клянусь Деревом! Почему бы мне не носить бороду?
— Не ругайся. В присутствии леди, в особенности принцессы. — Она посмотрела на него суровым взглядом, но эффект пропал из-за улыбки, которую она с трудом сдерживала. — К тому же, даже если ты рыцарь, Саймон, — наверное, я должна поверить тебе на слово, пока не спрошу у дяди Джошуа, — из этого еще не следует, что ты достаточно взрослый, чтобы не выглядеть глупо с бородой.
— Спросить у Джошуа? Ты можешь спросить у кого угодно! — Саймон разрывался между удовольствием от того, что она снова стала вести себя почти как прежняя Мириамель, и раздражением от ее слов. — Недостаточно взрослый! Мне уже почти шестнадцать! Будет через две недели, в День святого Истрина! — Он и сам только сейчас сообразил, что этот день так близок, когда отец Стрэнгъярд упомянул о приближающемся дне святого.
— Правда? — Взгляд Мириамель стал серьезным. — Мне исполнилось шестнадцать, когда мы добирались до Кванитупула. Кадрах поступил очень мило — он украл булочку с вареньем и немного розового вина из Лейкленда, — но все равно настоящего праздника не получилось.
— Он вор и злодей, — прорычал Саймон.
Саймон до сих пор не забыл про свой кошелек и стыд, который испытал из-за того, что его лишился, — и неважно, что с тех пор столько всего произошло.
— Не говори так. — Голос Мириамель стал неожиданно резким. — Ты ничего о нем не знаешь, Саймон. Он очень много страдал. У него была трудная жизнь.
Саймон презрительно фыркнул.
— Он страдал?! А как же люди, у которых он воровал?
Глаза Мириамель сузились.
— Я не хочу, чтобы ты говорил что-то о Кадрахе. Ни единого слова, ты понял?
Саймон открыл рот, но ничего не ответил.
Будь я проклят, — подумал он, — с девушками так легко напроситься на неприятности! Складывается впечатление, что все они тренируются, чтобы стать Драконихой Рейчел!
Он вздохнул.
— Я сожалею, что у тебя был не самый лучший день рождения.
Некоторое время она смотрела на него, но потом сменила гнев на милость.
— Быть может, когда наступит твой день рождения, Саймон, мы сможем отпраздновать оба. И подарим друг другу подарки, как делают в Наббане.
— Ты уже сделала мне подарок. — Он вытащил из кармана плаща голубой шарфик. — Помнишь? Когда я уезжал на север с Бинабиком и остальными.
Мириамель посмотрела на шарфик.
— И ты его сохранил? — тихо спросила она.
— Конечно. Я носил его с собой практически все время. Конечно, я его сохранил.
Ее глаза широко раскрылись, она внезапно отвернулась и резко встала с каменной скамьи.
— Я должна идти, Саймон, — сказала она изменившимся голосом, не глядя ему в глаза. — Прошу меня извинить. — Она приподняла юбки и быстро зашагала прочь по черно-белым плиткам Огненного сада.
— Будь я проклят, — сказал Саймон.
Вроде бы все шло хорошо. Что он такого сделал? Когда он научится понимать женщин?
Бинабик, которого можно было назвать почти полным членом Ордена Манускрипта, принял клятвы Тиамака и отца Стрэнгъярда. А потом, в свою очередь, произнес такую же клятву. Джелой бросала на них язвительные взгляды, словно перед ней стояли лунатики. Она никогда не относилась всерьез к формальным аспектам Ордена и потому не стала официально в него вступать, несмотря на огромное уважение к его членам. Впрочем, имелись и другие причины, но Джелой никогда о них не говорила, а все ее друзья, которые могли бы дать объяснения, умерли.
Тиамак разрывался между удовольствием и разочарованием. Он давно мечтал стать членом Ордена, но всегда представлял, что получит свиток-и-перо от Моргенеса, в присутствии Ярнауги и Укекука, которые выскажут свое одобрение. Но он сам принес кулон Динивана из Кванитупула после того, как получил его от Изгримнура, и теперь оказался вместе с еще не успевшими себя проявить наследниками великих предшественников.
И все же было нечто невыразимо волнительное даже в таком скромном варианте реализации его мечты. Быть может, этот день будут помнить долго — появление нового поколения Ордена, а его новые члены станут столь же важными и уважаемыми людьми, как во времена самого Эльстана Фискерна!..
В животе у Тиамака заурчало. Джелой обратила на него желтые глаза, и он смущенно улыбнулся. Он так волновался с утра, что забыл поесть. Ему стало ужасно неловко. Вот! Те, Что Наблюдают и Творят, напоминают ему, каким важным человеком он стал. Да, наступила новая эра — тем, кто здесь собрался, предстояла огромная работа, чтобы стать хотя бы наполовину такими же членами Ордена, как их предшественники. Это должно научить скромности Тиамака, дикаря из деревни Роща!
В животе у него снова заурчало. На этот раз Тиамак постарался избежать взгляда Джелой и подтянул колени поближе к животу, сидя на циновке в палатке Стрэнгъярда, как продавец гончарных изделий в холодный день.
— Бинабик попросил меня кое-что сказать, — начала Джелой, когда все клятвы прозвучали. Она говорила коротко, совсем как жена Старейшины, объяснявшая обязанности невесте. — Раз уж я единственная знала всех членов Ордена Манускрипта, мне пришлось согласиться. — Ее горящий взгляд вызывал у Тиамака тревогу.
Прежде, до появления в Сесуад’ре, он лишь переписывался с лесной женщиной и не представлял, какое сильное впечатление она произведет на него при встрече. Теперь он отчаянно пытался вспомнить содержание писем, которые ей отправлял, стараясь сообразить, достаточно ли они были уважительными. Ему совсем не хотелось вызвать у нее неудовольствие.
— Вы стали членами Ордена Манускрипта в едва ли не самое трудное время, даже худшее, чем эра Фингила, полная завоеваний, грабежей и уничтожения знаний. Вы слышали, и вам достаточно известно, чтобы понимать, что сейчас происходит много больше, чем война между принцами. Элиас из Эркинланда сумел заручиться помощью Инелуки Короля Бурь, чья рука восставшего из мертвых теперь способна дотянуться за пределы королевства норнов, чего так боялся Эльстан Фискерн много веков назад. Перед нами стоит задача помешать злу, проникающему в наш мир во время сражений между двумя братьями, предотвратить победу мрака. И складывается впечатление, что первая часть этой задачи — решить загадку Мечей.
Обсуждение стихотворения Ниссеса о Трех мечах продолжалось и после полудня. Бинабик позаботился о том, чтобы им принесли поесть, и теперь драгоценные листы манускрипта Моргенеса были разложены по всей палатке Стрэнгъярда — они подвергли тщательному изучению и обсуждению буквально каждую страницу, и вскоре наполненный благовониями воздух начал звенеть.
Тиамак понял, что в послании Моргенеса к нему, вероятно, упоминалось стихотворение Ниссеса о Трех мечах. Вранн считал, что никто не мог знать о его тайном сокровище, и теперь уже не сомневался, что никто о нем действительно не слышал. И все же, если бы он не
