– А народ?
– А что народ? Говорит, с таким сильным князем никуда не страшно. Мужики говорят, раз он такую силу превозмог, да еще и принял ее в себя, то никакие беды не одолеют.
– Хм, значит, бредил, говоришь.
– Нет, просто сидел и шептал, слова непонятные, но жуткие, а черное пламя время от времени вспыхивало и словно стремилось к небесам.
– И сколько я так просидел?
– До самого рассвета, а потом пламя шустро потухло, ты и встал, как ни в чем не бывало, словно проснулся.
– Мда. Ты говоришь, что от пламени холодом веяло, точно? Не жаром?
– Ну да, вон даже сейчас от тебя исходит холод, приятно аж.
– Разве такое?
– Бывает, сильнее ледяного пламени нет ничего, а тот, кто его обретает и с ним справляется, становятся самыми серьезными противниками. Оно же, пламя это, сковывает.
– Откуда оно берется?
– Не знаю, от богов наших, наверное, дар на тебе, старост потом расспроси, может чего и узнаешь.
Вновь есть над чем подумать, очень долго и кропотливо, новые вопросы, новые загадки. Не знаю, то ли попросту схожу с ума, то ли это очередные выкрутасы игры, чтобы сделать мою спокойную жизнь чуточку неспокойней.
От горизонта позади донеслись раскаты грома, а я почувствовал, что что-то завибрировало в моем инвентаре. Все обернулись, уставившись в сторону, где возникали несколько черных пятен, далеких, но не менее жутких.
Достаю полученную от кукловода спору, та вибрирует, словно пытается вырваться, резкий толчок совпадает с очередным раскатом грома, еще, еще. Каждый новый раскат отзывается в вибрации, словно спора знает, что сейчас будет или же имеет какую-то связь.
– Да уж, едрена Матрена, целых пять пятен, лихо им там придется, – выдохнул Борислав: – Князь, вовремя мы из тех мест ушли. Гляди вон, то, что по центру, совсем огроменное!
Я обратил внимание, бессознательно сжав в ладони спору.
***
Огромная черная воронка втягивала в себя густые облака, источая тяжелый черный туман, стремящийся вниз к поверхности земли
.
Тот,
соприкасаясь, иссуша
л
все растения,
и
те в мгновение
словно
старели
и погибали
. Что-то исполинское словно пыталось растянуть
пульсирующую
воронку и протолкнуть вниз Нечто.
Сотни шевелящихся шаров
будто
скатывались по туману, распадаясь на земле и высвобождая легионы изуродованных существ, тут же принимающихся рыскать по округе. Каждая минута увеличивала шевелящееся море вдвое, каждые пять минут расширяли воронку на десятую долю, еще немного, и Нечто сможет войти в этот мир...
-
Князь
!
Князь
!
ин сопр
***
Открываю глаза, пытаясь понять, кто меня звал, но почему-то сижу на земле, и вокруг меня все обгорело, а что не успело, заледенело.
– Князь!!! – вдруг понимаю, что меня зовет Борислав: – Какого рожна телегу-то спалил?!!
– Какую телегу?
– На которой ехали, какую еще?!! Еле Сивку успел отцепить, а то и его бы сжег со всеми пожитками!!!
– Что произошло?
– Ничего не помнишь?! Ты что-то сжал в руке, то даже хрустнуло, какие-то нитки повылазили из-под пальцев и резко обтянули запястье, тут же рука вспыхнула, пламя передалось на все тело, я только и успел, что сбил клин, отпуская поводья, да столкнул пару кулей и сам в сторону. Телегу в миг покрыло льдом, по которому тут же разнеслось пламя, и та вспыхнула.
– А я?
– А ты сидел, крепко сжимал руку, нити извивались, пока не сгорели, а сам все что-то громко произносил непонятные слова, сгорбившись и походя на огромного черного волка.
– Испугал?
– Немного, телегу вот жалко. Хорошая телега была. Да и наковальня, расплавилась, родимая, пламя у тебя, Князь, только металл и плавить, нет, горы целиком.
Оглядываюсь, народ держится поодаль и все внимательно смотрят на меня, интуитивно открываю пару инфо окон, с удивлением обнаруживая, что отношение сильно подросло у всех, дойдя до категории “уважение”.
– Можно! – внезапно крикнул Борислав, и к нам двинулись мужчины.
– Извини меня, потери компенсирую, – обращаюсь к кузнецу.
– Да ничего, толку от компенсаций мало будет, а телегу сами сделаем, только кузню позже поднять смогу, когда доберусь до рынка.
– Будет рынок, причем сразу, так что не беспокойся.
– Откуда, Князь?
– Будет, почти сразу, мы же не беженцы какие-то, я выходил подготовленным, точнее, подготовили меня, не переживай, – вдруг вспомнил я про подарки от банкира.
– Князь, – староста поприветствовал, подойдя почти вплотную, его примеру последовали остальные.
– Никого не зацепил?
– Нет, траву вот немного подпалил, – староста будто бы попробовал отшутиться.
– И телегу с кузней, – добавляю, оглядывая пепелище.
– Князь, мы чего подошли-то. Ты, видел что-то или от чего это?
– И то, и другое. А чего спросил?
– Старики говорят, если вот так человека, то он либо видит то, что другие не могут, либо что-то его пытается заполучить.
– Видел, будто под теми пятнами побывал.
– И что там?
– Смерть.
– А в руке что у тебя было?
– Вы видели таких существ, которые вроде бы и не живые, и живые, а их будто бы что-то обтянуло, словно в сеть рыбацкую угодили и обмотались?
– Хм, нет.
– Повезло, так вот, если увидите – бегите, справиться с такими крайне сложно, нежить, что подходила раньше к стенам по сравнению куклы. А вот эти кукловоды не только опасные, но и разумные, если погибните, то станете такими же, пересадит на вас и все, гулять по свету.
– Жуть!
– Жуть, вот я такую еле убил, нашел спору от нее, вот тут, – указываю рукой на пепелище: – Достал, когда началось на горизонте, она вибрировала, сдавил, та оказалась живой и принялась меня пленить, но пламя сожгло, а я заглянул вон туда, – указываю на черный горизонт: – И то, что я увидел, мне не понравилось, мало видел, но хватило, так что не будем медлить, нужно спешить в путь. Каждый день в пути нам потом скажется.
Междуглавие 4.
– Где Голова?
– А? Что? – спросонья вскочил один из них, наиболее трезвый, ошеломленно пытаясь рассмотреть появившегося из ниоткуда человека в дорожных одеждах, плотно обтягивающих легкие кожаные доспехи.
– Голова где?! – более резко переспросил незнакомец.
– Где? Где? У себе! – придя в себя, буркнул сторож и уселся обратно, накидывая на глаза шапку для продолжения более важного дела: – Ходят всякие, поспать не дают.
Человек прошел через ворота и направился по улице к дому Головы. Дворовые собаки, почуяв чужака, тут же принялись дружно лаять и, если цепь позволяла, бросаться на забор, выказывая всю свою дружелюбность. Деревенские угрюмо смотрели на незнакомца, женщины затаскивали заигравшихся детей со двора в дома, запирая двери и ворота на засовы.
