Нет, у него не осталось сомнений, что они являлись частью какого-то большого соединения. Или даже, в худшем случае, были частью заградительного кордона, задача которого удостовериться, что никто не ушел. Старый Коннахт в своих рассказах про таких порой упоминал. Но дед никогда не говорил слишком много или что-нибудь хорошее о них.
С горящими легкими, Конан вырвался из леса и остолбенел от ужаса при виде родной деревни.
Огненные стрелы, взметнувшись в небо с юга, устремились вниз по дуге, словно падающие звезды. Они достигли ближайших строений, глубоко увязнув в соломенных крышах. Хижины заполыхали. Ветер погнал клубы черного дыма по деревне прямо на выстроившихся в защитную линию киммерийцев.
Там, в центре, стоял Корин, державший высоко великолепный, длинный меч, выкованный для его сына. Он руководил обороной, расставляя по местам мужчин и женщин. Конан инстинктивно понимал смысл действий отца. Ему отчаянно хотелось встать рядом с ним. Всего пару сотен ярдов отделяло его от деревни, и мальчик бросился бежать со всех ног по заснеженному полю.
Лязг металла по правую руку заставил Конана остановиться. Закованные в броню люди сомкнутыми рядами выступили из леса. Конечно же это аквилонцы, уже виденные им прежде. Короткие мечи в их руках, вытащенные из ножен, мало чем отличались от его собственного клинка. Щиты в форме вытянутых овалов являлись стандартными в легионах Аквилонии, хотя мальчик до сего дня был с ними не знаком. Каждый украшала эмблема, изображавшая человеческое лицо в маске, обрамленной извивающимися щупальцами, от вида которой Конан невольно содрогнулся.
Аквилонцы маршем двинулись к деревне. Позади шагали двое барабанщиков, задававших ритм для солдат. С бешено стучащим сердцем Конан припустил вдвое быстрее, оставляя за спиной вражеские ряды.
Внезапно взревели трубы, и всадники, отделившись от линии деревьев, устремились через снежную равнину. Это не был легковооруженный конный разъезд, но тяжелая кавалерия, с лошадями, заключенными в панцирь из стальных пластин. Всадники размахивали изогнутыми мечами, одинаково подходящими для рубящих и колющих ударов. Воины возвышались бы над Конаном даже пешими, а в седле они и вовсе представляли собой безжалостную, разрушительную силу.
Топот копыт не мог заглушить толстый снежный покров. Конану пришлось изворачиваться, чтобы не быть растоптанным. Крутясь ужом на земле, он, когда последние лошади пронеслись мимо, оказался стоящим на коленях спиной к деревне. С трудом поднявшись на ноги, мальчик начал поворачиваться, и тут аквилонская шеренга разошлась, будто занавес, пропуская одинокого воина.
Он походил на одного из конных рыцарей, поскольку его лошадь была в такой же броне, и меч в ножнах меч имел сходство с ятаганами остальных. Но присутствовали и отличия. Он также носил щит с ужасной маской на нем, однако не как военное снаряжение, а будто родовой герб.
Человек, сидя в седле выпрямившись, внимательно изучал позицию цепким взглядом ястреба. Конан не знал, кто это, но чувствовал, что он крайне опасен. Мальчик вновь рванулся по направлению к деревне, уверенный, что, если незнакомец войдет в нее, то в живых никто не останется.
Молодой киммерийский воин погрузился в яростное сражение, полностью осознавая все происходящее. Звуки вокруг разделялись. Так, резкий скрежет металла по металлу отличался от хруста перерубаемой мечом кости. Или шипение воздуха из пробитых легких нельзя было спутать с шуршанием внутренностей, вываливающихся из распоротого живота. Мужчины кричали. Некоторые давали распоряжения, другие просили о милосердии. Слова гортанного чужого языка смешались с привычными фразами киммерийской речи. Лезвия вспыхивали на свету. Кровь, разлетавшаяся по сторонам красными брызгами, наполняла воздух тяжелым запахом, вытеснявшим дымную гарь.
Конан сделал вывод, который пригодился бы ему в дальнейшем: Бой, казалось, проходящий хаотично, по сути имел порядок и размеренность. Сила была направлена против бессилия. И слабость отступала, пока у нее не появлялась возможность атаковать еще большую слабость. Линии создавались и тут же рушились. Открывались пустоты, чтобы немедленно заполниться. Быстрое движение означало жизнь, тогда как колебание или небрежность мгновенно тонули кровавой реке.
В воздухе просвистело несколько стрел. Конан, захватив руку вражеского воина, подставил его вместо щита. Три стрелы вонзились в грудь аквилонца, и мальчик выскользнул из-под падающего тела, сразу же перерезая подколенные сухожилия другого противника.
В деревню ворвались громадного роста воины, кожа которых была настолько темна, что казалась почти фиолетовой. Вооруженные круглыми щитами, эти жители страны Куш нанизали на свои длинные копья множество жертв. Прежде, чем Конан смог добить аквилонца, один из кушитов сбил с ног его самого. Увернувшись от наконечника, чуть не пригвоздившего юного киммерийца к земле, Конан наугад полоснул мечом. Лезвие распороло человеку живот, и когда тот упал, обливаясь кровью, его убийца был уже далеко.
Он торопился к месту, где последний раз видел фигуру отца, но киммерийской линии больше не существовало. Повсюду лежали утыканные стрелами тела. Смерть не пощадила никого. Ардел лежал, свернувшись калачиком на снегу. Голова юноши соединялась с туловищем лишь узкой полоской кожи. Ронан, его отец, находился неподалеку, пронзенный насквозь кушитским копьем. Компанию ему составлял десяток поверженных им врагов. Других павших деревенских жителей также окружало немало убитых вражеских воинов. Правда, если среди защитников деревни были одни киммерийцы, то орда нападавших состояла из представителей разных народов. Тем не менее, перед смертью они все оказались равны.
Конан озирался по сторонам и не мог найти своего отца. Он пересекал деревню, нанося рубящие и колющие удары. Слишком быстрый, для врагов и слишком маленький, чтобы в него попали. Способный легко потеряться в дымовой завесе.
Из ближайшей хижины вышел захватчик, демонстрируя в высоко поднятой окровавленной руке ожерелье из медных бусинок. Конан подрубил ему колено, а затем снес и голову, даже не заметив, что перед ним женщина. Но какое это имело сейчас значение, когда она была врагом, а он — киммерийским воином?
Добравшись до кузницы, Конан вздохнул с облегчением. Пожар, охвативший южную половину деревни, пока сюда не дотянулся. Он прошмыгнул мимо открытого дверного проема, разглядев внутри множество фигур, и укрылся в сарае. Мальчик прикрыл за собой входную дверь и подошел к заколоченной досками еще одной, которая раньше вела в кузницу. Трещина в косяке обеспечила ему прекрасный обзор.
