Глава пятая
НА АРЕНЕ
Краем глаза Конан заметил, как завихрилась пыль в одном конце арены, недалеко от повозок. В стене открылись низкие деревянные воротца, и из темноты, царившей внутри, долетело фырканье, гортанные голоса, отдававшие какие-то приказания, и цоканье копыт по камню. И вот, наконец, на свет Божий выбралась косматая зверюга с изогнутыми, широко расставленными рогами, — дикий бык из тех, что водились на равнинах Шема. Он выскочил на площадку, прыгая и беспорядочно бросаясь из стороны в сторону. За первым последовали еще и еще. Эти твари были похожи не на домашних коров, а скорее на бизонов. Все — массивные, могучие самцы, числом не менее десятка.
Они стремительно вылетали наружу, потом умеряли свой бег и останавливались, сбитые с толку слепящим солнечным светом и неожиданным шумом людского множества, — ибо зрители снова разразились криком и аплодисментами.
Упряжные мулы цирковых фургонов, как и следовало ожидать, немало перепугались рогатых зверей, неожиданно появившихся на арене и поднявших небольшую песчаную бурю. Упряжки шарахнулись в сторону, ритм движения был нарушен.
— Это еще что такое? — обернувшись с передней повозки, закричал Бардольф. — Кто-то собирается выступать с животными? Мы же помешаем друг другу!
— И вообще, у них тут цирк или выгон для скота? — осведомился Дат.
Не переставая ловить и подбрасывать топорики, юноша повернулся, взирая на происходившее с высоты катившегося фургона.
— Не знаю, что это такое, но очень похоже на непорядок, — сказал Конан и, положив свои гири-пустышки, перешел вперед, чтобы помочь Роганту управляться с мулами.
Ему уже приходилось видеть ярость диких быков из Шема, и он весьма сомневался, что эти звери вообще поддавались приручению и укрощению. Во всяком случае, в той мере, которая необходима была для цирковых выступлений.
— Лучше нам перестать шуметь и суетиться, — предостерег он товарищей. — Давайте притихнем и подождем, что к чему...
— Что? Из-за нескольких паршивых быков?.. — на мгновение оторвав флейту от губ, презрительно бросил с передней повозки Бардольф. — Клянусь Митрой! Мы что, мало коров видели по дороге и на стоянках?
— А столько быков сразу ты видел? Да ты знаешь, какая за ними слава?.. — Конан перенял у Роганта вожжи и направил мулов вперед как можно тише и спокойней, стараясь без нужды не дергать вожжами и не звенеть колокольцами сбруи.
Оглянувшись на длиннорогое стадо, он распознал весьма зловещие признаки: вожак грозно пыхтел, глаза у него были в буквальном смысле налиты кровью, а вокруг ноздрей запеклась розовая пена. Кто-то позаботился раздразнить и жестоко отделать животное, без сомнения, нарочно, затем, чтобы привести его в состояние кровожадной ярости. Остальные быки тоже двигались воинственным шагом, угрожающе мотая рогатыми головами. Пока Конан смотрел, вожак опустил морду к земле и принялся рыть песок передним копытом.
— Держитесь за фургон! — вполголоса предостерег Конан артистов.— И будьте готовы бежать или драться, если понадобится. Как бы они прямо сейчас на нас не набросились...
— Так надо же на помощь позвать! — обозревая глухие стены, рассудительно предложила Сатильда. — Или пригрозить, что в таком случае мы отменим свое представление и уедем из города. Что за дела, почему позволяют диким животным бегать, где попало и мешать людям выступать?
Вместо ответа Конан указал ей на деревянные ворота, успевшие наглухо закрыться.
— Выступление, — сказал он, — по-видимому, сводится к бою быков. А мы — красная тряпка.
Словно подтверждая это предположение, трибуны разразились новым взрывом восторга. Ибо вожак бизонов громко фыркнул, оросив арену каплями крови из ноздрей, и, тяжеловесно разгоняясь, устремился в атаку. Остальные, влекомые стадным инстинктом, поскакали за ним.
Конан послал мулов вперед со всей мыслимой скоростью, направляя их в сторону от стада. Если ему удастся удержать их задом к быкам, так, чтобы фургон все время оставался между ними и бизонами, тогда, может, все еще кончится хорошо. Вот только как это проделать на полукруглой арене, неожиданно ставшей очень узкой и тесной?..
Повозка Ладдхью тем временем остановилась: похоже, там происходил какой-то спор. Заметив приближавшуюся опасность, цирковой мастер снова погнал мулов вперед. Но правил Ладдхью, в отличие от Конана, прямо в стену. Рано или поздно ему придется свернуть...
Оглянувшись назад, киммериец увидел, что исполинский бык-вожак рысил за его фургоном и постепенно нагонял. За вожаком следовали еще четыре самца. Трое быков помоложе отвлеклись преследованием второй повозки, а еще двое стояли в злобной нерешительности, фыркая так, что струи воздуха из широких ноздрей поднимали клубы песка.
Спереди, приближалась глухая стена, и Конан стал постепенно заворачивать своих мулов, избегая резкого маневра, который замедлил бы ход фургона или вовсе перевернул его. Проезжая под самым барьером, он краем глаза заметил наверху какое-то столпотворение и почувствовал, что кругом сыплются огрызки фруктов. Враждебная толпа осыпала их мусором!..
Конану, впрочем, тут же стало не до этого: бык царапнул рогатой башкой задок фургона, ощутимо толкнув его вперед. Сзади, с площадки-сцены, раздалось испуганное аханье, но, судя по всему, ловкие циркачи сумели удержаться на своих местах. Упряжные мулы, конечно, были изрядно напуганы, но хорошая выучка взяла свое. Они повернули плавно и мягко и устремились дальше ровным галопом, направляясь к понижению в центре арены. Конан надеялся, что там легче будет укрыться от разъяренных быков.
... Он вовремя разглядел, что углубление было заполнено в основном водой и представляло собой нечто вроде искусственного болота.
Песчаные «пляжи» и «мелководья» были украшены деревьями и кустами в каменных кадках.
Самые рослые деревца возвышались над поверхностью арены, но до путаницы канатов, натянутых наверху, не доставало ни одно.
Рукотворное болото имело форму вытянутого прямоугольника. Его длинные стороны представляли собой крутые обрывчики повыше человеческого роста, а простиралось оно поперек всей арены Империум-Цирка, от одной стены до другой. Не было никакой возможности объехать его на повозке.
Ну, а предназначение водоема было очевидно прямо-таки до боли в глазах. Там, внизу, в нагретой солнцем трясине, блаженствовали рептилии: гигантские крокодилы, пойманные в Стиксе, причем некоторые были таких размеров, что человек не смог бы обхватить их поперек.
Болото явно должно было служить препятствием для беглецов и нешуточной угрозой всякому, вздумавшему карабкаться по трапециям и канатам, — а ведь только так и можно было достичь песка на другой стороне, сулившего безопасность.
