Скоро ветер стих, все прояснилось, и я увидела, что права: вокруг была пропасть, дно которой терялось, а всюду, насколько хватало глаз, торчали такие же узкие скалы, как та, на которой сидела я.
Ээ сказал: «Ты можешь перемещаться со скалы на скалу».
Ни звука он не произнес, но я его услышала. Меня тут же поразил страх, даже ладони взмокли: я представить себе не могла, как перепрыгну такой обрыв и не сорвусь с узкого камня. Но царь повторил: «Можешь», – и прыгнул первым. Я собралась с духом, вся сжалась, чтобы совершить этот невероятный прыжок, и оттолкнулась.
Мне показалось, что я прыгнула, но я не двинулась с места.
«Тебе не надо перемещать тело, – услышала я. – Приближай скалы, и ты окажешься, где захочешь». Я не понимала, что мне делать. Стала смотреть на торчащий, точно гнилой зуб, ближайший голец и представлять, что это всего лишь камень, одиноко лежащий на земле, я могу его сдвинуть, подкатить ближе.
Как только мне удалось представить это ясно, я увидела, что стою на нем, а царь перепрыгнул дальше.
Так повторялось снова и снова. Потом я присмотрелась к дальним утесам, попробовала их приблизить – и все вокруг принялось смещаться, а я увидела себя уже там. Небольшая, обкусанная ветром скала черного пористого камня была передо мной. Я обошла ее кругом, так же перемещая, и попала на пустынный берег. Желтое море раскинулось впереди, сколько хватало глаз. Небо над ним склонилось мутное, серое, словно надвигалась гроза. Мерзкие испарения поднимались с поверхности желтой воды, которая казалась густой, будто на небольшом огне грелась и парила похлебка.
«На той стороне начинается царство ээ-борзы, – сказал мой царь. – Мы не пойдем туда. Но запомни это место: оттуда в начале зимы выходят алчные духи и туда возвращаются, когда приходит весна».
Он вновь обогнул скалу, я поспешила за ним, а он вдруг прыгнул вниз, в темноту между гольцами. Сердце мое ухнуло, но еще больше я боялась потерять его. Я закрыла глаза и шагнула с камня.
Все во мне оборвалось, но я не успела и крикнуть – ни падения, ни удара не было. Я открыла глаза на залитой солнцем поляне. Было как будто раннее летнее утро. Вокруг росли деревья, которых я не знала. Пахло смолой, но ни пения птиц, ни других лесных звуков не было, как не было и ветра. Тишина удивила меня.
Царь оказался у правой ноги. Как собаке, я могла положить руку на его мохнатый загривок, но не стала: не знала еще, как общаться с ээ. Я спросила, не разжимая губ:
«Где мы?»
«А что ты видишь?» – услышала в ответ.
«Траву. Деревья. Небо. Цветы».
«Смотри лучше».
Я смотрела, но не видела ничего больше. Ни зверька, ни бабочки. Ни облака. Небо чистое, почти белое. Я никогда не бывала в таких местах.
Я присела, чтобы получше рассмотреть траву. У нее были крепкие стебли, широкие, острые листья. Я попробовала смять ее, но чуть не порезала руку. Попробовала сделать шаг, но стоило занести ногу, острые стебли чуть не порвали мне обувь. Я остановилась и сказала с недоумением:
«Нет, это не трава. Я не знаю названия этому, но такой травы не бывает».
Потом так же, как среди гольцов, я переместила себя к дереву и стала рассматривать его. Мне показалось, что эти плотные, блестящие черные стволы отлиты из железа. Я тронула – и обожглась.
«Это не деревья. У меня нет слова, чтобы назвать это».
Стоило мне произнести это, как случилось что-то странное. Показалось сначала, что у меня помутилось в глазах: вся поляна, трава и деревья потеряли свой облик, стали шипами грязно-желтого цвета. Я была в гроте или пещере, и эти шипы вырастали из стен со всех сторон. Но при этом как будто сохранили свои очертания, где-то на краю зрения мне казалось, что я по-прежнему вижу траву и деревья.
«Всегда смотри так, чтобы видеть суть», – услышала я царя.
Потом он велел мне присесть на корточки и сжаться как можно плотнее, обняв голову руками. Я сделала так – и тут же почуяла, что лежу в снегу на утесе, а рядом Камка раздувает костер.
Дни наши стали странны и туманны. Яркими, живыми были только видения, когда приходили ээ. Мы бывали с ним в разных местах, там могло быть лето, или весна, или осень, или же это были такие дикие высокие горы, где круглый год стоит зима. И я уже не понимала, что творится вокруг, сколько времени мы живем на круче и есть ли что-то, помимо видений.
С девами мы продолжали укреплять наши тела, но все это казалось сном в отличие от встреч с ээ. Мы жили, как в дурмане, но то был странный дурман, он не путал нам мысли, не ослаблял, однако все мои думы, когда я просыпалась, были только о том, чтобы быстрее вернуться к ээ. С другими происходило то же, я видела по глазам. Слабые улыбки, как воспоминания о видениях, блуждали по лицам. Друг с другом мы говорили мало, если одна что-то спрашивала, другая отвечала не сразу, а той уже и не нужен был ответ. В своих грезах жили.
Камка продолжала нас учить танцам, и мы сами не заметили, как они переменились. Она не говорила больше, что мы должны делать, движения сами выходили из нас. Как птицы мы подпрыгивали и летали, как звери крались, как человек в порыве счастья неслись по круче. Но эта перемена, казалось, нас не обрадовала, мы будто и не заметили ее. Мы были слишком заняты нашими духами, все помыслы устремлены были в иные миры.
Я не смогу передать всего, чему меня обучал царь-ээ. Не смогу, да и не стоит. Кто не пережил того, как маску с меня – не перенять. Почти пол-луны продолжались наши с ним встречи, и все, о чем говорил он мне, переполняло меня, как вода переполняет реку весной.
Но вот однажды он мне сказал:
«Я хочу учить тебя бою. Ты воин».
«Хорошо», – ответила я.
«Но ты видишь меня в обличье зверя. Тебе же надо сражаться с человеком. Впусти меня в себя, чтобы я мог сменить облик».
Я хотела было согласиться – но что-то остановило меня. Камка говорила, что алчные духи, бывает, являются в приятном облике и просят, чтобы человек впустил их в себя. Безграничную силу обещают, но пожрут его, никто не может справиться с духом, если он попал внутрь человека.
«Почему я должна тебе верить? Ты сам говорил, чтоб не верила ээ, что они все жадны. Что возьмешь ты, попав в меня?»
«Ничего не возьму. Я принадлежу тебе и должен учить тебя. Потому и зову тебя Кадын, что ты моя госпожа. Я выбрал тебя на посвящении из многих дев. В тебе царская кровь».
«Ты будешь со мной всю мою жизнь? Что ты получишь от меня?»
«Ничего. Я хочу получить от тебя только путь – путь к Бело-Синему».
И он назвал имя Хозяина вышних пастбищ, которое все мы знаем и про себя вспоминаем, но вслух произнести никому из людей нельзя. И не рухнула высь, не унесло его вихрем. Я стояла, оцепенев, будто молния меня поразила. А он сказал – и улыбка звучала в его словах, хотя морда барса не изменилась:
