— Дааа, с сопровождающим нам не повезло, — протянула Лида. Девушки переглянулись, соглашаясь с ней, а Ида только упрямо тряхнула челкой:
— Ерунда. Главное, чтобы на месте службы командир нормальный был, а этот явление временное. Давайте собираться.
Они только-только успели привести себя в относительный порядок, появился Губин. Оглядев их, лейтенант поморщился. Выглядели они, конечно, как огородные пугала. Старые шинели не по размеру, потерявшие форму шапки-ушанки, залатанные ватные штаны и растоптанные сапоги.
— Ну и видок у вас, — буркнул лейтенант и добавил, — давайте за мной, транспорта нет, так что до вокзала придется идти пешком. Развернувшись, он пошагал на выход, девушки потянулись за ним. По дороге Тоня попыталась выведать у Губина, куда их направляют, на что лейтенант недовольно обронил, пресекая дальнейшие расспросы: — Не положено, на месте сами увидите.
На вокзале лейтенант оставил их в зале ожидания, рядом с кабинетом коменданта вокзала, велев никуда не уходить, а сам отправился узнать, где находится их состав и когда отправление. Примерно через полтора часа он появился, дал им время оправиться и повел к составу, стоящему где-то на запасных путях, за складами. На улице уже рассвело, морозный воздух холодил лицо, ветерок забирался под шинель, от чего после тепла вокзала девушки зябко ежились. Разместили их в теплушке уже обжитой девушками-зенитчицами, от которых они и узнали, что направляются в Москву. Старшая из зенитчиц показала им место на сколоченных из грубых досок нарах. В центре вагона находилась печка-буржуйка, рядом с которой грелись девушки, чем дальше от печки, тем становилось холодней. В углу вагона досками был огорожен закуток. Как объяснили попутчицы — туалет. Пока девушки размещались и знакомились с попутчицами, опять появился Губин, забрав с собой Весельскую. Вернулась Ида уже одна, неся на плече вещмешок, а в руках обшарпанные котелки.
— Паек на дорогу выдали и котелки, — объяснила Ида, в ответ на вопросительные взгляды девушек, — сухари, консервы и сахар. Губин от нас через три вагона едет, сказал, на стоянках будет приходить, проверять.
— А когда отправляемся? — нетерпеливо спросила Тоня.
— Скоро. Командиры людей уже по местам разгоняют. Да и лейтенант сказал, чтобы из вагона ни ногой, если кто отстанет, запишет в дезертиры.
— Сам он дезертир! — обиделась Тоня, — И вообще, противный он, этот Губин!
— Тебе за него замуж что ли идти? Доставит нас до места, и распрощаемся с ним. Этот еще ничего, — с какой-то недосказанностью и болью произнесла Ида.
Тоня, не заметив, интонацию подруги фыркнула:
— Фу! Скажешь тоже, замуж! Да за такого ни в жисть, и вообще…
Что вообще девушки так и не узнали, вдоль состава пробежал командир с капитанскими петлицами, загоняя всех внутрь. Последней в вагон залезла старшая среди зенитчиц с двумя сержантскими треугольниками. Оглядев еще раз всех девушек, она кивнула сама себе и задвинула за собой створку. В вагоне сразу стало темно, рассеянный свет еле-еле пробивался сквозь маленькие мутные окошки, расположенные под самым потолком. Несколько минут и паровоз, протяжно загудев, дернул вагоны, набирая ход. В приоткрытую створку потянуло едким угольным дымом.
В Мичуринске к ним добавилось еще шесть девушек. Четверо из Казахстана и две из Воронежа. Состав подолгу стоял на станциях, а на подъезде к Рязани они попали под бомбежку. Сначала никто ничего не понял, паровоз тревожно загудел и стал резко тормозить, затем снова начал набирать скорость и опять резко затормозил. В теплушке все кто не лежал на нарах попадали, девушки загомонили, пытаясь выяснить что случилось, как вдруг неподалеку раздались взрывы. Первой в себя пришла Ида. Она рванулась к дверям вагона, распахнула их и закричала:
— Быстро все из вагона, в рассыпную и залегли! — видя непонимание в глазах попутчиц, она добавила, — Бомбят нас!
Тут в себя пришла и сержант Таня, командовавшая зенитчицами:
— Быстро все из вагона!
Девушки, толкаясь, стали выскакивать. В голове состава послышались еще взрывы. Таня с Идой выталкивали девчонок, последними выскочили сами. Из других вагонов тоже выпрыгивали люди, разбегаясь подальше от состава. Вдруг, над ними промелькнула стремительная тень, и раздался стрекот пулемета. По насыпи хлестнули пули. Кто-то дико закричал. Рядом с Лидой девушка-зенитчица из их вагона вдруг жалобно заскулила и упала, с размаху уткнувшись лицом в слежавшийся наст. Лида подскочила к ней и за шиворот телогрейки стала оттаскивать от вагонов. С другой стороны подскочила Ида и помогла ей. Отбежав, они, тяжело дыша, упали в снег. Ни взрывов, ни стрельбы больше не слышалось, только в той стороне, куда упали бомбы, все так же продолжал жутко кричать раненый. Повернувшись к девушке, которую они тащили, Лида встретилась с мертвым остекленевшим взглядом. Лида вскрикнула и отпрянула. Ида, поднявшись, перевернула тело девушки на спину и рукой прикрыла ей глаза, потом, протянув руку, помогла встать Лиде:
— А ты молодец, подруга, не растерялась! — в голосе обычно холодной и молчаливой Иды послышалось теплое участие.
— Растерялась, к этому невозможно привыкнуть, — Лида судорожно втянула в себя воздух, руки у нее тряслись.
— Была уже под бомбежкой?
— Была. Когда город бомбили. Мы с Петей у драмтеатра как раз были.
— Ясно. Ничего привыкнешь. Пойдем, посмотрим, может, кому помощь нужна.
Они пошли вдоль состава, вглядываясь в лежащих людей. Раненых и убитых больше не нашли, повезло. Может где-то впереди и были такие, но девушки от своего вагона далеко отходить не стали. Народ потихоньку приходил в себя, поднимаясь из снега и отряхиваясь. Разбежавшиеся, стали подтягиваться к вагонам. Сержант Таня с еще тремя девчонками, уже подтащили убитую к насыпи, уложив ее у распахнутых створок их теплушки. Все молчаливо столпились вокруг тела. Лида пыталась и никак не могла вспомнить, как звали погибшую. Вера, Варя? А ведь только утром они вместе сидели у печки и пили жиденький, чуть подкрашенный чай.
— Не повезло Варьке, — раздался голос Тани, — не доехала. А так мечтала на Москву посмотреть, на Кремль, — сержант всхлипнула. У Лиды на глаза тоже навернулись слезы. Зачем?! За что?! Кому нужна эта проклятая война?! Понятно, что Гитлеру! Но зачем? Зачем прилетел сюда этот неизвестный немец и убил Варю? Что она ему сделала? Жила, училась, любила, мечтала Москву посмотреть, Кремль. А тут прилетел этот гад и убил ее! Ненависть темной волной стала подниматься из глубины души, злые слезы полились еще сильнее. К Лиде кто-то подошел сзади и обнял ее, крепко обхватив руками. Она оглянулась. Ида. Весельская стояла, крепко стиснув зубы, и сухими, ледяными глазами смотрела на Варю, как будто стараясь запомнить ее на всю жизнь.
К их группе подошли командиры. Майор — начальник поезда, незнакомый капитан и Губин. Губы у лейтенанта тряслись, из ссадины на лбу сочилась кровь:
— Все живы, все на месте? — неприятным с повизгиванием голосом спросил он у Иды.
— Живы, на месте, товарищ лейтенант. Вам бы голову перевязать, бинт есть?
— Да? — Губин провел ладонью по ссадине и непонимающе уставился на испачканную кровью руку, — наверное, есть, сейчас спрошу.
— Стойте уже здесь, сама спрошу, — Ида пошла в сторону оказывающих кому-то помощь санитаров, а Губин часто-часто закивал головой ей вслед, соглашаясь, что будет стоять здесь и ждать ее. Лиде стало неприятно смотреть на этого испуганного человека и она залезла в вагон. Их теплушка не пострадала, только от резкого торможения состава на пол посыпались вещи и с печки свалился котелок с кипятком. Девушка, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей стала наводить порядок. Через некоторое время к ней молчаливо присоединились девчонки-зенитчицы. Закончив с уборкой, Лида выглянула из вагона. Тело Вари уже куда-то унесли. Народ толпился у своих вагонов, обсуждая произошедшее, из соседней теплушки слышался смех. Надо же, буквально час назад их могли убить, а вот уже кто-то смеется, шутит. А Варя этого уже никогда не услышит, не засмеется чьим-то шуткам, не пошутит в ответ сама. Проклятая война!