Рубос попытался было сомкнуть кольцо, но на него насели со всех сторон, и он потерял нить боя, а команды, которые стал выкрикивать кто-то другой, никто и не собирался выполнять. Нужно было уходить, хотя это стало почти невозможным.
Лотар обменялся ударами с каким-то высоким варваром, который вскрикивал на каждом взмахе, потом, сумев от него отвязаться, схватился с другим. Отбив его клинок вверх, сделал выпад и, кажется, достал. Добивать его было некогда, следовало выбираться из свалки, желательно в ту сторону, откуда открывался путь в степь. С другой стороны была пустыня, которая сулила медленную, мучительную смерть от жажды. Настоящей жажды, по сравнению с которой нынешняя жажда Лотара была чем-то вроде кухонного ножа против двуручного меча.
Он вывалился из кучи сражающихся и уже готов был пустить коня во весь опор, но тут его перехватили трое. Это были умелые бойцы, они не торопились. Они заняли три точки, откуда могли атаковать его, не мешая друг другу. И Лотар понял, что из этого кольца не вырвется никогда.
Он крутился, изнуряя своего коня, как змея на жаровне, и сумел отбить почти все удары. Он даже разбил плечевую пластину одному из нападавших, так что тот отскочил, прижимая руку к груди… Лотар надеялся, что сломал ему ключицу, но особенно порадоваться не успел — двое других, остервенев от сопротивления противника, которого они считали уже покойником, навалились с особой злобой.
Через полминуты Лотар получил три раны, хотя и не опасных, но всё-таки чувствительных. Он простился с жизнью, но тут…
Одна из обезумевших лошадей в слепом беге налетела на коня варвара. Воин качнулся в седле, обернулся, выпустил клинок, который повис на кожаном ремешке, и попробовал перехватить чужую лошадь под уздцы. Возможно, он думал, что с Лотаром покончено, а ему понравился этот конь. Или решил, что небольшая передышка не повредит… Так или иначе, это была последняя ошибка в его жизни. Он открылся.
Лотар привстал в стременах, вытянулся в струнку и, почти теряя равновесие, резко, без замаха, воткнул остриё своего клинка под низкий шлем варвара, в шею. Выдернуть клинок и повернуться к оставшемуся противнику было нетрудно, но всё-таки Лотар не успел.
Он услышал свист клинка, почувствовал удар по голове и, понимая, что слишком поздно, дал шпоры коню.
Он очнулся от красного жара, плывущего под его прозрачными от солнечного света веками, и ощутил во рту вкус крови. Песок обжигал ладони и шею. Он перевернулся на живот и открыл глаза.
Он лежал на земле. Коня не было, ножны были пусты. Оказаться в пустыне без оружия — самое скверное, что он мог себе представить ещё пару часов назад. Но теперь даже не это испугало его. Если он не сможет двигаться, к вечеру он умрёт.
Собравшись, как только может собраться тренированный боец, он подтянул ноги и попытался сесть. Голова кружилась, барханы казались огромными, неприступными горами. Оказалось, он лежал в ложбинке. Может, это и спасло его. Упади он на ровном месте, его заметила бы погоня. Он смутно помнил, что кто-то всё-таки гнался за ним и даже стрелял, но его так мотало в седле, что попасть в него не смог бы и божественный Плот, подаривший людям лук. А может быть, погоню увёл в сторону его конь. Когда же разбойники обнаружили, что в седле никого нет, они не стали искать его, понадеявшись, что дело довершит солнце.
Солнце… Он поднял голову и увидел слепящий диск. Да, это должно убить его вернее, чем стрелы, пущенные в спину. Это и убьёт его, потому что нет воды, нет тени. Он положил руку на шлем, чтобы снять его и добраться до раны, но зашипел от новой боли.
Металл шлема пылал. Значит, придётся бросить доспехи, иначе он зажарится в них. Кроме того, тащить на себе двадцать фунтов стало ему сейчас не по силам.
Он разделся до рубашки и шароваров. Последним снял шлем, который, как ни странно, выдержал удар, хотя и развалился почти на две равные части. Пошёл прочь. Ему было жалко своих верой и правдой служивших доспехов. Он отдал за них десять маркетов и остался должен Рубосу ещё семь. Но стоит ли вспоминать о долге человеку, которого, скорее всего, нет в живых? Сейчас нужно идти, даже если это бессмысленно.
Через пятьсот шагов ему стало легче, хотя ещё пошатывало на неверных песчаных укосах. В широкую полотняную рубаху теперь, когда он сбросил сталь, ветер задувал колючий песок. Сначала его всё время хотелось вытряхнуть, но скоро Лотар перестал обращать на это внимание.
Он шёл на север, примерно туда, где состоялась схватка. Он думал, что там ближе всего к воде. Вообще-то всё, что он знал об этой пустыне, не внушало никаких надежд. Пески, прокалённые солнцем и безжизненные настолько, что в иные годы отсюда улетали на север даже грифы, тянулись на сотни лиг. Такое пространство невозможно пересечь даже караванам, подготовленным для длительных переходов. Правда, говорили, что в пустыне есть оазисы, но их удерживали свирепые племена тёмнокожих воинов, и вряд ли одинокий беглец мог рассчитывать на их помощь.
Через несколько часов он упал на песок и долго лежал, глотая раскалённый воздух. Собственно, и до северной границы пустыни дойти у него не было сил. Но на севере должны были появиться островки травы, а Лотару так хотелось увидеть хотя бы песчаную колючку. И там проходили караванные тропы, на которых может встретиться… Он оборвал себя. Скорее всего, он никого не встретит. Через год или два на его кости, начисто объеденные грифами и мышами и выбеленные солнцем, набредёт чей-нибудь караван, и кто-нибудь скажет, усмехнувшись, мол, ещё одному бедняге не повезло.
Сколько раз ему самому попадались такие кости, напоминавшие о жажде и лютой войне, которая кипела на всех этих землях, от Западного берега до Вершинной реки, от Южных песков до Срединного моря. И даже дальше, за морем, где начинаются тучные луга, где стоят саманные и бревенчатые деревни, где люди так не похожи на тех, кого он встречал здесь, и откуда он был родом.
Там, в краю, где он родился, часто встречались речки, ручейки, родники, озёрца и прудики. Там напиться было так же просто, как здесь умереть от солнца. Там никому не приходит в голову, что есть страны, где вода стоит дороже жизни, где вода и есть жизнь…
Внезапно он увидел чёрную точку. Это был всадник. Вот он скрылся между гребнями, с которых ветер тонкой стружкой сметает песок. Снова появился.
— Эй, э-эй!
Размахивая руками, до боли в груди выдавливая крик из пересохшего горла, Лотар бросился вперёд. Он бежал, почти не видя того, к кому бежит. Поднялся на гребень, чтобы его было видно, взмахнул ещё раз и… замер.
Конь уже был хорошо различим. В крупе у него торчали три стрелы. Но он ещё шёл. Это было сильное и выносливое животное. Впрочем, он скоро должен умереть, слишком много крови оставалось за ним на песке.
