– Это бесполезно говорить… нет таких слов. Нельзя объяснить словами некоторые вещи, – ответил силезец. И после долгого молчания добавил: Ты сам это почувствуешь, если что… Или не почувствуешь. Но ведь ты вроде сам собирался колдовать? И ты уверен, что ее колдовство пропадет совсем, когда ты все сделаешь? И сама она тоже пропадет…
– Сперва надо добраться, – бросил Матвей, а потом пробормотал несколько неуверенно, – Ну не всемогущая же она, в самом деле…
– Ну, начали, что ли витязь, – глаза Владислава сверкнули огнем, – давай! Или ты боишься? Потом вдруг решительно отодвинул русина в сторону, и взмахнул заступом.
С остервенением он принялся выбрасывать из все углубляющейся ямы сырую землю. Шло время, и груда пахнущей сыростью и торфом земли все росла. Потом железо заступа глухо зазвенело, словно бы наткнулось на плиту могильного склепа. Силезец стоял к спутнику спиной, и поэтому тот не видел, как при этих звуках лицо Владислава исказила гримаса мучительной боли.
– Есть, – тихо прошептал Владислав.
Матвей, пересилив секундную робость, глянул вниз. В яме лежала девушка. Тело ее в лунном свете было как живое. Нагая, она разметалась на земляном ложе, и казалось, что она просто спит. Лунный свет серебряными отсветами ложился на ее казавшиеся темными волосы, развратно ласкал ее бледно-меловую кожу.
И Матвей со стыдом и отвращением к себе ощутил сладкую тяжесть желания внизу живота. Уже два месяца с лишним он не прикасался к женщине.
– Нравится? – хрипло пробормотал он, должно быть поняв, о чем думает Матвей. – Да, она была красивой сучкой…
Рывком Владислав поднял тело из могилы. Голова ее откинулась, как у спящей, рыжеватые волосы повисли почти до земли.
Матвей невольно вздрогнул – их пряди, прежде закрывавшие лицо, упали вниз, и он увидел прекрасное лицо с точеными чертами, но искаженное гримасой воистину дьявольской злобы и бессильной ненависти, казалось – ко всему миру. Вокруг пышной гривы в воздухе мелькнул и пропал непонятный льдистый отблеск. Он вспомнил, что рассказывал Владислав о ее смерти.
Но это было лишь досадной мелочью, в сравнении с тем, что он увидел потом. Тело ее не касалось рук, вися в воздухе как будто на невидимых опорах.
Словно ее тело было залито внутрь оболочки из прозрачного как воздух стекла, как непонятным чудом оказавшиеся внутри прусского янтаря насекомые. И при этом тело оставалось гибким и… живым. Противоестественно живым. Одна из рук ее, прижатая к груди, соскользнула вниз, мягко закачавшись, как у заснувшей. Дьявольская оболочка словно была второй кожей мертвого (??) тела.
И тогда Матвей на несколько мгновений почуял то, для чего не подобрать слов, ибо оно не принадлежало миру людей. То, что писатели и поэты позднейших времен назовут дыханием запредельной бездны, или веянием первичного хаоса, или еще как-нибудь в этом роде. След совершившегося здесь, в этом месте, чего-то сугубо чуждого миру сему, пришедшего из неведомых сфер бытия…
И ему даже показалось, что он различает некую призрачную ленту, уходящую от головы мертвой женщины, но не вверх, в ночное небо, и не вниз, под землю, а куда-то вглубь… Матвей отступил на несколько шагов, вмиг покрывшись липкой испариной, но не горячей, а ледяной.
После того, как жуткие мощи были уложены в ларь, они долго молились
опустившись на колени, и про себя. И каждый по своему…
«Только ты, Господи, можешь нам помочь» – подумал Владислав, поднимаясь с колен. – Хотя может быть даже это не в твоей власти».
– Надо, я думаю, повторять молитвы в мыслях все время… – неуверенно проговорил Матвей.
– Да, конечно, – кивнул Владислав.
«Папе, правда, это не помогло, но вреда точно не будет» – отметил поляк про себя. Началась самая трудная часть их пути. Самая трудная – и последняя.
* * *
…То, что так долго терзало меня, уже совсем близко! Я чувствую, что от него нет спасения… Оно уже совсем рядом, уже внутри меня. Страх пронизывает все мое существо, повелевает мною… Откуда-то из кошмарных, неведомых глубин запредельного мрака, одна мысль о которых уже способна лишить рассудка, упала на меня тень неизбежной гибели… Я давно уже покончила бы со всем своей рукой, если бы не еще больший страх – что это не кончится и после…
* * *
Информационно-логический блок ЁР– 0021-Б.
В полиментальном комплексе фактотума фиксируется нарастание структурных помех. Возмущения основного поля объекта, приближаются к значениям, при которых может наступить полная деструкция. Меры по блокированию колебаний вторичных полей результатов не дали. Характеристики источника помех установить возможным не представляется. Поиск с применением аналоговой системы результатов не дал. Рекомендации: продолжение мероприятий по стабилизации объекта.
* * *
6 сентября 1349 года. Лотарингия.
Когда они свернули, наконец, на дорогу, по которой всего сутки назад прошла Светлая Дева, молодой русин вдруг явственно осознал – в конце пути их ждет почти неизбежная смерть.
– Постарайся думать о чем-нибудь другом, – Владислав словно прочел его мысли
– О чем? – Матвей непонимающе посмотрел на спутника.
– Все равно о чем, – Владислав вновь замолчал. – О том, что тебе приятно было бы вспомнить…
Матвей вздохнул. Прав был, конечно, Владислав. Только вспоминать и осталось.
Человек, не имеющий будущего, обречен жить прошлым…
Дорога, по которой они двигались, между тем становилась все более многолюдной и оживленной. Вот проследовала мимо длинная вереница возов с сеном; сидевшие на козлах парни весело болтали о чем-то, перебрасывались шуточками, другие, не стесняясь, тискали сидевших рядом худосочных девок.
Путники обогнали десятка полтора молодых и не очень людей с длинными бородами в белых одеждах, с высокими, вырезанными из белого дерева посохами, увешанных крестами, заключенными в круг. Никому из них, разумеется, не доводилось видеть друидов, поэтому Владислав и Матвей одновременно решили, что перед ними, должно быть, священники какой-нибудь секты из числа приверженцев Девы.
Довольно долго они простояли на обочине, пропуская войско. Похоже, это был один из приотставших арьергардных отрядов, набранный Девой в Англии. Черноволосые, смуглые валлийские горцы пели свои дикие песни, сильно смахивающие на волчье завывание, и, вторя им, голоногие шотландцы в клетчатых юбках одобрительно колотили по щитам обнаженными клайморами. Замыкали шествие английские охотники с длинными луками за плечами, несмотря на почти летнее тепло, не снявшие своих толстых суконных курток с капюшонами.
