— Пристать придется там! — объявил Конан.
И, чтобы Серхио понял, для подтверждения махнул рукой в том направлении. Серхио кивнул и что-то сказал своим гребцам. Вельберы пошли наискось, отклоняясь к полуночи. Морское дно не предвещало никаких каверз, и Конан сосредоточился на лесе.
Заметить скрывшегося в чаще пикта могли разве что леопард или собака, но и то не по зоркости взгляда, а по запаху. Конан знал: пикт мог стоять в двух шагах от тропы, и даже пугливая птица не отличила бы его от коряги. Именно поэтому всякая война в пуще была обречена на неуспех. Надо было или выкорчевать и выжечь этот лес, осушить болота, сравнять с землей холмы и плоскогорья и перебить всех пиктов до единого или вовсе не пытаться подчинить эти земли. Конан всегда стоял за второй вариант, и благодаря этому на закатной границе Аквилонии воцарился нестойкий мир.
Первый вельбер, слегка поднятый на волне, возникшей от столкновения прибоя и течения ручья, вошел в протоку. Неширокая, всего около пятнадцати локтей, она, похоже, как нельзя лучше походила для целей вылазки. Берега ее были топкими и густо заросли кустами и тростниками. В них легко было спрятаться, но и подобраться к берегу было непросто. В устье ручей пересекал каменный бар, который слегка показывался над поверхностью. Морские волны, докатываясь до него, гасли окончательно. Дальше лежало зеркало лениво текущей воды.
В отличие от многих пиктских рек, замутненных множеством примесей от песка, глины, перегноя, зеленых водорослей, опавших веток и листьев, вода этого ручья была прозрачной, Конану это не слишком понравилось: такая река могла стать священной для какого-нибудь клана — из-за своей необычности. Пикты верили в каких-то духов, почитали особенные деревья, каменные россыпи, рощи, холмы и, как назло, реки. Киммерийцы, правда, делали то же самое, но со стороны пиктов такое виделось неправильным и нестерпимым.
На дне реки, усыпанном плотной галькой, лениво колыхались мохнатые темно-зеленые водоросли. Конан велел гребцам замедлить движение; он ждал Серхио.
— Король, — обратился к Конану Сотти, молодецки прищурясь, рассматривавший лес. — Может быть, оставить Серхио за баром — подождать нас? А потом мы поменяемся местами.
— А кто тебе сказал, что Серхио поступит иначе? — ответил вопросом на вопрос Конан.
— Тогда почему ты пошел первым? — не унимался аргосец.
— Потому что он — король Аквилонии, — авторитетно объяснил Майлдаф и наградил Сотти не менее авторитетным взглядом.
— Весомая рекомендация, — криво усмехнулся градоначальник, но спорить с горцем не стал.
Сам Конан промолчал. Вельбер, медленно перебирая веслами, будто рак своими ногами, подвигался вверх по ручью.
— Там! — сказал Конан и вытянул руку в нужном направлении. У правого берега из воды торчал плоский камень.
— Я не отвечаю за то, что нас не тронут, но, по крайней мере, не сцапают, как коршун цыплят. Вряд ли здесь много пиктов, если есть вообще.
Лодку осторожно подвели к камню, зацепились баграми, трое матросов выбрались на камень и принялись наполнять бочонки. Конан продолжал пристально наблюдать. Майлдаф и Евсевий держали наготове луки. Принц Конти, левой рукой вцепившись в планшир, правую не снимал с эфеса меча. Он то смотрел на Конана, то туда, куда смотрел и аквилонский король. Как всегда, Конан успевал заметить даже то, на что обращать Внимание было вовсе не обязательно. Так уж поучалось, но глаз мгновенно улавливал все, что видел, а память невольно схватывала увиденное.
Молодой человек явно имел прежде дело с оружием, но вот на дикой природе, а не в сутолоке города или дворцовых альковах, он очутился в первый раз, и не знал, откуда ждать опасности. Пo-иному вел себя Сотти. Градоначальник был хладнокровен, как змея, охотящаяся на лягушку. По нему не было заметно, что он ждет схватки, но это был взгляд именно охотника за добычей, которая служит ему пропитанием.
Сотти был хищником, безжалостным и сильным. Но, как истинный хищник, он никогда не убивал ради удовольствия и мог долго и терпеливо голодать. Однако все было мирно, и яркие крикливые птицы, нимало не тревожась, мелькали в ветвях, пронзительно вопя. И это успокаивало. Журчала кристально чистая вода, переливаясь в крепкие дубовые бочонки.
Все шло хорошо, и Конан на миг отвлекся, зачерпнув ладонью из ручья…
— А птицы-то затихли, — немедля прозвучал голос Майлдафа.
Конан спокойно допил воду.
— Сейчас начнется, — объявил он. — Все в лодку! Бочки наполнены?
— Так точно! — Стройный чернокожий гребец последним прыгнул в лодку.
— Король! — донесся скрадываемый расстоянием и листвой голос Серхио.
Второй вельбер, преодолев бар, входил в устье речки.
— В чем дело?! — рявкнул Конан. — А ну, посильнее налегай на весла, бездельники, — буркнул король морякам, друзьям и аргосцам.
Молодой принц было фыркнул, но тут же ощутил сильный невежливый толчок в бок.
Он оглянулся налево и встретился взглядом с Сотти.
Меж тем второй вельбер, волнуя тихие воды реки, прямо-таки летел навстречу, а на широком выразительном лице Серхио читались крайнее возбуждение и растерянность.
— Если уж у Серхио такая физиономия, — подал голос один из матросов, — значит, и вправду что-то случилось, или я проглочу якорь!
— Мы это учтем, — не упустил случая позубоскалить горец.
Майлдаф, хоть и боялся открытого океана и все время ненастья просидел в трюме, успел сойтись с матросами на почве здорового смеха.
— Король Конан! — загремел бас Кабана. — Пикты, чтоб мне сдохнуть! Их сотни! Облепили «Полночную звезду», как мухи! — Даже за тридцать локтей военачальника Арриго было слышно так, будто он стоял над ухом.
— Кром, Имир и Эрлик! — В сердцах Конан хватил кулачищем по скамье.
Хорошо, что король сдержал удар, не то лодка точно бы перевернулась.
— Откуда?! Когда мы отплывали, горизонт был чист!
— Они подошли с берега! — в ужасе выкрикнул Арриго.
— А Тэн И говорил, что этот лохланнах…[2] — начал Майлдаф.
— Кто? — не понял принц Конти.
— Да Джоакино же! — не выдержал Евсевий.
— Почему он лохланнах? — опять не понял Конти.
— Потому что ты — принц! — рыкнул на вконец растерявшегося аргосца Конан.
Вельберы поравнялись.
— В чем дело? Откуда пикты? Сколько их? Что они делают? — начал быстро спрашивать Конан.
В ответ все заговорили разом:
— Их много…
— Из зарослей, как саранча…
— С моря…
— На черных каноэ…
Один барон Полагмар никак не мог вставить слово. Он только пыхтел и надувался, то ли собираясь с мыслями, то ли молча возмущаясь подобной бесцеремонностью и непочтением к королевской особе.
