризненно сказал Лимкин. – Здесь все перекрестки друг на друга похожи. И половина светофоров без стекол.
Не успел Бен сконфузиться, как Лимкин прошептал: «Стопы!» – и толкнул его вперед. Они добежали до соседнего дома и нырнули в подъезд.
– Т-с-с! – прошипел Лимкин.
Мимо парадной проехала черно-желтая патрульная машина, неторопливо щупая прожектором грязные стены. «Смеркается», – тоскливо подумалось Мэю.
– Пронесло. – Лимкин перевел дух. – Давайте-ка от греха подальше выбираться на ту сторону, эти подъезды должны быть сквозные.
– Далеко еще до тубвея? – спросил Бенджамиль, когда они вышли в темный, уставленный мусорными баками двор.
– Не так чтобы, – уверенно сказал Лимкин. – Километров пять. – И, заметив, что Бен тревожно озирается, указал в просвет между домами: – Видите тот ряд высоток? Как раз за ним трасса. Отсюда ее не видно.
Тяжелые медлительные сумерки черным ядом разливались под подошвы ботинок, заполняя подворотни, и Бен даже не понял, в какой именно момент наступила ночь.
Улочка, на которую они свернули, походила на видение из кошмарного сна. В своей давешней жизни Бенджамиль даже представить себе не мог подобные трущобы. Пустые провалы окон, мусор и тишина. Мертвенный свет редких фонарей вселял в сердце тихую, безнадежную жуть. Корпуса светильников из вечного стекла были разбиты, но люминофорные элементы еще жили своей потаенной жизнью, вырабатывая полувековой ресурс. Спутники шли вдоль тротуара, словно плыли в мутной реке, то выныривая в тусклых световых кругах, то вновь погружаясь в ночной мрак. Даже Лимкин как-то притих. И от этого Бену все больше и больше становилось не по себе.
– Далеко еще? – спросил он, прочистив пересохшее горло.
– Уже рукой подать, – сказал Лимкин и невнятно хихикнул.
– Вы же говорили, километров пять, а мы уж вон сколько идем. – Бен зябко повел плечами.
– Это по прямой пять, – объяснил Лимкин терпеливо. – А мы по кривой. – Он снова хихикнул. – Вы не беспокойтесь, мистер Мэй, совсем скоро вы будете в своем аутсайде кофеек попивать, соевый. Я тоже кофеек люблю. Вот раньше, когда работал на дерьмолитейной фабрике, всегда себе кофеек брал. Я ведь, мистер Мэй, следил за упаковкой готовой продукции, должность ничего себе. Восемь недоумков подо мной ходили, а я им указывал. Почти что десятник. – Лимкин вздохнул. – Я в рабочие менеджеры метил, статус «квалифи» у меня считайте, что был. Я уже жилье в белом буфере подыскивал, а оттуда и до делового кольца недалеко. Верно, мистер Мэй? Только в корпорации по-другому решили: как родилась у нас с женой Ребекка, меня с фабрики сразу и выкинули. Говорят: демографические санкции! А без работы в хорошем районе не удержишься, пришлось нам с детишками вместо белого буфера сюда перебираться, на самую окраину. Теперь чем дальше, тем хуже.
