– Закрыть люки! – Выкрикнул дежурный пилот, сидевший наверху в безопасности в штурманской рубке космического корабля, и нажал кнопку закрывания пневмозамков. Он видел, как накатываются волны атакующих и знал, как летаргически медленно движение тяжелой внешней двери. Он продолжал неосознанно давить на кнопку закрывания.
Ревущей волной атакующие перехлестнули через проволочное заграждение. Передние животные умирали и были растоптаны следующими за ними людьми. Некоторые из всадников тоже погибли, но накатывались все новые и новые волны. Они заполнили лагерь, уничтожая все.
– Говорит второй офицер Вейкс, – сказал пилот, включив все микрофоны на корабле. – Я спрашиваю, есть ли на корабле офицер, старше меня по званию? – Он вслушался в молчание и когда заговорил, голос его был приглушен и неясен. – Отзовитесь все по очереди – офицеры и солдаты, начиная с машинного отделения. Радист, записывайте.
Нерешительно, один за другим, отзывались голоса, а Вейкс в это время включил механизм большого экрана и смотрел на бушующую внизу ярость.
– Семнадцать – это все, – сказал радист, не веря сам себе. Он протянул список второму офицеру, тот бегло взглянул на него и потянулся к микрофону.
– Я принимаю командование, – сказал он. – Приготовиться к старту!
– Мы не поможем им? – Спросил кто-то. – Мы не можем оставить их так.
– Никто не остался в живых, – медленно сказал Вейкс. – Я смотрел во все экраны: не видно никого, кроме атакующих и их лошадей. Даже если там есть кто-то, сомневаюсь, можем ли мы им помочь. Оставлять же здесь корабль – самоубийство. К тому же, на борту лишь малая часть экипажа.
Корпус корабля вздрогнул, как бы подчеркивая его слова.
– Один из экранов вышел из строя… И второй тоже… они разбивают их чем-то. И они привязывают ремни к дюзам и опорам стабилизаторов. Не знаю, смогут ли они задержать нас, и не собираюсь проверять это. Старт через шестьдесят пять секунд.
– Они все сгорят в огне наших двигателей, все и вся внизу, – сказал радист, сжимая кулаки.
– Наши люди не почувствуют этого, – угрюмо сказал пилот, – а что касается других, – то чем больше, тем лучше…
Когда космический корабль взлетел, изрыгая огонь, он оставил под собой дымящийся неровный круг смерти. Но как только земля охладилась, ожидавшие этого всадники двинулись по ней, топча пепел.
Все новые и новые их волны появлялись из темноты. Казалось их бесчисленным полчищам не будет конца.
– Глупо позволить птице-пиле ранить себя, – сказал Бруччо, помогая Язону дин-Альту стянуть через голову металлизированный свитер.
– Глупо стараться принести мир на эту планету! – Ответил Язон, его слова были приглушены плотной одеждой. Он снял свитер и поморщился от сильной боли в боку. – Я как раз наливал себе суп, и тарелка помешала мне выстрелить.
– Только поверхностная рана, – сказал Бруччо, глядя на красную царапину в боку Язона. – Пила прошла над ребрами, не сломав их. Твое счастье…
– Ты имеешь в виду: счастье, что я не убит. Кто когда-нибудь еще слышал о птице-пиле в кают-компании?
– На Пирре всегда нужно ожидать невероятного.
Бруччо начал смазывать рану обеззараживающим средством, и Язон крепко стиснул зубы. Щелкнул микрофон и обеспокоенное лицо Меты появилось на экране.
– Язон, я слышала, ты ранен, – сказала она.
– Умираю, – ответил он.
Бруччо громко крикнул:
– Ерунда. Поверхностная рана четырнадцати сантиметров в длину. Яда нет.
– И все? – Сказала Мета. И экран погас.
– Да, и все, – горько сказал Язон. – Литр крови и килограмм мяса, ничего особенного – обычная заусеница. Что мне сделать, чтобы заслужить хоть немного сочувствия здесь: лишиться ноги?
– Если ты лишишься ноги в бою, можешь рассчитывать на сочувствие, – холодно сказал Бруччо, накладывая на рану липкую повязку. – Но если тебе оторвала конечность птица-пила в кают-компании, ты можешь ожидать лишь презрения.
– Хватит, – резко сказал Язон, вновь надевая свитер. – Не нужно понимать меня так буквально. Да, я знаю о тех теплых чувствах, на которые могу рассчитывать с вашей стороны, дружественные пирряне. И улечу с этой планеты, не раздумывая и пяти минут.
– Ты улетаешь? – Спросил Бруччо с проблеском интереса. – Из-за этого сегодняшнего собрания?
– Не делай вид, что ты расстроился при этой новости. Постарайся сдержать свое нетерпение до пятнадцати часов, когда соберутся все остальные. Я не признаю любимчиков. Кроме себя самого, конечно, – и он вышел прихрамывая и стараясь как можно меньше двигать мышцами ног. Наступило время перемен, – подумал он, глядя через высокое окно на смертоносные джунгли за стеной периметра. Очевидно, несколько светочувствительных ячеек уловили его движение, так как ветки ближайшего дерева наклонились вперед, и внезапный шквал ядовитых шипов ударил в прозрачный металл окна. Но его нервы были настолько тренированы, что он даже не пошевелил ни одним мускулом.
Время для перемен проходит. Каждый день на Пирре – это еще один поворот колеса… Выигрыш – это всего лишь выжидание, а когда выпадет твой номер – это всегда несомненно – смерть. Сколько человек погибло со времени его прибытия сюда? Кажется, он становится таким же равнодушным к смерти, как и настоящие пирряне.
Если возможны какие-либо изменения вообще, то он единственный человек, который может их осуществить. Однажды ему показалось, что он решил смертоносные проблемы этой планеты: тогда он доказал пиррянам, что безжалостная и бесконечная война – их собственное поражение. Но война все еще продолжается. Знание истины вовсе не всегда означает согласие с ней. Пирряне, способные примириться с условиями сосуществования, оставили город и ушли далеко вглубь планеты, чтобы избежать физического и духовного давления ненависти, окружающей город. Оставшиеся пирряне, хоть и убедились в том, что это их собственные чувства заставляют войну продолжаться, в глубине души не верили в это. И каждый раз, когда они смотрели на ненавистную им землю, враг приобретал новые силы и возобновлял нападение. Думая об неизбежном конце ожидавшем город, Язон чувствовал себя подавленным. Осталось так много людей, не способных примирить себя с планетой. Они были частью той войны, как гиперспециализированные жизненные формы – порождение смеси ненависти и страха.
Необходимы перемены. Язон задумался над тем, насколько пирряне способны осознать их неизбежность.
Было пятнадцать двадцать, когда Язон вошел в кабинет Керка: его задержало срочное сообщение, полученное по джамп-связи. У всех собравшихся в кабинете было одно и тоже выражение холодной ярости. У пиррян слишком мало терпения и еще меньше терпимости. Они все такие одинаковые – и в то же время разные.
