class="p1">Мать много раз говорила:
— Я не умру. Моя смерть спит вечным сном. Забытая в Когтистых горах. Она никогда не проснется.
Тасмин пожала плечами.
Когда-нибудь ей придется найти Когтистые горы, а пока есть дела поважнее. Нужно умыться.
Девушка открыла дверь хижины и вышла наружу.
2
Небольшой ручей огибал лачугу и бежал по склону вниз на болота. С каждым днем воды становилось все больше. Того и гляди подтопит край дома и унесет убежище Тасмин в трясину. Хорошо если так. Она слишком долго живет в одном месте.
Девушка зачерпнула воды из ручья.
Холодно.
Весна не спешит. Всюду снег и черные деревья. Они похожи на людей. Скрюченные ветки, разросшиеся корни, израненная кора.
Тасмин слышит их шепот.
На рассвете заря была красной. Облака будто куски растерзанной плоти. Ветер разметал их по небу и успокоился.
Тасмин разворошила снег и листву.
Земля оказалась твёрдой и неприятной на ощупь. Она тянула тепло из ладоней. Старый лес жаждал крови. Он пил её этим утром. И она пришлась ему по вкусу.
Тасмин отдернула руку.
Деревья шептались. Шорохи, скрипы. Высоко-высоко в небе бледнел край Луны — знак мертвецов.
День полон примет.
Смерть бродит между деревьев и время от времени бросает косые взгляды в сторону Тасмин.
Девушка сидит на берегу ручья к лесу спиной.
Ее черные волосы падают в воду и течение играет с ними, пытаясь унести их с собой в омут болота. Там край этого мира. Больше некуда бежать. Все закончится здесь.
Тасмин умывается и расчесывает волосы.
Она слышит, как кто-то крадется к ручью через лужайку рядом с лачугой. Шаги тяжелы. Старый снег хрустит. Камешки катятся вниз и падают в воду. Высоко-высоко в небе летит черная птица.
— Ближе не подходи.
Незваный гость замер на месте.
— Ты пришла слишком поздно. Мальчик умер на праздник птиц.
— Нет! Он просто перестал шевелиться.
Тасмин обернулась.
На краю лужайки стояла молодая крестьянка.
Вся в заплатах старая душегрейка, грязный платок на голове, на ногах башмаки, будто с отрезанными голенищами.
Загрубелая кожа, покрытое морщинами темное лицо, с впалыми скулами. Никаких эмоций. Лишь напряжённость. Усталость. Местные носили лица такими неподвижными, что казались вечно угрюмыми, но Тасмин привыкла. До «настоящей» старости доживали лишь единицы. Тяжелый труд, болезни, беременности быстро превращали девушек в старух. Уже в двадцать пять лет многих из них было невозможно отличить от сорокалетних. Лишь загар на ладонях выдавал возраст незнакомки. Темный, въевшийся в кожу на многие годы. Она была молода, а потому все время трудилась на свежем воздухе под палящими лучами жестокого Солнца.
— Муж тебя бьет?
Крестьянка мотнула головой.
Тасмин глянула на нее долгим немигающим взглядом.
— Он ударил тебя по животу несколько раз, и ребенок перестал беспокоить. Дитя в твоем чреве мертво.
Плечи крестьянки дернулись. Раз. Другой. На глазах выступили слезы.
— Свёкор называл меня своей любимой невесткой.
Было в этих словах нечто странное. Отвратительное. Будто грязь разлилась по белому снегу на берегу ручья.
Черная птица в небе громко каркнула и исчезла, обернувшись темными пятнами на лице бледной Луны, которая все еще глядела на болото через край леса.
Тасмин подошла к крестьянке и протянула руку.
— Подними платье.
Девушка задрала юбку до груди, обнажив смуглую кожу. На левом боку по ребрам вверх убегала пожелтевшая гематома. Будто часть зловещей улыбки. След дикого страшного зверя, который привык насмехаться над болью и страхом.
Тасмин провела ладонью по синякам. Крестьянка вздрогнула и снова начала плакать. Тихо. Словно боясь вызвать гнев у деревьев в Затонувшем лесу.
Старые ветки снова шептались.
Тасмин слышала их противный, злой голосок:
— Только попробуй… Не смей… Глупая девка. Пиявка. Упырь. Пьешь силу. Питаешься жизнью. Наглая дрянь. Только попробуй… Ты сдохнешь. Глупая… глупая девка.
Тасмин отмахнулась от проклятий. Ничего нового. Все пустое.
За два года, проведенных в Затонувшем лесу, она слышала стоны, угрозы и крики всякий раз, когда собиралась воспользоваться своим даром.
Она понимала, что, забирая силу у леса, обрекает деревья на смерть, но они жили здесь тысячи лет. Разве этого мало?
Деревья не знали ответа. Для них не было времени. Они замечали только смену дня и ночи. И то, как следом за зимой приходила весна, лето уступало осени, а дальше снова зима. Так было всегда. Мир никогда не изменится. Мир не должен меняться. Кто ты такая? Кто ты?
Наглая девка.
Тасмин положила ладонь крестьянке на живот. Он был небольшой, но круглый, словно шар из ржаного теста, который поднялся на хмелевой закваске из квашни для выпечки хлеба. Теплый, уютный дом для созревавшей в нем жизни.
Ребенок был мертв.
Сердце не бьётся.
Внутри только гниль. Темно-синюшный цвет. Редкие красные пятна.
Частички кожи плавают в околоплодной жидкости. Мозг лезет наружу между костями черепа. Увеличенная печень, выпирает сквозь брюшко. Ручки и ножки разбухли.
Тасмин вскрикнула и пришла в себя.
Она пошатнулась и едва не упала. Крестьянка подхватила её за плечи и заглянула в глаза.
— Ты поможешь ему?
— Он гнил в тебе всю неделю.
Ни слез, ни крика.
— Он просто спит.
— Я принесу лекарство. Ребенок выйдет из тебя этой ночью. Дашь ему имя и похорони, как человека.
— Нет.
— Уже слишком поздно.
— Прошу тебя, госпожа.
Тасмин вздрогнула.
На секунду ее охватил страх.
Лес шевельнулся. Приблизился и навис мрачной стеной. Кто-то будто впервые заметил Тасмин. Заметил и удивился тому, что нашел ее здесь. В этом гнилом и старом лесу, на краю обжитой людьми земли.
Тасмин оставила крестьянку без ответа и побежала в сторону хижины.
Снег под ногами хрустел, как мелкие кости. Пыль да труха. Еловые ветки. Край болота. И там всюду мгла.
Луна в небе исчезла.
Тасмин открыла один из сундуков в углу хижины и какое-то время рылась там в поисках нужной склянки. Все они были пустыми. Прошлым летом ей мало что удалось запасти на зиму. Многие полезные травы не росли в Затонувшем лесу. Приходилось выискивать их на лугах и полях, которые примыкали к владениям местного барона. Это было опасно.
Странный звук отвлек Тасмин от раздумий о будущем.
Девора смеялась. Вернее скрипела. Черная нить на губах вот-вот лопнет. Гнилые зубы, видимые сквозь прорехи на коже, едва-едва держались на челюсти.
Старая ведьма знала правду. Была бы Девора способна открыть рот, она бы непременно сказала, что девушка солгала. Тасмин могла вернуть жизнь ребенку. Даже такому гнильцу. Но…
— Ты всего лишь маленькая ссыкуха.
Тасмин схватила голову матери за волосы и бросила в погасший очаг. Этому дерьму там самое место.
