— В словах Айхалля есть резон, — поддержал Кэрникс, сиидха, руководивший стрелками на Синем и Аметистовом бастионах. — Исенна одолел Всадника коварством и хитростью, отчего бы и нам не отплатить мерзавцу той же монетой? Ни для кого, и для Аллерикса в том числе, не секрет, что вулканическая стихия Долины сдерживается единственно силой Радуги. Если даже он не побоится утратить вожделенные самоцветы, — может быть, угроза общей гибели в огненной купели заставит его опомниться?
Вновь зазвучал негромкий хор голосов. На сей раз во многих возгласах слышалось одобрение, и даже Талахард заколебался было, но Аметист лишь покачала головой.
— На первый взгляд идея Айхалля кажется разумной, но повторяю еще раз: мы имеем дело с тем, кто редко прислушивается к гласу рассудка. Исенна не поверит нам и не отступит. Да и у нас не хватит духу привести угрозу в исполнение…
— Уж больно тяжко расставаться с кусочком власти над миром, — не удержавшись, съязвил Хранитель Аквамарина. Гведрида метнула в шутника ледяной взгляд:
— Неуместная острота, Айхалль! Исполнив угрозу, мы в один миг развеем дымом сто тысяч жизней — из них половина надеются на нашу мудрость и защиту! Никакая власть над миром не стоит столь дорогой цены!
— Извини… — смутился альб, и тут, наконец, Иллирет ль'Хеллуана, отняв руки от лица, заговорила высоким, напряженным голосом:
— Вы тут говорите о мудрости, о разуме, о гласе рассудка! А я жду — когда в вас заговорит сердце! Вспомнит ли хоть один из отважных воителей и мудрых магов, что Владыка еще жив, или вы уже мысленно сложили погребальный костер тому, кто учил нас и наделил Силой?! Астэллар в плену, а мы здесь пальцем о палец не ударим, чтобы вызволить его! Лишь почтенный Рхадак не утратил мужества, зато Хранители в мудрости своей мечутся в выборе между торговлей и самосожжением!
— Иллирет, возьми себя в руки, — мягко попрекнула Гведрида. — Не время и не место для взаимных оскорблений. Ты можешь предложить что-то еще? Тогда говори.
— Мы должны вернуть его, — напрямик рубанула ль'Хеллуана, сумрачно блеснув серыми с прозеленью глазами. — Спасти, отбить, сделать вылазку — назовите как угодно. Если мы добьемся успеха и освободим Владыку, Исенна может под стенами мхом покрыться. Скажете, я не права?
— И да, и нет, — возразил Талахард, в душе которого ожесточенно боролись два противоречивых чувства. Одно полностью одобряло замысел хозяйки Рубина. Другое, более разумное, твердило, что Хранительница слишком подавлена и не осознает гибельность своего предложения. — Не сомневаюсь, каждый в этих стенах, кто способен держать оружие, охотно пошел бы на смерть, лишь бы вырвать Наставника из вражеского плена. Больше того, Радуга поддержит тебя всей мощью, не сомневайся. Но, Иллирет… Ты хотя бы примерно представляешь, как отыскать одного-единственного пленника в лагере на пятьдесят тысяч мечей? Или полагаешь, что разгромить Исенну в поле проще, чем на стенах? Открой мы ворота, и он ворвется в Цитадель на наших плечах. И еще — Астэллара наверняка стерегут пуще глаза. Чтобы добраться до заложников, придется пройти вражье войско насквозь. Тюремщикам довольно мгновения, чтобы всадить нож, и все, что нам останется — бездыханное тело. Откроемся сами, Владыку не спасем и потеряем Цитадель… Нет, Иллирет ль'Хеллуана, это был бы самоубийственный шаг. Одну такую ошибку мы уже допустили, позволив Наставнику отправиться прямо в пасть к хищнику, вторая станет роковой. Все ли согласны со мной, Хранители?
— Да, — проронила Аметист. Миррита и Джелетин молча склонили головы, Эльшар, по-прежнему бледный, кивнул. Айхалль буркнул, глядя в стол:
— Согласен. И потому сам себе отвратителен. После короткого обсуждения высказались сиидха, приняв сторону Хранителя Опала, и йюрч, отвергавшие саму мысль о сдаче. Рхадак, воздвигшись над мозаичной столешницей, проревел:
— Мы пришли сюда за славной победой — или славной смертью! Девочка, подобная огню, — он неловко поклонился Иллирет, — отважней иных носящих меч. Она, как и мы, не боится умереть, чтобы спасти Большого Хозяина! Знай, Отмеченная Пламенем: когда тебе понадобятся наши клинки — мы встанем как один рядом с тобой! А вам, достойные Хранители, должно быть стыдно, аргх! Ни один воин, если только он не забыл лица предков, не оставит своего вождя в плену!
— Храбрый воин умрет за своего вождя, если он в ответе лишь за собственную жизнь, — сдержанно кивнул Талахард, видя, какое впечатление на собравшихся, особенно на людей, произвела пылкая речь Рхадака, и намеренно употребляя понятные воинственным йюрч и диковатым людям сравнения. — Может быть, о его гибели сложат красивую песню. Но вождя он не спасет, его прославленный в битвах меч заберет себе враг, и после того, как он умрет в неравном бою — кто защитит его поселение от чужаков? Враги придут, заберут женщин, убьют слабых, сожгут дома. Песня останется и проживет века, но что песня тем, чьи кости разбросают вороны?.. Умный воин останется жив и защитит свое племя, не отдаст меч в злые руки, сделает так, что торжество врага обернется пеплом на ветру. А потом, вернув своему народу силу, отплатит убийцам сполна. И о нем тоже сложат песню, которую смогут петь его дети. Отважный Рхадак должен понять меня. Если бы речь шла только о ковене Хранителей Радуги, мы не колебались бы ни мгновения. Я сам пошел бы во главе воинов сиидха, плечом к плечу со своими собратьями, и клянусь, подлые захватчики нескоро забыли бы эту битву! Однако в крепости, Рхадак, без малого сорок тысяч мирных жителей, которые вверили нам свою судьбу! Что будет с ними? Что случится со всем нашим народом, если Исенна заполучит в свои загребущие руки всю Силу? Мы не вправе отдать ему Радугу, даже если ценой тому будет жизнь Владыки Астэллара! Он сам, думаю, согласился бы с моими словами!
Иллирет слабо шевельнулась в своем кресле.
— Согласился бы, — негромко произнесла она в тишине, наступившей после выступления Хранителя Опала. — Простите меня, Талахард, Гведрида, и ты, отважный Рхадак. Горечь утраты затуманила мой разум, и моими устами говорило отчаяние. Хорошо, есть иной путь. Вы не знаете, но перед тем, как уйти, Астэллар поведал мне кое-что. Наши разговоры о коварстве противника заронили в его душу зерно сомнения, и он решил позаботиться об обитателях Крепости на случай, если ему не придется вернуться. Ночью он создал Прямую Тропу — самую большую из тех, какие мне доводилось видеть, потратив на нее почти все силы.
Сказанное ль'Хеллуаной стало новостью для всех. Круг Радуги ошеломленно вскинулся, йюрч затеребили айенн сиидха, громким шепотом выспрашивая, о чем идет речь.
