…Вольфгардская Цитадель медленно выплывает из тающей предрассветной дымки. Сперва появляются внушительные бастионы и угловые башни с узкими прорезями бойниц, затем — смутные очертания донжона. На дне сухого рва, окаймляющего замок, вперемешку валяются тела, человеческие и звериные. Отыщись в городе торговец редкостями посмелее, он мог бы сколотить кругленькое состояние, распродавая шкуры этих животных. В мире не существует подобных существ — рожденных горячечным кошмаром, противоестественно сливающим в себе черты самых разных лесных тварей.
Для размеренно отбивающих время курантов не имело значения, какие потрясения обрушились на горожан. Хитроумный механизм выполнял работу, для которой был создан. Громыхнули шесть ударов большого колокола, которым
вторил перезвон маленьких колоколов, и почти одновременно вздрогнули поднятые мосты у Оленьих и Снежных ворот, рывками поплыв вниз. Разматывающиеся цепи пронзительно залязгали, заставляя стоящих на надвратных башнях и стенах людей напряженно вглядываться в притихшие окрестные дома.
Мосты благополучно достигли склонов рвов и грузно улеглись на слегка осевшую под привычной тяжестью опору из бревен. Взлетело и рассеялось под ветром небольшое облачко пыли. Маятник курантов отсчитывал уходящее время, вокруг ничего не происходило и не изменялось: все то же удушливо-настороженное молчание, карканье ссорящихся ворон, розовато-желтый отблеск поднимающегося над землей солнца и голубоватые тени.
Надсадно заскрипели вытаскиваемые засовы — огромные деревянные брусья, окованные выплавленным в кузнях двергов железом. Колышась под собственной тяжестью, воротины важно отошли в сторону, открывая темные зевы барбикенов. После мгновенной заминки оттуда, словно горошины из перезрелого стручка, вылетели всадники — около дюжины или чуть больше. Ворота торопливо захлопнулись, кавалькады пронеслись через сотрясающийся под дробными ударами копыт мост, и устремились по улицам
— одна группа направилась к Полуденным кварталам, другая — к Восходным.
Люди настороженно озирались по сторонам, каждый случайный звук бросал их ладони к рукоятям мечей, но пока тревоги были напрасны — дерзкая вылазка из осажденного замка оставалась пренебрежительно незамеченной. Никто не нападал на разведчиков, жуткие, кровожадные твари не выскакивали из засады, устроенной за покосившимся забором. Напротив, в одном из домов на Ивовой улице со скрипом распахнулось чердачное окно, откуда высунулась голова в помятом и слегка тронутом ржавчиной шлеме, нерешительно окликнувшая всадников.
Уцелевший горожанин прокричал, что нынешней ночью он и его семейство, хоронившиеся в усадьбе, приметили нечто удивительное: безумные оборотни, ломившиеся в соседний дом, вдруг бросили свое занятие и удрали. А ближе к рассвету по улице промчалась целая свора — никак не меньше тыщи! — разных жутких тварей. Они всем скопом бежали вон туда, — обыватель махнул в сторону видневшихся над крышами зубцов крепостной стены, оберегавшей город, — словно торопились поскорее убраться из Вольфгарда. С той поры ни один скогра на глаза не показывался. Никак и в самом деле пронесло, а?
Столь невероятное известие заслуживало того, чтобы быть услышанным в Цитадели, а потому одного из разведчиков спешно отрядили обратно — к тем, кто ожидал за крепостными стенами.
— Ваше величество, осмелюсь повторить уже сказанное; они ушли, — с издевательской вежливостью развел руками плечистый бородач в темных с золотом одеждах, украшенных блестящей эмалевой брошью в виде открытой ладони, даже не дослушав гонца. — Теперь это подтвердилось со всей очевидностью и непреложностью. Можно бить в набат, извещая перетрусивших обывателей о внезапном спасении. Жуткие скогры удалились по своим делам… во главе с вашей наследницей.
— Заткнись, — еле сдерживаясь, прорычал в ответ человек, поименованный королевским титулом. Приплясывающий под ним вороной жеребец шарахался то влево, то вправо, никак не в силах уразуметь, чего добивается всадник. Тот, впрочем, и сам не мог решить, что намерен предпринять: вернуться в Цитадель, метаться по улицам в поисках бесследно исчезнувшего ребенка… или сперва зарубить откровенно веселящегося Крэгана, магика из Гипербореи, не в последнюю очередь повинного в ядовитом вареве, заварившемся в столице Пограничья. Наконец он сделал выбор:
— Едем к воротам! Вдруг Диса еще не покинула город? Может, она ждет, чтобы за ней пришли?
— Сомневаюсь, — покачала головой единственная женщина в отряде. Если бы кому-то довелось сперва увидеть скакавшую во главе Стаи девочку, а затем эту женщину сорока с небольшим лет от роду, он бы отметил несомненное сходство, которому с годами суждено стать еще заметнее. — Ричильдис слишком упряма, чтобы бросать начатое дело на половине. Раз оборотни слушаются ее, она наверняка решила увести их подальше от города.
— Но она же просто ребенок! — пожалуй, настал тот редчайший случай, когда в голосе Льва Аквилонии скрежетнуло подлинное отчаяние. — Она не может оставаться одна среди напрочь свихнувшихся тварей! Ей в жизни не приходилось ничего делать самой — в конце концов, она принцесса, а не деревенская девчонка! Проклятье, где она поселится, что будет есть? Грибы с кореньями? Сырую зайчатину?! Йен, неужели у тебя хватит сил бросить собственную дочь на произвол судьбы? Прошлым вечером ты была готова лично вздернуть любого, кто заикнется о том, чтобы отдать Дису скограм, а теперь…
Зенобия Аквилонская, королева и соправительница, укоризненно смотрит на своего супруга. Тот умолкает, словно уловив во взгляде женщины нечто, о чем не говорят словами и о чем полагается знать только им, а более никому в целом свете.
— Она вернется, — словно заклинание, еле слышным шепотом повторяет Дженна Канах. — Непременно вернется. Надо только подождать.
Отряд тронулся вниз по улице, заглядывая в разоренные дворы в попытках отыскать хоть кого-нибудь из горожан.
Порой им везло — заколоченные изнутри двери или окна усадеб после некоторой возни приоткрывались и обыватели недоверчиво выслушивали новость о снятии осады. Покидать дома, ставшие убежищем во время нашествия обезумевших детей Карающей Длани, впрочем, никто не торопился.
Верхний Проезд — главная и самая длинная улица столицы Пограничья — наконец завершился площадью перед Бронзовыми воротами. Поднявшееся над чертой окоема солнце безжалостно высветило простиравшиеся за городскими пределами останки Летней Ярмарки. На покосившихся ступеньках, ведущих в помещение для стражников, кто-то сидел, обхватив руками взлохмаченную голову и раскачиваясь взад-вперед. Сидящий еле слышно подвывал, и тонкие хнычущие звуки резали утреннюю тишину, как раскаленный над огнем нож — кусок мягкого масла.
