— Она, эта беда, не даём вам покоя ни днём, ни ночью…
Да, герцог мигнул. Быстро и как бы воровато, что совсем не вязалось с его манерами. Мигнул и весь подался вперёд, будто желая перехватить слова собеседника раньше, чем они слетят с его губ.
— Ни днём… — повторил значительно Руал, который никак не мог нащупать верный путь, ни… ночью…
И вельможа покраснел! Внезапно, мучительно, как невеста на пороге спальни; покраснел и отпрянул, хмурясь и стараясь взять себя в руки.
Руал понял. Эта разгадка сулила спасение. Карты замелькали в его руках, как спицы бешено несущегося колеса.
— Знаю! — объявил он громогласно. — Знаю, как тяжко вашей светлости в минуту, когда после многих трудов и стараний горячий любовный порыв вашей благородной светлости заканчивается горьким разочарованием! Знаю, как недовольна герцогиня и какими обидными словами она огорчает вашу светлость! Знаю, что самый вид супружеской постели…
— Тс-с-с! — зашипел герцог, брызгая слюной.
Трясущимися руками он сгрёб со стола карты, опасаясь, по-видимому, что они ещё не то могут рассказать.
Руал обессилено откинулся на спинку стула и с трудом улыбнулся. Это было слабое подобие той особенной победной улыбки, которой блистал когда-то великолепный маг Ильмарранен.
Герцог вскочил, чуть не снеся со стены кабанью голову, и навалился животом на стол, дыша Руалу в лицо:
— Это ужасная тайна, гадальщик! Я запер жену… Ей прислуживает глухонемая старуха… Но жена ненавидит меня, гадальщик! Она издевается надо мной, когда я… я собираюсь… Хочу… Я пытаюсь… Проклятье!
И в порыве чувств вельможа заметался по кабинету. Руал наблюдал за ним, почёсывая переносицу.
Обессилев, герцог снова рухнул в кресло, являя собой воплощённое отчаяние. Кабан над его головой потерял значительную часть своей свирепости и, по-видимому, впал в уныние.
— Итак, я явился вовремя, — веско сказал Руал, выдержав паузу.
Герцог, угнетённый позором, поднял на него мутные глаза:
— Проси, что хочешь, ты, ведун… Любые деньги… Если уж карты рассказали тебе о моём горе, то уж наверно они знают, как ему помочь!
— Карты знают, — тонко улыбнулся Ильмарранен.
Сейчас этот опасный самодур был в его власти — ненадолго, но зато крепко и полностью.
— Картам ведомо многое, — Руал встал, не собираясь попусту тратить отпущенное ему время. — О плате договоримся вперёд.
Герцог закивал, а Ильмарранен быстро взглянул на туалетный столик, вдруг испугавшись, что ящерица была всего лишь наваждением. Но нет — на него так же внимательно смотрели изумрудные глаза.
Он хотел провести пальцем по её изящно изогнутой спинке — но не посмел. Высвободил её осторожно из беспорядочной толпы дурно пахнущих флаконов, посадил себе на ладонь… Она уселась просто и удобно.
— Вот моя плата, — сказал Руал.
Вельможа крякнул.
…Утром следующего дня замок лихорадило.
Лакеи и прачки, конюхи и кучер, повара с поварятами и дворецкий во главе дюжины горничных метались, забросив дневные дела, подобно муравьям из разорённого муравейника.
Знахарь, прибывший невесть откуда и таинственным образом завоевавший доверие герцога, был в центре этой суеты и отдавал распоряжения, от которых бросало в пот даже видавшую виды матрону-интендантшу.
— Крыс понадобится дюжина или две… — серьёзно и сосредоточенно объяснял знахарь. — Мизинец на правой крысиной лапке обладает силой, о которой известно не всем, о, не всем!
Руал победоносно оглядел собравшуюся челядь и продолжал:
— Далее — яйцо кукушки. Ищите, бездельники, это приказ господина герцога! — прикрикнул он, заметив некоторое замешательство. — Ошейник лучшей собаки… — он загибал пальцы один за другим, — ржавчина с колодезного ворота…
Люди шептались, пожимали плечами — они не подозревали, по-видимому, о несчастье своего господина и не могли даже предположить, что задумал самозваный знахарь.
А у Руала уже не хватало пальцев для загибания:
— Гвоздь из подковы издохшей кобылы… Нет, жеребец не подходит. Кобыла, умершая своей смертью. Ищите! Ах, в прошлом году? Но гвоздь-то цел? Прекрасно, доставьте! — тут Руал обнаружил в толпе егеря, к седлу которого был вчера привязан, и ласково распорядился, ткнув пальцем ему в грудь:
— Ты и доставь! Подкову можно брать любую, но кобылу — раскопаешь… Доставишь лично господину герцогу, дружок, только не вздумай хитрить, а то…
Егерь побледнел и удалился, шатаясь. Руал проводил его отеческой улыбкой и продолжал:
— Локоны двенадцати девственниц… Верёвка от погребального колокола… Кстати, — Ильмарранен обернулся к дворецкому, — пошлите кого-нибудь на кладбище, мне нужен чертополох с могилы утопленника.
Дворецкий что-то прошептал ему на ухо, Руал презрительно поднял брови:
— Не может быть, чтобы не было такой могилы. В крайнем случае придётся кого-нибудь утопить… Лучше найдите сразу, дружок, — и Руал доверительно заглянул дворецкому в глаза.
— Зелье должно быть составлено прежде, чем солнце коснётся горизонта… — озабоченно твердил он потом обнадёженному герцогу. — До момента, пока диск его не скроется полностью, надлежит провести обряд освящения любовного напитка. Всё должно быть исполнено с точностью до мгновения, но потом, ваша благородная светлость, вы будете вознаграждены…
Руал, впрочем, тоже рассчитывал на некоторое вознаграждение. Он был не из тех, кто просто так прощает унижение и страх.
— Соберите помёт бурой курицы, добудьте жжёных перьев и личинок богомола… — диктовал он дворецкому с мстительным сладострастием. Герцог нервно ёжился и всё более мрачнел по мере того, как прояснялся состав любовного напитка. Оставшись со знахарем наедине, он пытался робко возражать, но Руал ласково ответствовал:
— О, как вы будете вознаграждены, ваша благородная светлость!
Перед заходом солнца запах духов в кабинете герцога окончательно побеждён был другим запахом, мощным, пронзительным, как визг умирающего под ножом поросёнка. Обладающий тонким обонянием вельможа держался за нос.
— Время приходит! — объявил Марран. — Напиток готов. Вашу светлость ждёт обряд — и сразу за тем ночь восхитительных утех!
Герцог болезненно закашлялся.
Двор замка был полон возбуждённых, заинтригованных людей. На башне дежурил поварёнок, обязанный сообщать о положении солнца по отношению к горизонту. Погасли печи на кухне, опустела людская, даже стражники у подъёмного моста оставили свой пост и вместе со всеми пялились на герцогские окна.
