Гермес откинулся на подушки, заложив руки за голову.
— Ну почему я вечно заглядываюсь на запретное! — с чувством воскликнул он, устремив взор в олимпийское небо, и вздохнул. — Такой жестокий удел должен быть уготован лишь смертным.
Многовековой опыт предостерег Афину: Гермес, влюбленный в себя до опьянения, может кокетничать бесконечно, если не перевести разговор на другую тему. Кончиком меча она указала на его сандалии.
— Ты надел крылатые. Стало быть, это официальный визит?
— Официальный? О нет, конечно! Зевс сейчас ничем не занят, — ответил юный бог и, хитро улыбнувшись, добавил: — Но я не сказал бы «никем». Без сомнения, у него в гостях какая-нибудь очередная смертная. Впрочем, одним паркам известно наверняка. В самом деле, никогда не понимал, что он находит в этих человеческих женщинах, когда любой нормальный бог пожертвует самой дорогой частью тела, а то и двумя ради шанса коснуться пояса Геры.
— Ты хотел что-то сообщить, — напомнила Афина. — Ведь ради этого ты вторгся в мои покои?
— Ах да, вот оно. — Гермес достал свой кадуцей и помахал им в воздухе. — Видишь? У меня есть волшебная палочка! Честное слово!
— Твоя красота способна очаровать. Но твое поведение не дает ей такого шанса.
— О, ты, наверное, шутишь? Да? Я спрашиваю, обожаемая дева-воительница, потому что не ведаю другого способа распознавать твои остроты.
— В таком случае позволь ответить вопросом на вопрос: так ли важно твое сообщение, что мне стоит оставить тебя в живых, хотя ты мне до смерти надоел?
— Да брось! Отец запретил распри между богами… — Юноша запнулся под ледяным взглядом серых глаз Афины. — Моя дорогая сестра, ты же знаешь, я совершенно безобиден!
— Именно это я все время твержу себе. Но чаша моего терпения, кажется, уже переполнилась.
— Я всего лишь хотел позабавиться. Слегка подшутить над любимой сестренкой. Подбодрить тебя, понимаешь? Пожалуйста, не делай этого… ну, ты знаешь, о чем я.
— Знаю. И тебе забывать не следует.
Взор Афины скользнул мимо Гермеса к туалетному столику, где лежал золотой браслет, усыпанный драгоценными камнями. Одна из многих безделушек, жертвенное подношение от какого-то честолюбивого мастера из города, носящего ее имя. Неплохая работа для человека. Наверное, стоило бы даже ответить на его молитвы, вот только Афина не удосужилась запомнить, как его звали. Из-за хлопот с Аресом она совсем забыла о своих смертных почитателях, которые, даже умирая, так уповают на нее. Пора все исправить и восстановить не только разрушенные здания.
— Ах да, и прости за то, что шпионил. Из всех олимпийских богинь ты воистину самая прекрасная. Когда держала натянутый лук, ты была так изящна! Нет, ты была просто совершенна. Это надо было видеть! Любой враг содрогнулся бы, а союзник собрал бы последние силы во имя тебя! — Гермес, встав с ложа, потянулся, чтобы продемонстрировать гибкую юношескую фигуру. — Но согласись, из всех богов самый красивый, конечно, я.
— Будь ты красив хотя бы вполовину от того, что мнишь о себе, ты бы и правда затмил солнце.
— Вот видишь, никто не может со мной сравниться!
— Слышал бы тебя Аполлон.
— Да, он довольно миловиден, — надменно вскинул голову Гермес, — но такой зануда!
— Лучше бы следующая твоя реплика имела отношение к новости, которую ты принес, — заметила Афина, наклонившись к брату и приставив к его груди меч. — Не зли меня, а иначе… Надеюсь, ты уже догадываешься о последствиях.
Посланник богов взглянул на клинок, упиравшийся ему между ребер, потом в немигающие серые глаза богини-воительницы, выпрямился, с подчеркнутым достоинством поправил хламиду и звонко проговорил:
— Речь идет о твоем любимчике.
— О Кратосе? — нахмурилась Афина. Зевс обещал ей самолично приглядывать за спартанцем, а когда придет время — за его памятником. — Что с ним?
— Вообще-то я думал, ты знаешь, принимая во внимание, сколько он для тебя сделал и как ты иногда о нем печешься…
— Гермес!
— Сейчас-сейчас! — Бог слегка вздрогнул. — Вот свидетельство.
Он взмахнул кадуцеем, и в воздухе между ними появилось изображение: необычайно высокая гора, на ее вершине — совершенно отвесный утес, нависший над неспокойными водами Эгейского моря; на краю утеса стоит Кратос и, кажется, что-то говорит, хотя вокруг никого.
— Твой любимец выбрал опасную тропу для прогулок. Она приведет в Аид.
Афина почувствовала, что бледнеет.
— Он хочет лишить себя жизни?
— Похоже на то.
— Он не посмеет!
Непокорный смертный! И куда только смотрит Зевс? Уж точно не на Кратоса. «А может, — вдруг подумалось ей, — отец сказал лишь, что будет поглядывать на спартанца время от времени, а вовсе не приглядывать за ним? Это полностью меняет дело».
Пока Афина рассуждала, как такое могло случиться, Кратос подался вперед, занес ногу над пропастью… и упал. Просто упал. Ни борьбы, ни крика. Ни мольбы о помощи. Он летел головой вниз прямо на камни, навстречу гибели, а его лицо выражало полное спокойствие.
— Разве ты не предвидела этого? — усмехнулся Гермес. — Ну и какая же из тебя богиня-прорицательница?
Афина перевела недобрый взгляд на юношу, и тот поспешил замаскировать усмешку приступом кашля.
— В следующий раз, — ответила она зловеще, — я расскажу, каким вижу твое будущее.
— Я… просто хотел подразнить тебя. — Гермес нервно сглотнул. — Всего лишь подразнить…
— Только поэтому я тебя не трогаю. До поры.
Меч Афины рассек воздух прямо перед носом юного бога, но тот, к его чести, не отпрянул.
Мгновение спустя он стоял уже один и изумленно глядел вслед сестре, которая поспешила из покоев.
Быстрее мысли Афина спустилась с Олимпа к испещренным дождями скалам как раз в тот момент, когда Кратос провалился в рваную пелену облаков.
Посланник богов был прав — ей и в голову не приходило, что спартанец способен покончить с собой. Как она могла быть столь слепа? Как мог Зевс допустить подобное? И что еще важнее: как мог Кратос оказаться таким непокорным?
«Кладбище кораблей!» — осенило Афину.
Вот где на самом деле началось, по всей видимости, падение Кратоса. На кладбище кораблей в Эгейском море…
Корабль стонал и переваливался с борта на борт, задрав нос навстречу свирепому зимнему ветру, как будто здесь, в самом глубоком месте Эгейского моря, его угораздило налететь на мель. По-звериному зарычав сквозь стиснутые зубы, Кратос схватился обеими руками за статую Афины на ростре своего разбитого судна. Вверху шторм так трепал единственный уцелевший прямой парус, что тот оглушительно хлопал, и это походило на удары грома. Над мачтой кружила огромная стая мерзкого вида существ, тощих, напоминавших уродливых женщин с перепончатыми крыльями. Жадные до человеческой крови, они то и дело камнем падали на очередную жертву.
